«А… Понятно! Это, по-нашему, бойня! Я умираю с голода, а здесь, по меньшей мере, сто тысяч кило свежего мяса… Кой черт, неужели же они пожалеют для меня один бифштекс? Это, конечно, не походит на наши парижские бойни, но все же недурно устроено. Только вот воды у них здесь нет… И потом здесь, к слову будь сказано, сплошная вонь… Но делать нечего, надо войти, тем более что этот господин с собакой сейчас явится сюда со своими спутниками».

Измученный быстрым бегом, с голодным желудком, ноющим от боли, с окровавленными ногами, мальчуган вошел в саладеро.

В приставшей к телу куртке, насаженном до ушей картузе, бледный от бессонной ночи, наш друг, похоже, не привлекал особого внимания. Тем не менее он спокойно и степенно подошел к капатасу, то есть надзирателю, который с величественным видом курил сигару, наблюдая за пеонами, то есть работниками, и сменяя одну выкуренную сигару другой.

Эта важная персона, выряженная, как андалузский мул, с наглым, надменным взглядом смерила вошедшего и грубо спросила, что ему нужно.

— Я желал бы получить один бифштекс!

— Что это такое? — спросил тот недоуменно.

— Ну да, бифштекс! Кажется, в этом у вас здесь нет недостатка! — заметил мальчуган, обводя рукой разделочный цех.

— Ты бездельник! (Tu eres urn perezoso!) — проговорил по-португальски надзиратель.

— Что ты там лопочешь про какого-то Зозо? Я вовсе не Зозо и не хочу, чтобы мне давали собачьи клички… Я голоден и прошу мяса, которого у вас здесь так много пропадает, что его могло бы хватить на пропитание десяти бедных семейств!

Но сеньор капатас, очевидно, был не в добром расположении духа, так как, указав своим хлыстом на дверь, приказал мальчугану убираться вон.

— Вы негостеприимны, милейший! А я еще слышал, что жители Южной Америки — добросердечные люди, но я вижу, что или меня обманули, или ваше занятие резчика быков ожесточило ваше сердце… Ну-с, дай бог нам больше не встречаться… Пойду-ка я поищу ракушек на берегу, чтобы утолить свой голод, а дальше видно будет.

Но в тот момент, когда он собирался выйти за порог, трое человек, гнавшихся за ним от самого берега, вместе с собакой вошли в помещение бойни. Фрике к тому времени уже совершенно забыл о них.

«Только этого еще недоставало!» — мысленно воскликнул он при виде их. А те, в свою очередь, заметив маленького парижанина, пришли в настоящее бешенство.

Между ними и капатасом сразу завязался самый оживленный разговор, причем Фрике уловил выражения, не отличающиеся евангельской кротостью и человеколюбием и сопровождающиеся угрожающими жестами по адресу мальчугана.

— Да чего вам от меня нужно, проклятые болтуны?! — воскликнул Фрике.

Через минуту ему суждено было узнать об этом.

— Вы слышали сегодня ночью пушку, сеньор капатас?

— Конечно!

— А видели сигнальные ракеты?

— Да!

— Прибыл торговец невольниками, и у него появились беглецы. Этот вот мальчишка — дезертир!

— Так мы задержим его; можно ожидать приличной награды: капитан Флаксхан — щедрый господин!

«Ага… они знают Флаксхана! Ну, значит, я попался… Теперь мне все понятно… Пушечные выстрелы и сигнальные ракеты означали для жителей побережья: „Ловите его!“, „Охотьтесь за ним!“. И эти уважаемые кабальеро, как они себя здесь величают, по профессии — охотники за беглыми неграми, а при случае охотятся и за белыми людьми. Что ж, в сущности, самое лучшее — отдаться им в руки… Это даст мне возможность свидеться с моим малышом. Однако я все-таки съел бы что-нибудь!»

Как видно, наш парижский гамен был преисполнен благих намерений, и только грубость пеонов помешала ему привести их в исполнение.

Работа на бойне была на некоторое время приостановлена приходом трех охотников за людьми. Все эти мясники, или резчики, толпились вокруг группы, состоявшей из этих трех ловцов, мальчугана и капатаса. Все они хотели принять участие в задержании беглеца. Все были уверены, что капитан невольничьего судна не преминет прислать бочку анисовой водки в благодарность за их услугу, а для этих людей, вынужденных довольствоваться самогоном канной, французская водка являлась таким угощением, ради которого они не задумались бы совершить любую подлость.

Круг сузился, и какой-то негр пожелал присвоить себе честь поимки. Да, негр, этот обездоленный, который вчера еще сам был невольником, не нашел ничего лучшего, как лишить свободы этого мальчугана, который напрасно напоминал этим людям о священных обязанностях гостеприимства. Когда Фрике вдруг почувствовал на своем плече тяжелую лапу чернокожего, то вся кровь в нем вскипела.

— Долой лапы! Не то я тебя разом выпотрошу!

Но негр только сильнее сдавил ему плечо. Без видимого усилия мальчуган высвободился из его рук и ударил пяткой в желудок с такой силой, что рослый негр отлетел на несколько метров и уселся на только что содранную с быка шкуру, еще всю влажную от крови.

Падение его было встречено, как ни странно, громовым раскатом хохота и целым градом шуток и насмешек. Негр вскочил на ноги, скрежеща зубами, но стал более осмотрительным; в целях наибольшей для себя безопасности он избрал в помощники китайца, так как теперь выполнение его замысла уже не казалось ему столь легким, как он полагал сначала.

При виде желтолицего сына Поднебесной империи Фрике покатился со смеха.

— Да это настоящий маго, идол буддийский. Настоящий божок… и он хочет меня зацепить!.. Да он просто уморит меня со смеху… Тебе, китаеза, я просто дам пощечину: с тебя и этого будет довольно! — И пара звонких пощечин досталась желтолицему китайцу, причем голова его дернулась сперва налево, потом направо, как у фарфоровой куклы, а подвесная коса свалилась и повисла от пояса до пят.

Изумленный такой смелостью, негр не решался подойти ближе. Наступил второй перерыв.

— Эй, вы! Дорогу мне! — закричал мальчуган своим громким, пронзительным голосом и одним прыжком оказался у дверей.

Сила его толчка была так велика, что четверо пеонов свалились с ног как кубики домино — один через другого. Раздались крики на испанском и португальском, проклятия и вой.

— Ах вы, подлые негодяи! Трусы! Двести человек против одного!