другими, о естественном тяготении страны к единству. Но XIII век — это нашествие татар. Как же оно повлияло на Овруч? Продолжал ли этот значительный по тогдашним временам центр русского ремесла снабжать Русь розовыми пряслицами и после XIII века, или не устоял и он, захирел под варварским ярмом?

Конечно, пряслице — только частность, не более. Но когда к одной частности прибавляется вторая, третья, сотая, когда мы узнаём, что лучшие замки?, известные средневековой Европе, носили название русских, потому что их ввозили из Руси, а новгородские улицы были замощены за века до лондонских; что чудо кузнечного искусства — кольчуги, выкованные из десятков тысяч колец каждая, уже в X веке изготовлялись русскими мастерами, а на Западе в это время не применялись; когда мы располагаем не одним или двумя, а сотнями и тысячами таких фактов, — то они перестают быть только частностями, они воссоздают основные черты истории народа. Они показывают нам также, как складывался характер этого народа (а ведь он, этот народный характер, играет немалую роль и сегодня!), они показывают нам, какие мощные и древние корни питают творчество народа (а ведь оно радует нас и сегодня: это наше творчество, наш характер!). И тех, кто вооружен таким точным и достоверным знанием истории народов, никто и никогда не сумеет отравить рассуждениями, будто бы есть народы избранные и народы-отщепенцы и это, мол, извечно; что конечно же одни народы уступают некоторым другим (что бы нам ни говорили!) и это, дескать, тоже вечно.

А разве мало еще такой отравы распространяется в мире?!

Вот цена любой исторической «частности» — хотя бы того же овручского пряслица, и вот что такое археология, знакомящая нас с ним. Нет, несмотря на то что предмет этой науки — седая древность, сама она глубоко современна, и вовсе не тихие кабинетные ученые, стремящиеся в покойные пристани прошлого от бурь сегодняшнего дня, — ее лучшие представители. Наоборот!

Вижу: стоят у стенда, где выставлены их работы, и горячо о чем-то спорят Павел Николаевич Шульц, Сергей Павлович Толстов и Александр Натанович Бернштам. Шульц раскапывает под Симферополем Неаполь Скифский — столицу скифских царей, Толстов — культуру древнего Хорезма в пустынях Средней Азии, район раскопок Бернштама — Памир.

На груди Шульца — колодка орденских планок. В числе других заметна ленточка солдатского ордена «Славы», которым ученый награжден в Отечественную войну. Он живо жестикулирует, хотя кисти обеих его рук изуродованы — они беспалы. Это результат одной опасной разведки. Он стал инвалидом и сам уже не в состоянии копать. Тем не менее ни на один сезон не прекращаются раскопки Неаполя Скифского. Под руководством Шульца копают другие, если ему самому это стало не под силу.

У С. П. Толстова, тоже раненного в боях Великой Отечественной войны, на которую он отправился добровольцем, не так давно случилось кровоизлияние в мозг. Врачи предписали категорически: никакого напряжения, никаких волнений, полный покой! Толстов не возражал. Но, едва поднявшись с постели, он заказал билет на самолет и улетел в Каракумы. Провел там все лето на раскопках и утверждает, что это и есть самый санаторный режим для него!

Александр Натанович Бернштам — «сосед» Толстова по раскопкам. Он проникает в такие места на Памире, куда даже привычная горная лошадь пробирается с опаской. Он не слезает с седла по суткам. А ведь и Бернштаму нелегко даются экспедиции: он без палки — никуда, ни шагу.

На стендах конференц-зала в дни сессии развешано множество фотографий — хоть географию по ним изучай: и снежные вершины Кавказа, и пески Средней Азии, и излучины русских рек, и украинские или молдавские поля, и тихие городишки, вроде Старой Ладоги, и знакомые переулки Зарядья у московского Кремля. Видно: пересекает пустыню караван автомашин, кружит самолет над песками, бороздит реку моторная лодка. На других снимках отодвигают кучи земли бульдозеры и скреперы, опускается в скафандре на дно моря водолаз с плотика. Все это фотографии рабочих моментов археологических экспедиций. Куда только они не проникают!

