бенедиктинцев, и Тритемий, которого я до этого никогда не видел, посвятил меня в тайну Девяти Незримых. Еще до того как мы отправились дальше, монах умер от странной болезни. С тех пор ваши ряды пополнились канатоходцем. Насколько я осведомлен, лишь я один знаю местонахождение секретных книг.

По вековой традиции «Книги Премудрости» передавались единственным на тот момент хранителем, знавшим место тайника, достойному преемнику. Тот мог по собственному усмотрению определять место хранения. Он также мог поставить в известность остальных членов «девятки», где хранятся книги, но мог и не делать этого. И Тритемий был не единственный, кто до самой смерти не разглашал тайну. Вот как оказалось, что только канатоходец Рудольфо знал, где были спрятаны «Книги Премудрости».

Помимо колких и язвительных замечаний, выпавших на долю Рудольфа Реттенбека, сына сапожника из Бамберга, со стороны Незримых, в особенности досточтимых ученых мужей, он вызвал большое недоверие. Причастность прорицателя Нострадамуса и художника Грюневальда была воспринята ими весьма скептически, но у тех, по крайней мере, не было в руках такого козыря, как обладание главной тайной — знания места хранения «Книг Премудрости». И вдруг оказывается, что тайной владеет какой-то сомнительный канатоходец!

— А в тот момент, когда Тритемий посвятил вас в тайну «Книг Премудрости», вы уже были канатоходцем? — поинтересовался Эразм после долгого задумчивого молчания. — Говорите правду!

Рудольфо покачал головой.

— В качестве престидижитатора я выполнял кунштюки в бродячем цирке, вроде парящей девы или перемещения монеты из одной бутылки в другую. Ничего особенного, но на хлеб заработать было можно.

— И как же, прошу прощения за выражение, заурядный фокусник Рудольф Реттенбек превратился в Великого Рудольфо?

Вопрос Примуса повис в воздухе. Все взгляды устремились на Рудольфо, и не без основания. Каждый из Незримых прекрасно понимал, что имел в виду Примус, задавая этот вопрос.

— Среди бродячих артистов был один итальянский жонглер, — начал Рудольфо. — На высоте человеческой головы он натягивал трос, не длиннее циркового фургона, и, пока шел по канату, жонглировал деревянными шарами. Как-то я попробовал пройти по тросу, но сразу свалился. Через пару дней я сделал еще одну попытку, и надо же, у меня получилось! Я прошел десять шагов по канату. Так я стал канатоходцем, Великим Рудольфо.

— Бла-бла-бла! — перебил его Эразм. — Есть ведь разница — сделать десять шагов на высоте двух- трех локтей над землей или взойти на башню высотой триста локтей, что, насколько мне известно, другие артисты считают невозможным. Если только канатоходец не использует сверхъестественные силы и не продал душу дьяволу. Или…

— Или? — прозвучал в длинной трапезной многоголосый вопрос.

— Или канатоходец принадлежит к Девяти Незримым и нашел в «Книгах Премудрости» указание на чудодейственное средство.

— Это обман!

— Квартус должен выдать тайник и покинуть братство!

— Фу, какая гадость, канатоходец!

От волнения остальные Незримые заговорили все сразу.

Рудольфо пришел в бешенство. Почувствовав себя загнанным в угол, он отчаянно воскликнул:

— Ваши обвинения, господа, похожи на фарс! Без единого доказательства вы обвиняете меня в обмане и нарушении наших законов, соблюдать которые каждый из нас торжественно поклялся. Докажите свои обвинения, и я добровольно взойду на костер!

В зале мгновенно стихло.

— Квартус прав, — примирительно заметил Примус и обратился к Рудольфо: — Вы сможете уличить нас всех во лжи, если еще сегодня продемонстрируете свое искусство. Не используя никаких вспомогательных средств! — добавил он, повысив голос.

Не задумываясь о последствиях, канатоходец парировал:

— Прекрасное совпадение. Мои артисты наверняка уже натянули канат, по которому я собираюсь взойти на Майнцский собор. Не такое простое дело, между прочим, поскольку канат должен быть изрядной длины, дабы подъем не был чересчур крутым.

