Вырезав от павшего вола два сочных куска мяса, по килограмму-полтора каждый, он связал их веревочкой из волокон алоэ и повесил себе на плечо, затем срезал три крепких и длинных бамбука, один метров шесть длиной, а два остальных метра по три и отправился в горы.

На вопросы индейцев, что он намерен делать с этими жердями и мясом, он объяснил знаками, что собирается удить рыбу на удочку.

— Ну а теперь, милые друзья, желаю вас больше не встречать на моем жизненном пути, а потому говорю вам: «Оставайтесь счастливы, но не скучайте без меня!»

На этот раз он проворно добрался до горной площадки, прежде всего убедился, что его пленники на месте, и достал из пещеры воловью шкуру, которую накануне тщательно скатал и круто свернул, чтобы она не обветрилась и не скукожилась.

— Теперь, матросик, за дело! — понукал он себя. — И живо! Денек будет тяжелый, но что из того?

Достав нож, он принялся нарезать из шкур ремни и полосы различной длины и ширины.

Прежде всего он изготовил для обоих кондоров что-то вроде упряжки невероятной крепости и прочности, совершенно подходящей им «по фигуре», но не настолько узкой, чтобы стеснять движение птиц. Покончив с этим, он изготовил нечто вроде сумки или кармана, все из той же воловьей шкуры, и снабдил ее справа и слева особого рода приспособлениями вроде тех, какие делаются у кавалеристов на стремени, чтобы вставлять в них пики.

Эту сумку или карман он крепко привязал к середине самой длинной из бамбуковых жердей, которые, несмотря на свою легкость, могли свободно выдержать тяжесть человека.

— Пока все идет как по маслу! Надо запрягать моих лошадок, а там в добрый час, что бог даст! Лучше себе шею сломать, чем пребывать целую вечность у этих дикарей, превративших меня в какую-то мукомольную мельницу!

С этими словами он направился в пещеру, или грот, за своей лошадкой номер один и, кряхтя под тяжестью птицы, донес ее до того места, где лежала бамбуковая жердь; тут он опустил ее на землю.

Птица, еще не успевшая оправиться после столь продолжительного пребывания в путах и смирившая свой буйный нрав в заточении, позволила себя запрячь без малейшего сопротивления.

То же самое произошло и со второй птицей, которая также была впряжена без особых хлопот.

Для того чтобы понять то, что задумал маленький парижанин — маневр, страшно рискованный, требовавший отчаянной смелости и присутствия духа, — необходимо хорошенько понять устройство его аппарата.

Длинная жердь посередине, глубокий карман или, пожалуй, даже гондола, если хотите, кожаная гондола, и на каждом из двух концов жерди припряженные к ней птицы, которых жердь удерживала на должном расстоянии друг от друга, подобно тому как это делает ярмо в упряжке рабочих волов. Это приспособление, однако, нисколько не мешало полету птиц, равно как и их хомуты и шлеи не стесняли их движений.

Теперь оставалось еще хорошенько усесться в гондоле и взлететь вместе с птицами. Кроме того, нужно было еще иметь возможность управлять их полетом, заставлять их спускаться вниз или подниматься вверх по мере надобности.

И вот что Фрике измыслил для этого: рассчитывая не без основания на голод и прожорливость кондоров, он укрепил по куску мяса на конце каждой из двух бамбуковых жердей длиной по три метра, затем вставил обе жерди в маленькие, нарочно для этого приспособленные по обе стороны его кожаной гондолы чехольчики и дотащил весь свой аппарат до самого края площадки с той стороны, где она обрывалась совершенно отвесной стеной. Здесь он проворно перерезал путы, связывавшие птиц, уселся в гондолу, взял в каждую руку по жердине с мясом и одновременно подставил под нос каждой из птиц соблазнительное кушанье.

