нула вода.
—
Люк, люк!.. Задраить люк!..— крикнул главный старшина. Погас свет. Но им с Черниковым удалось все же задраить стальную переборку. Теперь они были изолированы от всего экипажа. Лодка стремительно падала вниз. Дифферент на корму все нарастал и нарастал. Что произошло? На это Буняков не мог ответить. Он знал, что глубины в этом районе превышают два километра и, если не удастся выровнять лодку, она навсегда уйдет в бездну.
Но сейчас не время было думать о том, что случилось и куда падает лодка: вода с шумом хлестала сквозь разорванный корпус. Нужно немедленно подать сжатый воздух, чтобы поднять в затопленном отсеке атмосферное давление.
Буняков вплавь добрался к клапану и открыл его. Воздух высокого давления со свистом ворвался в отсек. И в этот момент корпус лодки коснулся дна.
— А теперь хватай кувалду и лупи по клину!— крикнул Черникову главный старшина, перекрыв клапан.— Пробоина не так уже велика. А мне, брат, еще в долгосрочный нужно...
5. Молчаливый свидетель
Матрос Баженов пришел в себя, когда его несли на носилках в каюту. Он широко открыл глаза, увидел чужих людей, услышал незнакомую речь.
—
Где я? Что со мной? — ему показалось, что он произнес это громко, на самом деле он лишь пошевелил губами.
Захлопнулась дверь каюты. Баженов приподнялся и огляделся по сторонам. Яркий солнечный свет врывался в открытый иллюминатор. Рядом на койках лежали капитан третьего ранга Дорофеев и инженер Румянцев. Видно, их сильно контузило взрывной волной. Они до сих пор не приходили в сознание. Кроме того, все трое изрядно-таки хлебнули соленой воды.
—
Товарищ капитан третьего ранга! — негромко позвал Баженов. Веки Дорофеева дрогнули.
—
Сергей Иванович! — снова позвал Баженов.
На этот раз веки Дорофеева поднялись. С удивлением посмотрел на матроса:
—
А... Баженов... А где инженер?
—
Да рядом с вами!
Дорофеев был очень слаб. Он нехотя повернул голову, увидел Румянцева и снова закрыл глаза. Но судовой врач Амент, видно, старался на славу. Еще на палубе он принял все меры, чтобы спасти советских моряков: им делали искусственное дыхание, их растирали, вливали спирт, разжимая зубы деревянной лопаточкой,
В голове у Дорофеева шумело. Он пытался превозмочь слабость, но тело было будто налито свинцом. Иногда он впадал в беспамятство, и тогда потолок каюты начинал вращаться, расцвечивался причудливыми узорами. Потом мерещились огромные набегающие валы. Дорофеев ка чался на волнах, и не было конца этой тошнотворной зыби. Когда сознание прояснилось, капитан третьего ранга с недоумением огляделся по сторонам. Чистые простыни, солнечные лучи, бьющие в открытый иллюминатор, яркие обложки американских журналов на столике, специфический чужой запах... Не во сне ли все это?..
—
Сергей Иванович, вы живы? — неожиданно слабым голосом спросил Румянцев.— Куда это нас занесло?
—
Иностранное судно, так я думаю,— сказал Баженов.
—
Знать бы, что произошло с экипажем лодки!..— с болью в голосе произнес Дорофеев. Собственное спасение не радовало его. Он был командиром корабля и теперь, может быть, в самые тяжелые часы для экипажа, находился здесь, на иностранном судне, лежал на мягкой постели. А они?.. Возможно, уж и в живых никого нет!.. Но с этой мыслью он не мог смириться.
Вошел Кестер. На губах этого высокого сухопарого человека блуждала улыбка. Он произнес на чистейшем русском языке:
—
Мы, кажется, уже чувствуем себя лучше?.. Поздравляю вас, джентльмены, вы легко отделались! Вот ваши документы. К сожалению, они подмокли. Желаю быстрейшей поправки.
—
Нам хотелось бы знать, где мы находимся? — спросил Дорофеев.
—
О, ваше законное любопытство легко удовлетворить. Вы попали на американское океанографическое судно «Кассиопею». Мы ведем исследования в этой части Японского моря. Руководит работами профессор Тэккер. А я его ассистент Кестер.
Дорофеев, Румянцев и Баженов в свою очередь представились Кестеру.
—
Очень приятно, очень приятно. Я давно мечтал познакомиться с советскими моряками. Мистер Тэккер тоже проявил к вам живейший интерес.
—
Передайте мистеру Тэккеру нашу благодарность и признательность. Кроме того, у нас есть просьба...
—
Да, слушаю.
—
Я просил бы вас связаться с ближайшим советским портом или судном и сообщить о том, что три советских человека — можно назвать фамилии — находятся на вашем судне.
—
Мы сейчас как раз заняты этим. Можете ни о чем не беспокоиться.
—
Благодарю вас, сэр.
—
Наш долг помочь попавшим в беду.
Кестер откланялся и вышел.
—
Что вы обо всем этом думаете?—спросил Дорофеев Румянцева.
—
Наше счастье, что мы попали на борт научно-исследовательского судна. Не сомневаюсь, что им удастся сообщить о нашей судьбе.
—
Так-то так. Но все же мы должны вести себя осмотрительно и не принимать все, что они говорят, на веру. Что-то не понравился мне этот Кестер. Очень уж он любезен, а глаза, как у сыщика, блуждают по сторонам. Но дело даже не в этом, а в том, что мы у них в руках...
—
Субъективное суждение. Думаю, они постараются от нас побыстрее избавиться. Лишний рот на таком судне — обуза.
—
Ладно. Поживем — увидим.
Приходил судовой врач. Он предупреждал, что всем троим нужен абсолютный покой. Не ходить по каюте, не выходить на палубу. Лежать, лежать, лежать... Если нужно вызвать дежурного— следует лишь нажать кнопку.
—
Не по душе мне этот госпиталь,— проворчал Баженов.— Ребята, может...
Он не договорил и махнул рукой. Баженов принадлежал к беспокойным натурам. Он отличался недюжинной силой, крепким здоровьем,
и
всякое бездействие угнетало его. Как только врач ушел, он принялся расхаживать по каюте, чтобы «размяться». Дорофеев тоже попытался встать на ноги, но голова кружилась, к горлу подступала тошнота.
Да, Дорофеев был слаб, очень слаб. Но чувство ответственности даже в этом
Вы читаете ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ
