Прошло минут двадцать, прежде чем капитан понял замысел Тэккера и Кестера. Внезапно раздался легкий взрыв, и аварийный буй погас. Потом среди волн капитан увидел голову водолаза. Кестер тянул за оборванный буйреп аварийный буй.
Когда буй был поднят на борт «Кассиопеи», Тэккер распорядился:
—
А теперь, капитан, следует отойти миль на пять на восток!..
—
Это же гнусно! — не сдержался Дильворти. Подбородок его дрожал от негодования.
Тэккер смерил капитана презрительным взглядом, зловеще усмехнулся и отчетливо выговорил:
—
Вы забываетесь, капитан Дильворти! Держите язык за зубами, если не хотите, чтобы вас смахнули, как пылинку.
Весь пыл Дильворти мгновенно пропал. Вобрав голову в плечи, он отошел от профессора. Но успокоиться долго не мог. Он стоял на мостике, всматривался в ночную мглу, болезненна щурился и вспоминал, как такие же русские парни-подводники мужественно и благородно вели себя в трудные годы борьбы с фашистами. Ясно представилось ему Баренцево море. Он командовал тогда транспортом типа «Либерти» — одной из этих «рабочих лошадей» второй мировой войны, как их называли в Штатах.
И вот среди сурового, неспокойного моря на большой конвой налетела вражеская авиация. Затрещали зенитные автоматы, в воздухе разгорелся бой. Вокруг судна то и дело поднимались высокие фонтаны воды от падающих бомб. Одна из них угодила в его «Либерти». На транспорте вспыхнул пожар. Попытка сбить пламя результатов не дала. Дильворти получил приказ: «Эки пажу покинуть судно». Ему даже не пришлось давать команду о спуске шлюпок. Шустрые парни, узнав еще от радиста о полученном указании, проделали все, что нужно, в несколько минут.
Нажимая на весла, они то и дело посматривали-на судно, над которым стоял огромный столб черного дыма. На транспорте вот-вот должен был произойти взрыв...
Каково же было удивление Дильворти, когда в Мурманске советские моряки передали ему его обгорелый «Либерти».
Оказывается, экипаж одной из русских подводных лодок, находившихся в районе следования конвоя, получил приказ: «Ликвидировать пожар на покинутом американском транспорте». И вот группа смельчаков (он видел тогда этих славных ребят) высадилась на полыхающее среди волн судно, потушила пожар и привела «Либерти» в Мурманск...
Разве может он, Дильворти, забыть такое благородство русских? Правда, за свои восторженные рассказы об этом случае там, в Штатах,
Дильворти пришлось крепко поплатиться. Самые мрачные воспоминания остались у него от вызовов в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, но еще более горестно было вспоминать годы, когда его, опытнейшего моряка, ни одна фирма не принимала на работу. Только недавно ему снова улыбнулось счастье.
Тэккер, набирая экипаж своей «Кассиопеи», почему-то остановил свой выбор на нем. Правда, при первой же встрече этот странный профессор цинично сказал, что ему нужны безропотные, молчаливые работники, люди, способные за деньги пойти на любой риск. Пришлось тогда согласиться на все условия.
Целый год экипаж «Кассиопеи» занимался довольно странным делом — искал пресную воду на дне океана.
—
Никогда не слыхал ничего подобного! — удивлялся Дильворти.
Тэккер только посмеивался:
—
Охотно вам верю, капитан. Чтобы уяснить все это, нужно иметь более развитый мозг. Вы, разумеется, никогда не читали Плиния Старшего, Страбона и Лукреция. Эти почтенные джентльмены жили около двух тысяч лет назад. Я сумел поставить их на службу американскому флоту. В своих сочинениях они оставили ценные указания на то, что даже на дне соленого моря на значительных глубинах при желании можно найти пресную воду. Чем мы и занимаемся.
Теперь профессор Тэккер околачивался в Японском море, и Дильворти должен был выполнять все его приказы, мириться с причудами и даже с противозаконными действиями. «Держи те язык за зубами, если не хотите, чтобы вас смахнули, как пылинку...»
Да, тяжело, когда у тебя на руках большая семья... А все-таки, русские — славные парни!.
4. В кормовом отсеке
Когда над вспененным океаном прогремел- взрыв, главный старшина Буняков Петр Степанович, находился в кормовом отсеке у главных электромоторов. Он давал указания молодому матросу Черникову. И вообще за последнее время у Петра Степановича появилась манера разговаривать с молодыми матросами поучительным тоном. Да, он свое отслужил! Вернется лодка в базу — и прощай Тихий океан!.. Буняков был человеком суровым, но сейчас он испытывал непривычный прилив нежности ко всем людям экипажа. Он свыкся со всеми, сроднился, и когда представлял себе, как он с чемоданчиком в руках последний раз стоит у пирса, смотрит на знакомый до винтика корабль и ребят, машущих пилотками, то что-то подкатывало к горлу, а на сердце становилось тоскливо. И теперь он старался говорить со всеми резко, чтобы не дать нежности прорваться наружу и чтобы заглушить эту тоску.
«Вот уеду в Усть-Телецкое... А там в Тайгинск подамся, на завод устроюсь... Поминайте тогда Бунякова. Потачки давал вам, смотрел на все проделки сквозь пальцы. Придет ужо заместо меня другой, тогда поймете, что мало я на вас ворчал, мало гонял...»
В свои двадцать два года Петр Степанович старался выглядеть солидным, и это ему удавалось. Бунякова уважали. Он был мастером на все руки. Чуть где какая неисправность — зовут Бунякова; он разбирался и в электротехнике, знал устройство гидроакустических приборов, каким-то внутренним чутьем безошибочно определял самые сложные неисправности. В последние дни он сдружился с инженером Румянцевым: оказалось, что они — земляки, и Румянцев приглашал Бунякова после ухода в долгосрочный отпуск к себе на завод, в лабораторию.
В Бунякове жила страсть к технике. Он сразу же освоил прибор Румянцева (так, ради любительства!) и незаметно сделался незаменимом помощником инженера.
— Петр Степанович... Николай Арсентьевич... Вот какие были между ними отношения.
Гидролокатор Румянцева был основан на новом принципе. С его помощью лодка, находясь в подводном положении, могла засекать удаленные на большое расстояние предметы, а также поддерживать связь с другими кораблями и базой.
Матрос Черников недавно пришел из учебного отряда. Он быстро освоился на корабле. Красивый парень с румянцем во всю щеку и серыми ласковыми глазами вскоре стал всеобщим любимцем: он обладал мягким юмором, был незлобив, охотно делал всякую работу, а главное — пел мечтательные песни о своей далекой Каме,
и
строгий боцман Гаврилов не раз отходил от группы матросов, в кругу которых сидел с аккордеоном Черников, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
—
Ну, задевает за живое!..— говорил Гаврилов восхищенно.— Талант...
Поучения главного старшины Бунякова Черников выслушивал каждый раз с почтением, никогда не возражал, беспрекословно выполнял все приказания. Ему было понятно состояние Петра Степановича, и в душе он жалел его.
Когда лодку тряхнула невидимая сила, Буняков упал и больно ударился обо что- то локтем. Он попытался подняться, но его снова отбросило к переборке. Послышался треск, и в отсек хлы
Вы читаете ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ
