— До скорой встречи в Каменец-Подольске...
Как только стемнело, первыми тронулись в путь тыловые части нашей 164-й дивизии. Затем штаб. За ним потянулись артиллерия и пехота. С позиций они снимались тихо, незаметно.
На всем участке дивизии, где раньше оборону держали три наших полка, теперь остались всего три роты и кавалерийские разъезды эскадрона старшего лейтенанта Коробко. Они довольно ловко и умело вводили противника в заблуждение относительно направления отхода главных сил дивизии.
Лишь утром 6 июля в 12 км от Прута мы увидели вражеские танки. Они ползли осторожно, присматриваясь к каждому кустику, холмику.
Батальон оседлал развилку дорог, где три шоссе, идущих из Черновцов, Новоселицы и Боян, сливались в одно — хотинское. По какой бы дороге ни шел противник, ему не миновать нас.
Мы встретили его плотным огнем. Тогда гитлеровцы начали обходить нас с флангов. Пришлось отвести подразделение на западную окраину Хотина и, учитывая тактику врага, по-иному организовать заслон на подступах к городу. Вскоре к нам прибыл начальник оперативного отделения дивизии капитан Матвеев и передал приказ комдива: «Любыми средствами прикрыть переправу до 23.00». Другими словами, мы должны были не допустить противника к Днестру, задержать его продвижение на три часа.
Матвеев сообщил, что мост через реку уже разбит, действуют пока лишь два временных понтонных моста: по одному переправляется 90-я горнострелковая дивизия, а по другому — наша 164-я.
Северную окраину Хотина оборонял арьергард горнострелковой дивизии, а западную часть города и его южную окраину — 144-й отдельный разведбатальон. Ближайший путь к переправе со стороны противника лежал через южную окраину Хотина. Здесь-то я и расположил танковую роту и кавэскадрон, надеясь на то, что древние стены Хотинской крепости будут способствовать созданию упорной обороны. Самая сложная задача выпала на долю лейтенанта В. Кухаря. Его машины с пушками должны были поддержать любое подразделение, если оно окажется в тяжелом положении. Мой КП — здание почты.
Оставив начальника штаба батальона капитана Дмитрия Мартыненко на КП, я помчался на броневике на юго-западную окраину города. Рота Тихонова вела бой. Выйти на указанный рубеж она не успела. В бинокль я увидел обширное зеленое поле, по которому двигалась длинная цепочка вражеских танков, а за ними — пехота. Неприятельских машин насчитал тридцать, а своих шестнадцать. Перевес небольшой, но сила огня разная. У нас были амфибии, предназначенные для разведки. Эта облегченная, высокой проходимости машина не имела пушки, а была вооружена лишь двумя крупнокалиберными пулеметами.
По рации я вызвал из резерва на помощь Тихонову взвод БА-10. На каждой бронемашине имелось по 20 снарядов.
Поддержка пришла своевременно. Три БА-10 с ходу прямой наводкой начали бить по неприятелю. Подбили четыре танка. Тихоновские амфибии тем временем пулеметным огнем отсекли пехоту и заставили ее залечь. Машины противника попятились. Этим воспользовались наши артиллеристы и подбили еще один танк.
Между тем два вражеских танка с автоматчиками обошли с. Каплевку огородами и устремились в сторону переправы. Такой маневр врага Тихонов предвидел и на всякий случай оставил в кустах на берегу реки Т-37. Командир экипажа комсорг Борис Гудков, находясь в засаде, внезапным пулеметным огнем смел автоматчиков с брони. Они кинулись в заросли и нарвались на сабли кавалеристов. Танки противника развернули пушки. Метким огнем Гудков забил смотровую щель одной башни. И хотя другое вражеское орудие подожгло амфибию, однако Гудков свое дело сделал: он не только задержал вражеские машины, но и рассеял десант, дал возможность артиллеристам первыми открыть огонь и подбить оба танка.
Одновременно в бой вступил экипаж машины БА-10 сержанта Уртоева. Это был очень дружный, спаянный коллектив, мастерски владевший грозной боевой машиной. Сам Уртоев далеко за пределами батальона славился меткостью огня.
