день? Только не в поле.

— Не знаю, — смущенно сказал Коля.

— Тогда завтра вечером ждите нас в кустах у Замостья.

Сермяжко простился с братьями и, вскочив в сани, поторопил жену:

— Трогай скорее…

— Что у вас случилось? — уже в пути спросила Валентина у мужа.

— Неужели не знаешь нашего Андрея? Недавно упустил барана, отобранного у полицаев, а теперь эшелон упустил, — не выдержал Сермяжко.

Ларионов только тяжело вздохнул.

— Ротозейство большое, но не унывай, завтра исправим эту ошибку. — Сермяжко хлопнул Ларионова по плечу.

Весь день Андрей внимательно приготовлял шнур.

— Если теперь я с этим шнуром не сработаю, то можете меня повесить на нем, — сказал он вечером товарищам.

С наступлением темноты группа на двух подводах, захватив снаряды и мину, выехала в условленное место. Там уже ожидали Гриша и Коля.

— А в эту ночь капсюль не подведет? — спросил Гриша.

— Взорвется, обязательно взорвется, — сказал Ларионов.

— Хорошо знаете дорогу в этом направлении? — спросил братьев Константин.

— Не совсем, но здесь в деревне живет дядя Петр, он-то знает.

— А он поведет?

Коля утвердительно кивнул и скрылся в темноте. Скоро он возвратился с прихрамывающим пожилым усатым мужчиной.

— Как говорится, подарок на железную дорогу, — улыбнулся усач. — Пошли.

Возле лошадей опять осталась Валентина.

Приведя подрывников к речке Плиса, проводник остановился.

— Теперь и без меня дойдете, — сказал он.

Сермяжко поблагодарил дядю Петра, и партизаны начали осторожно спускаться с горки. Михайловский шел последним. Он нес тяжелый снаряд. Впереди шагал Андрей. Вдруг у него под ногами затрещал лед. Андрей отскочил в сторону, предупредил об опасности Михайловского. Тот взял правее и провалился по пояс. Руками действовать он не мог: нес снаряд, звать на помощь товарищей было опасно: могли услышать немцы. Оглянувшись, Сермяжко не увидел Михайловского и послал Дудкина выяснить, в чем дело. Только с помощью Дудкина Михайловский смог выбраться из проруби. Несмотря на уговоры Дудкина, он не вернулся к подводам, а пошел вместе с группой.

— Не замерзнешь? — спросил Сермяжко.

— Выдержу, — преодолевая дрожь, ответил Михайловский.

Около самой насыпи подрывники залегли. Сильный мороз давал себя знать, а шевелиться было нельзя. При лунном свете отчетливо вырисовывались на полотне фигуры охранников. Подрывники затаили дыхание. Белые маскхалаты надежно скрывали их.

— Эх, резануть бы из автомата, ни один не уцелеет, — прошептал Дудкин.

Постепенно удаляясь, немцы скрылись. Сермяжко расставил фланговые прикрытия. Мину должны были ставить Дмитриев, Красовский и Дудкин. У шнура лежал Ларионов.

Михайловский оледенел, по оставить товарищей и уйти к подводам не согласился. Он хотел увидеть, как взлетят на воздух ненавистные фашисты. Мороз пересилил его. Михайловский стал замерзать, и Сермяжко отправил его в сопровождении Афиногентова к подводам.

Отойдя с полкилометра, Михайловский и Афиногентов услышали пыхтение приближавшегося паровоза.

— Давай посмотрим, как полетят фашистские вагоны, — обратился Афиногентов к Михайловскому.

Они присели и стали ждать. Показался эшелон, сквозь зашторенные окна кое-где пробивался свет.

— С гитлеровцами, — прошептал Михайловский.

Под ногами партизан дрогнула земля.

— Отличная работа, — смотря, как лезут друг на друга вагоны, сказал Афиногентов.

— Теперь мне теплее стало, — стуча зубами, с усилием проговорил Михайловский.

Партизаны возвратились к повозкам.

— Вот это улов! — пошутил Дудкин.

Уже садясь в сани, Сермяжко сказал:

— Отдохнем дня три, ребята, потом снова закинем такую же удочку.

Дядя Петр восхищался:

— Ну и дали, аж под ногами снег поднялся, а пламя так выше ста метров поднялось.

— Спасибо тебе, отец, иди теперь домой спать, — поблагодарил Сермяжко.

— Если дороги опять не будете знать, позовите меня, — сказал дядя Петр и заковылял в темноту.

— Когда вас теперь ждать? — спросил Коля.

— Вы оба утром наведайтесь на станцию Жодино, походите по деревням, узнайте, что делают оккупанты и что говорят про взрыв, а ночью пусть один из вас придет на опушку леса у Замостья. Там встретите Валентину… Ясно? — сказал Константин.

— Ясно!

Подрывники вернулись в деревню Замостье. Отдыхали, Михайловский пил малиновый чай. Вечером, переодевшись в крестьянскую одежду, Валентина вышла в условленное место. Там ее уже ждал Коля. Он сообщил ей, что на станцию Жодино прибыл батальон эсэсовцев.

Выслушав жену, Сермяжко твердо сказал:

— Батальон эсэсовцев — угроза серьезная. Ничего, не испугаемся. Еще пару дней отдохнем и опять на железную дорогу, заряды обратно в лагерь не понесем.

Еще два вечера Валентина выходила в лес, и оба раза братья Сермяжко сообщали, что охрана значительно усилена.

— Все равно пойдем, — упрямо твердил Константин.

Вечером подрывники снова отправились на железную дорогу. На этот раз они пошли левее станции Жодино, кустами подползли к самому полотну. Афиногентов и Ларионов уже хотели идти с миной на рельсы, но невдалеке послышался разговор немцев, и они увидели, как гитлеровцы в длинных тулупах залегли в снег.

— Засада, — прошептал Ларионов.

Партизаны отползли назад.

— Засада не помешает поставить мину, лишь отрежет путь к отходу, — прошептал Сермяжко, и они кустами поползли вдоль железнодорожного полотна.

— Здесь положим, — остановился Константин.

Афиногентов, как тень, бесшумно приблизился к рельсам и быстро заложил мину.

Через полчаса — снова взрыв, снова пламя бушевало над разбитыми вагонами.

В стороне затрещали пулеметы и автоматы гитлеровцев, но подрывники благополучно отошли в Замостье.

— Теперь домой, — сказал Сермяжко.

По пути в районе Белая Лужа Сермяжко заглянул в тайник Каледы. Дядя Вася писал, что в районе началась карательная экспедиция.

Группа Сермяжко двое суток просидела в кустах и, только когда кругом затихло, решила заглянуть в лагерь. Здесь она встретилась с нашими разведчиками и партизанами Сороки и Мотевосяна.