— Так тому и быть, — подвел черту Эразм. — Кстати, — назидательно произнес он, подняв указательный палец, — с этой минуты мы не будем спускать с вас глаз, чтобы вам не пришло в голову воспользоваться недозволенными ингредиентами. У вас еще есть возможность отказаться от затеи. Хотя в таком случае мы будем вынуждены сделать определенные выводы. Если же вы достигнете цели, каждый из нас принесет вам свои извинения.

Незримые одобрительно закивали, а Рудольфо сделал широкий жест в знак своего согласия. На самом деле у него мороз по коже пробежал, ведь он прекрасно осознавал, что подписал себе смертный приговор.

Он вдруг вспомнил о Магдалене, которую не видел с тех пор, как их пути разошлись в Ашаффенбурге. Как бы она отнеслась к его намерению? После того как все устремились к выходу, эту мысль снова вытеснил страх, и он проклял тот день, когда отправился к Тритемию в монастырь и принял от него тайное послание.

В нарушении строгих законов братства «Книги Премудрости» обеспечили Рудольфо хорошее существование. Пяти капель эликсира, состав которого оказался на удивление прост и мог быть изготовлен любым аптекарем, было достаточно, чтобы превратить его на короткое время в другого человека, который чувствовал себя свободным, как птица, и не сомневался, что не сверзится с каната.

Невзирая на полуденную жару, Девять Незримых отправились в путь из Эбербаха в Майнц, Рудольфо и Эразм — верхом, а остальные — в двух колясках. На полпути Рудольфо вдруг страстно захотелось пришпорить коня и обратиться в бегство, затерявшись в лесах Таунуса. Однако пока он поджидал удобный момент, Эразм подъехал на всем скаку к нему и крикнул, словно прочитав его мысли:

— Если вам придет в голову идея бежать, мы сочтем это за признание вины! И не сомневайтесь, рано или поздно мы отыщем вас.

Рудольфо отказался от затеи и, покорившись судьбе, рысью двинулся навстречу своей неминуемой гибели.

Когда они добрались до рыночной площади, где циркачи разбили свой лагерь, на город надвигалась гроза. Трос к соборной башне был уже натянут. Встреча с Магдаленой была скованной и холодной. Она не осмелилась спросить, где он был все это время и кто те люди, которые недоверчиво следили за каждым его движением. Лишь молча дала понять канатоходцу, что, кажется, понимает смысл странной игры. Даже переодеваясь в своем вагончике и натягивая на себя белый костюм, Рудольфо находился под неусыпным надзором двух свидетелей.

Надежды Магдалены, что гроза и сильный ливень помешают аттракциону и разгонят собравшихся зрителей по домам, не оправдались. Желанный дождь так и не хлынул, а глухие удары грома стали раздаваться восточнее и вскоре вовсе замолкли. Напротив, все больше людей, оживленно обсуждавших предстоящее выступление, наводняли площадь.

Зазывала, стоя на бочке и поднеся ко рту жестяную воронку, громко возвещал о сенсационном представлении, равных которому не видали курфюрстшеский Майнц и его жители.

Магдалену терзали дурные предчувствия. Почему эти мужчины не спускали глаз с Рудольфо? Самые причудливые картины проносились у нее в голове. То она представляла канатоходца повисшим посреди троса и парализованным от страха, так что он не мог двинуться ни вперед, ни назад. То она видела его по- орлиному взлетающим с вершины башни с распростертыми руками-крыльями и исчезающим за крышами домов. Магдалена уже хотела броситься к Рудольфо, но потеряла его из виду. Она словно вросла в землю, не в состоянии пошевельнуться, как вдруг услышала за спиной его голос:

— Магдалена!

Она обернулась. Рудольфо продирался к ней через толпу зевак и, наконец приблизившись, на короткий миг заключил ее в объятия.

— Что бы ни случилось, знай, я тебя люблю, — шепнул он и, снова нырнув в толпу, исчез.