Машина Гудкова горела. Снайперским выстрелом из пушки Уртоев разбил орудие, подбившее танк Гудкова, отомстив за гибель товарищей. Взаимодействие и взаимовыручка, основанные на высокой выуч ке личного состава экипажа, дали свои плоды.
Только хорошо обученные и сплоченные экипажи, спаянные общей целью, могут разбить ненавистного врага и добиться успеха в бою. Такими были и остались в моей памяти командиры экипажей БА-10 и Т-37 сержанты Гудков, Уртоев, Жачкин, Абрамов и многие другие.
Не добившись успеха на этом участке, противник пошел в обход города с севера. Но там наши соседи из полка майора Г. Миклея 96-й горнострелковой дивизии встретили его таким огнем, что он откатился назад. К этому времени подошли основные силы гитлеровцев. Они сковали нас на флангах и собрали мощный кулак для атаки. Оккупанты явно спешили, стремились ворваться в Хотин до наступления темноты.
Снова вспыхнул бой. Минут через сорок должна закончиться переправа наших отходящих подразделений. Мы не сомневались, что задание комдива выполним. Но держаться надо было изо всех сил.
Особенно тяжело приходилось бойцам лейтенанта Романенко. Они вместе со взводом БА-10 стояли насмерть. Их окружил румынский полк. Танки врага перекрыли все улицы, и все наши попытки выручить товарищей были безрезультатными.
В 11 часов вечера мы начали пятиться к реке. Когда добрались до Днестра, саперы уже развели понтонные лодки. В условленном месте меня ждал А. Курдюков. Он, держа под уздцы пару коней, доложил, что бронерота успела проскочить по настилу, а кавалеристы и амфибии «махнули» вплавь.
Под покровом темноты преодолели Днестр. Зарево горящего города отражалось в воде. То тут, то там от мин и снарядов вырастали фонтаны.
Но вот и левый берег. Сосин, Курдюков и я вышли на твердь, оглянулись на горящий Хотин — один из древнейших славянских городов, со времени своего основания не раз подвергавшийся нашествию иноземных захватчиков. И вот мы покидали этот красивейший город, омытый кровью наших товарищей.
«Нет, мы ненадолго уходим,— убеждал я себя,— ненадолго. Скоро вернемся».
Там, на западной окраине, все еще слышались выстрелы.
Путь держали к Каменец-Подольску. Меня одолевали невеселые мысли. Отступление, понесенные потери, господство противника в воздухе — все это действовало удручающе. И в то же время перед глазами вставали мужественный танкист Гудков, самоотверженные красноармейцы во главе с лейтенантом Романенко, колонны организованно отходящих войск. Они сражались и умирали, глубоко уверенные в окончательной нашей победе.
144-й отдельный разведывательный батальон за успешное и самоотверженное выполнение боевых приказов был представлен к правительственной награде. К высоким наградам представлены и 52 лучших разведчика, показавших замечательные образцы смелости, отваги и героизма.
При выполнении боевых задач батальон уничтожил свыше 600 фашистских солдат и офицеров, 12 броневиков, 8 средних танков, 22 миномета, 8 крупнокалиберных пулеметов и захватил много ценных документов[«Знамя Родины», 1941, 9 сентября.].
Анализируя события более 30-летней давности, я все больше убеждаюсь, насколько правильны слова Маршала Советского Союза И. X. Баграмяна:
«Мужество и воинское мастерство всегда выступают в единстве. Одно подкрепляет, цементирует другое. И только в единстве они представляют могучую силу»[«Красная Звезда», 1973, 2 июня.].
Именно такими качествами, подкрепленными любовью к Родине, обладали командиры и политработники нашего разведывательного батальона: политрук В. Шугаев, командир бронероты В. Кухарь, командир взвода лейтенант Кулебякин, командир танкового взвода лейтенант Давидюк, командиры стрелковых рот П. Романенко и А. Пагин.
Бойцы, командиры и политработники 144-го отдельного разведывательного батальона с первых дней войны не жалели своей жизни в борьбе с врагом.
Многие из них пали, защищая родную землю, но остались навечно непобежденными.