Тысячи, без преувеличения, людей заняты у нас в Союзе раскопками. Множество музеев во всех областях и республиках имеет археологические отделы, сотрудники которых ведут самостоятельные исследования. В давнее прошлое, к счастью, ушли времена, когда судьба начатых раскопок зависела от настроения, причуд, а также состояния банковского счета какого-либо мецената.

М. И. Артамонову, не так давно раскапывавшему на дне будущего (в то время) Цимлянского моря древний русский город Белую Вежу, потребовались бульдозеры и скреперы. Управление строительства Цимлянского гидроузла немедленно выделило эти машины в его распоряжение.

С. П. Толстов доказал, что для обследования большого количества архитектурных памятников древности в Каракумах и Кызылкумах ему необходима авиационная разведка: без самолетов дело бы очень затянулось. Правительство вооружило его целым авиаотрядом.

Покойный Р. А. Орбели изучал Херсонесский порт. Понадобились водолазы, чтобы обследовать на дне моря ушедшие под воду причалы древних греков, — Рубену Абгаровичу Орбели отрядили водолазов.

Вот стоит у стенда с найденными ею предметами исследовательница Трипольской культуры Т. С. Пассек. Ее экспедиция растет от года к году, число рабочих уже достигло сотни человек.

Невольно вспоминается невеселая судьба ее предшественника по исследованию Трипольской культуры — талантливого украинского археолога конца прошлого и начала этого века В. В. Хвойко. Это был серьезный ученый, много давший науке. Но он родился в другое время. Ему не к кому было обратиться за ассигнованиями на раскопки, нелепой представлялась сама мысль, что от кого-то можно требовать подобных дотаций. И вот отчаявшийся Хвойко раскопал Пастерское городище так: вскопал всю площадь городища плугом! Что обнажил лемех — хорошо; а что навсегда уничтожил, то и уничтожил!

Варварство?

Конечно. Но до какого безысходного отчаяния довели зрелого ученого, чтобы он решился на такое варварство, и как глубоко он был уверен, что если не раскопают землю хоть так, то ее — уж вовсе без пользы для науки — перепашет помещик, прикупивший кусок земли, интересовавший Хвойко, к своей экономии!

Карта, висящая на стене конференц-зала, показывает, где и сколько ведется археологических раскопок на территории СССР. За первое послевоенное пятилетие одна лишь Академия наук СССР провела 71 экспедицию. А местные музеи и научно-исследовательские учреждения! А просто добровольные помощники науки!

Небольшой пример: краеведческий музей одной из самых маленьких наших автономных республик — Северо-Осетинской АССР — за один лишь год получил от колхозников, учащихся, рабочих и служащих свыше тридцати ценных экспонатов. За один только год!

Или другая республика: Грузинская. Колхозник Квачадзе из рыболовецкой артели города Поти пришел в городской краеведческий музей и рассказал, что в ясный день он рассмотрел на дне Палеостомского озера подводный холм, на котором, как ему кажется, видны остатки непонятных сооружений. Не представляет ли это интереса для науки и известно ли это работникам музея?

Нет, работникам музея это не было известно. На озеро снарядили научную экспедицию. Дождались ясного безветренного дня. Рыбак точно показал, где он увидел холм. На дно спустили водолаза. И все подтвердилось. Со дна озера извлекли обломки древней посуды, различные изделия из бронзы, всевозможные орудия труда. Когда-то это озеро было частью Колхидского залива Черного моря (по-гречески «Палеостом» — «Древнее устье»). Затем наносы реки Рион, отделив залив от моря, образовали озеро. Холм, обнаруженный рыбаком на дне его, оказался бывшим островом, на котором в ту пору находилось поселение греческой колонии в Колхиде — Фазис.

…Колхозник, найдя на поле древний черепок, школьник, наткнувшись в овраге на какой-то странный обломок костяного гребня, да каждый грамотный человек в нашей стране (а кто ж у нас не грамотен!) — все торопятся передать свои находки по правильному адресу: ученым. И это, конечно, очень облегчает работу советских археологов.

Черпают для себя из истории тоже все, — именно поэтому в конференц-зале Академии весной можно встретить представителей самых различных профессий.

Вот архитектор, разрабатывающий проект типового дома для одной семьи в украинском колхозе. Архитектор пришел разобраться, как менялся тип жилища на протяжении веков, как совершенствовалась техника постройки, как использовался местный строительный материал.