На следующий год, пережив холодную зиму, которую я при содействии булочницы провел в нетопленой библиотеке монастыря на горе Михельсберг, мне пришлось отказаться от своей профессии библиотекаря, как от старого изношенного пальто. С тех пор я с огромным удовольствием посвятил себя рассказу историй. Теперь я странствую из города в город, из крепости в крепость, с ярмарки на ярмарку, и частенько слушатели бросают мне в шляпу лишь пару крейцеров.

Ну и, конечно, вы давно это заметили, что я не только сменил род занятий, но и собственное имя. Не может странствующий рассказчик зваться Венделином, тем более Свинопасом, а потому я нарек себя Гильдебрандом фон Альдерслебеном, по названию деревушки, где я родился.

Скажете, что это слишком напоминает Вольфрама фон Эшенбаха[16] или Генриха фон Фельдеке, которые своими любовными песнями заставляли рыдать даже прачек и горничных?

В качестве Гильдебранда фон Альдерслебена я, урожденный Венделин Свинопас, странствую по стране уже не один год, рассказывая истории, отчасти всамделишные, свидетелем и участником которых был сам, а отчасти вымышленные, мною сочиненные. Но та история, которую я записал и которую вы сейчас прочли, самая что ни на есть правдивая, ведь большую ее часть я сам пережил.

Сегодня события того далекого 1525-го года кажутся мне наиболее волнующими и диковинными во всей моей жизни. Конечно, воспоминания многое преображают, красивое и доброе перевешивает, но перед моими глазами так до сих пор и стоит жуткая картина, когда плотники на рыночной площади Бамберга начали устанавливать виселицу, на которой палач должен был лишить меня жизни.

Я часто задумывался о том, явилось ли уничтожение «Книг Премудрости» огромной потерей для человечества. Не пошло ли это скорее на пользу, если вспомнить, какие средства и пути изыскивали некоторые личности, чтобы завладеть ими? И я даже не Магдалену имею тут в виду, чьим единственным интересом был эликсир, с помощью которого она надеялась освободиться от обвинений в колдовстве со стороны инквизиции.

Если бы Папа и его алчный легат Джустиниани нашли сокровища тамплиеров, кто знает, что бы они сделали с этим несметным богатством. Бедные — тут уж я нисколько не сомневаюсь — остались бы ни с чем, несмотря на слова Господа в Библии: «Так, как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

А Альбрехт Бранденбургский, этот сердцеед? Он бы вел еще более расточительный и распутный образ жизни, пьянствовал бы и скупал не имеющие никакой ценности косточки мнимых «святых», бывших при жизни не святее свиньи, предназначенной на убой.

Еще остаются чернокнижник Иоганн Фауст и его заказчик Эразм Роттердамский. Когда Фауст, этот шарлатан, сочинявший гороскопы, несколько лет назад отправился в мир иной, никто и слезинки не пролил по нему. И даже Эразму, сиятельнейшему ученому, его собственная смерть спустя всего несколько дней помешала скорбеть по ушедшему. Кстати, я вовсе не уверен, что Фауст, который был ближе к дьяволу, чем любой человек в этом мире, отдал бы «Книги Премудрости» своему заказчику. Если бы книги нашел Фауст, он сам бы воспользовался их содержанием и посмеялся над Девятью Незримыми, поскольку один из них поручил это дело именно ему, величайшему шарлатану и обманщику.

Девять Незримых больше не давали о себе знать. Хотя каждый из них достиг славы и почета на своем поприще, их сообщество утратило свой смысл. Если же проследить судьбу тех трех Незримых, принадлежность которых к союзу не вызывает сомнения, то они лишь подтверждают мои мысли о том, что «Книги Премудрости» должны быть навсегда стерты из памяти человечества. Великий Рудольфо стал жертвой покушения. Отличавшегося крепким здоровьем аббата Тритемия за несколько дней скрутил странный недуг. А Папа Климент после десятимесячного пребывания на посту понтифика ушел из жизни на пути в Рим. Такое впечатление, что над тайными книгами тяготело проклятие и они скорее были способны разрушить мир, чем подарить нам, людям, лучшие времена.

Что же до жены канатоходца, то не стану скрывать, я боготворил Магдалену, втайне любил ее. Но я, увы, не был знаменитым канатоходцем, как Великий Рудольфо. Не было у меня и предприимчивости, которой обладал посланник дома Фуггеров Маттеус Шварц.

То, что моя внешность уступала обоим, не подлежит сомнению, хотя опыт учит, что самые красивые женщины чувствуют симпатию как раз к мужчинам, обделенным природой, а не наоборот.

Причина, скорее всего, заключается в законе природы, по которому, к примеру, одинаковые полюсы отторгают друг друга, а разные притягивают. В моем случае этот закон, к сожалению, не сработал. Но кто знает правду о любви? Давать свои толкования так же бессмысленно, как исследовать мотивы, побуждающие человека действовать так, а не иначе.

Моя страсть к сочинению историй берет, наверное, начало в том магическом воздействии, которое на меня оказывают странствующие шуты и ярмарки. Так было не всегда. Может, меня не оставляет безумная надежда, что в один прекрасный день из циркового фургончика выйдет женщина в зеленом платье, грациозная и самоуверенная, — Магдалена.