Булочница явно не заметила насмешки и сказала, гневно сверкая глазами:

— Тогда тем более непонятно, почему он исчез под покровом ночи.

По дороге к собору Венделин бормотал себе под нос надпись на разрушенном надгробии Тритемия. Она так врезалась в его память, что он мог бы произнести ее, даже если бы его разбудили посреди ночи: «Навечно молчат книги Иоганна Тритемия на своем месте, в соборе императора Генриха». Не глядя на Свинопаса, Магдалена бросила на ходу:

— Надеюсь только, что желание Тритемия не сбудется. Но, как показывает жизнь, умные мужи ошибаются даже чаще других.

Придя на Соборную площадь, они сначала решили насладиться импозантным архитектурным сооружением. Четыре филигранные башни, образованные восемью уровнями и увенчанные остроконечными вершинами, словно иглами, устремленными в небо, обрамляли восточные и западные хоры. Между ними находился неф, настолько высокий, что, казалось, он соперничал с башнями. Ко всему этому в соборе имелось четыре мощных портала, причем на местах, где их меньше всего можно было ожидать: Адамовы и Благодатные врата — сбоку, со стороны восточных хоров; Княжеский портал, то есть главный вход, был расположен совершенно несимметрично и никоим образом не по центру нефа, а с северной стороны. Почти спрятанные, на северо-западном фасаде находились врата Фейта Штосса, а напротив, в пристройке к западным хорам, находилась тайная решетчатая дверь. С южной стороны был пристроен крестный ход и зал для собраний. Все вместе напоминало запутанный лабиринт, непреклонный и строгий, способный навеять ужас на несведущего посетителя.

— Мне страшно, — призналась Магдалена после того, как они трижды обошли собор снаружи и тщательно осмотрели его.

— Это наверняка входило в намерение строителей, — пояснил Свинопас. — Было время, совсем недавно, когда папы, кардиналы, епископы и клир старались держать верующих в страхе и покорности. Проще всего этого можно было добиться возведением мощных устрашающих сверхъестественных домов Божьих. Маленькая церквушка скорее вызывает протест. А сооружение, подобное этому, стерпит лишь покорность и повиновение. Но кому я это говорю!

Магдалена задумчиво кивнула.

— Таким образом, — произнесла она, — собор императора Генриха — идеальное место для сокрытия сокровищ. Аббат Тритемий, наверное, точно знал, почему следовало спрятать «Книги Премудрости именно здесь, а не в другом месте. Трудно себе представить, что кто-то отважится хранить книги такого нечестивого, даже еретического содержания в священных стенах Божьего дома, — это все равно что, например, сделать золото или сварить чудодейственный эликсир.

Пока она говорила, устремив взгляд на острие северо-восточной башни, изнутри отворились Благодатные врата. Из них вышел старик в зелено-красной сутане и зажмурился на солнце, прорезавшем туман первыми робкими лучами. Поднимающаяся вверх Соборная площадь была пустынной.

Здесь пока еще царил мирный покой. Только со старого епископского двора доносился собачий лай.

— Вы приезжие? — крикнул с верхней площадки соборной лестницы облаченный в свою необычную униформу старик.

Венделин помотал головой, ничего не ответив.

— Если вам угодно, я могу провести вас по собору. Я для этого здесь и существую. Это будет стоить вам скромной лепты в кружку для пожертвований!

Магдалена бросила взгляд на Венделина. Проводник появился весьма кстати. Напрасно она задавалась вопросом, как именно им предстояло искать книги. Выстукивать стены в поисках полого помещения? Это представлялось столь же бессмысленным, как поиски жемчужины на дне Регниц. Свинопас высказывал предположение, что Тритемий мог выбрать тайник с символическим значением или закодировать каким-нибудь иным способом. В этом смысле проводник мог оказать им неоценимую услугу.

После того как Венделин бросил монетку в кружку у входа в Благодатные врата, старик начал свои объяснения. При этом он перешел на своеобразный монотонный речитатив, по тональности мало чем отличавшийся от хоровых песнопений цистерцианцев Эбербаха.