После этого он спокойно стал выжидать, когда его хитрость удастся. Птицы медленно стали оправляться от своего полулетаргического состояния, расправлять крылья, поворачивать головы… Вид слегка потемневшего мяса дразнил их аппетит. Они протягивали шею, но лететь, видимо, не собирались.

Так прошло с четверть часа.

— Ах вы, разгильдяи! Что же вы не летите? Кой черт, не пропадать же зря моим трудам! Ну, коли так… так вот же!.. Раз!.. Два!.. Три!.. Летим!..

И, вцепившись ногами в бамбуковую жердь, к которой была привешена его кожаная гондола, держа обеими руками жерди с приманкой, Фрике сильным толчком спихнул весь свой аппарат, а вместе с ним и себя, в пропасть.

Этот дебют молодого парижанина в воздухоплавании был довольно жалкий: весь аппарат, одновременно и дирижабль, и аэроплан, повинуясь законам тяготения, полетел, подобно камню, вниз, в пространство, и все перепуталось, перевернулось, закрутилось, подобно бумажному змею. Громадные крылья птиц беспомощно били воздух. Катастрофа казалась неизбежной. Фрике не управлял своими птицами, как настоящий воздухоплаватель своим летательным аппаратом. Он потерял всякий контроль над ними и стремглав летел в бездну.

— Так я не соберу костей! — пробормотал он и закрыл глаза. — Ну, тем хуже! Эй… да я уже не падаю!.. Право… я даже как будто подымаюсь!..

Действительно, так как птицы, обитатели воздуха, в сущности, сотворены совсем не для того, чтобы падать, как камень, и так как падение вообще для них явление совершенно нормальное, то они, бессознательно реагируя против закона тяжести, широко раскинули свои мощные крылья, из которых образовали само собой нечто вроде парашюта.

Фрике спихнул свой аппарат, а вместе с ним и себя, в пропасть.

Хотя ярмо в виде бамбуковой жерди несколько стесняло их, а тяжесть веса мальчугана обременяла в полете, тем не менее они пытались подняться вверх.

И такова была невероятная сила этих громадных кондоров, что это им тотчас же удалось. Кроме того, они были голодны, а вид двух больших кусков сырого мяса, которыми дразнил их Фрике, возбуждал в них страшное желание склевать эту пищу, находящуюся на расстоянии всего какого-нибудь полуметра от их клюва.

Не понимая, почему им никак не удается схватить мясо, кондоры усиленно напрягали свои силы, преследуя добычу, как новые Танталы.

С головокружительной быстротой поднимались они все выше и выше. Это начинало забавлять Фрике, который теперь был страшно доволен.

Крылатый аппарат несся как вихрь, как стрела, взлетая вверх, к неописуемому недоумению индейцев, следивших за всеми виражами этого диковинного сооружения.

Смелый воздухоплаватель давно уже был вне выстрелов их дрянных кремневых ружей. Да они даже и не подумали о них: до того все, от мала до велика, были поражены таким необычайным зрелищем.

Переправа через Анды в этом месте, принимая в расчет подъемы и спуски по пути, словом, все препятствия, определялась в триста пятьдесят километров. Проехать такое расстояние в экипаже, запряженном парой добрых мулов, нельзя быстрее, чем за шесть дней.

В первый день пути путешественники проезжают расстояние от Чимба до Вилья-Винсенсиа, равняющееся двадцати пяти километрам. Путь пролегает по поросшей вереском Сьерра-Мендоса и Лос- Парамильос, затем пересекает Cerro decal, то есть белую известковую пустыню, проходит через громадное ущелье, где свищет пронзительный ветер, поднимающий целые облака белой известковой пыли и свирепствующий с силой циклона. Таким образом путники достигают высоты одна тысяча семьсот восемнадцать метров.

Во второй день пути они преодолевают расстояние от Вилья-Винсенсиа до Успальяты, скользя по застывшей лаве, пробираясь в густом тумане или взбираясь на горы, окутанные мокрыми облаками. Лишь