Магдалена и Венделин с интересом приняли к сведению, что воздвигнутый пятьсот лет тому назад собор императора Генриха уже дважды сгорал и снова возводился, последний раз это случилось триста лет тому назад стараниями епископа Экберта. На протяжении строительных работ, длившихся столетиями, вкусы, образ мыслей и потребности строителей менялись. Возникшее в результате сооружение поражало совершенно разными архитектурными стилями и несло на себе печать таинственности. Таинственным собор был, потому что во время долгого строительства значение и символика многочисленных скульптур и рельефов утрачивались, что иногда было очень досадно. Так, например, никто не мог объяснить, почему на Страшном суде над Княжеским порталом, где по правую руку Господа сидели блаженные, а по левую проклятые, среди проклятых явно находились король, епископ и — с нами Бог! — даже Папа, причем последнего благодаря тиаре ни с кем нельзя было спутать.

Самой большой загадкой, впрочем, был бамбергский всадник, конная статуя, вытесанная из камня приблизительно в натуральную величину. Вряд ли кто-нибудь из жителей знал, откуда взялась эта скульптура и кого она изображала. Ее происхождение и значение были просто-напросто забыты. Теперь каменный всадник стоял на консоли и спокойно, почти надменно взирал поверх голов прихожан.

Вне всяких сомнений, собор императора Генриха, которому выпало хранить одну из величайших тайн человечества, сам был сплошной загадкой.

— А вы знаете все или хотя бы основные тайны этого собора? — осторожно поинтересовалась Магдалена у проводника, после того как они услышали от него самое главное.

Старик усмехнулся, смиренно опустил глаза и ответил, покашливая:

— Человеческой жизни не хватит, чтобы познать все созданное человеческими руками в этих стенах. — И не преминул добавить: — Благодарение Богу!

Собор тем временем все больше наполнялся посетителями, это были люди, прибывшие издалека и желающие посмотреть на чудо архитектуры, а также горожане, пришедшие чинно помолиться.

Когда путеводитель попрощался с ними, чтобы заняться другими посетителями, Магдалена схватила его за широкий рукав красно-зеленого одеяния.

— Вы разрешите напоследок задать вам один вопрос?

Свинопас невольно взмахнул рукой, призывая ее к сдержанности. Один неверный вопрос мог выдать их особый интерес к собору.

— Может ли быть так, — продолжила она, — что в этом загадочном строении еще скрыты тайны, о которых мы не имеем ни малейшего представления?

Старик высвободился из рук Магдалены и повернул к ним голову. Не останавливаясь, сказал приглушенным голосом, словно не желая быть услышанным:

— Это не только может быть, дева, это так и есть! И пусть так и будет.

Магдалена и Венделин обменялись долгими взглядами. Никто из них не понял, что имел в виду старик.

Пытаясь обнаружить хоть какой-то намек на «Книги Премудрости», они целый день, до самого вечера, провели в соборе. Подробно осмотрели каждую усыпальницу, каждую скульптуру, каждое надгробие. Прошлое оживало и представало перед ними в своем запутанном многообразии.

Порой Магдалена чувствовала себя под прицелом глаз клириков соборного капитула, которые ходили за ними по пятам, пытаясь ухватить обрывки фраз. Стоило одному отойти, как на его месте тут же оказывался другой.

Поначалу Магдалена сомневалась, не плод ли это ее фантазии, но в течение дня все больше убеждалась, что слежка действительно велась. Она потянула Венделина за собой на улицу.

— Что с тобой? — удивился Свинопас, не заметивший тайных наблюдений в соборе.

— Ты что, не обратил внимания, что за нами постоянно следили и нас подслушивали? — с упреком спросила Магдалена.

Свинопас попробовал успокоить подругу:

— Я прекрасно понимаю твое смятение. Я бы покривил душой, если бы сказал, что поиски