садится в таких местах, где, кажется, и воробью не опуститься, — он и на поднос приземлится, если не сыщется крупнее площадки!

Оказался он преданным помощником и археологам в пустыне. Ведь всем хорош: летит не быстро и тем самым дает возможность разборчиво разглядеть все интересующее на земле. (Недаром фашисты во время войны писали в испуганных письмах родным, что русские изобрели какую-то страшную фанерную машину, которая по желанию повисает в воздухе!) Он так же юрок, или, говоря профессиональным языком, маневрен: если нужно, он и снизится, как удобнее наблюдателю, и ляжет на крыло, чтобы сподручнее было фотографировать. И неприхотлив в обслуживании — не барин, не аристократ. Один-единственный недостаток у работяги: невелик радиус действия. Но надо, значит, помочь другу: вдоль намечаемого маршрута полета заранее устроить передвижные базы аэродромного обслуживания — с горючим, водой, смазочными материалами, продовольствием.

Так Толстов и сделал. Нагрузил на машины все необходимое и отправил их в пустыню — на трассу будущего маршрута.

Первым районом, который обследовали, оборудовав аэродром на близлежащем такыре, был район, непосредственно примыкающий к Топрак-кале, — земли древнего орошения. Незабываемая картина раскрылась перед глазами археологов-авиаразведчиков.

«Летим на Топрак-кала, и сразу перед нами возникают в новом виде многократно исхоженные нами окрестности крепости. С земли — это монотонное пространство черновато-серых, мертвых, пухлых солончаков, местами покрытое заросшими буграми. Сейчас перед нами за пределами стен города открывается картина сложных планировок. С севера от города вырисовываются очертания обширного прямоугольного пригорода, по размеру превосходящего самый город. Ясно видны светлые полосы внешних стен пригорода… и черная решетка внутренних планировок, выделяющаяся на серой поверхности солончака. На юг от ворот города, прямо продолжая линию его главной улицы, тянется прямая светлая полоса, упирающаяся в нескольких километрах в берег… канала, — видимо, след ведшей в город большой древней дороги.

Берем направление на юг, на развалины мертвого оазиса Кават-кала. Идем вдоль хорошо видного на фоне солончака канала, тянущегося вдоль края сухого озера. Ландшафт меняется. Под нами серовато-белое пространство такыров, покрытое бесчисленными серповидными барханами. Между ними грандиозные развалины города Кават-кала с его системой двойных башен, а вокруг — десятки замков и крестьянских усадеб, расположенных на многочисленных ответвлениях канала, покрывающих такыры густой сетью. Весь своеобразный архитектурный ансамбль обширного «рустака» эпохи «великих хорезмшахов» (то есть земледельческой округи, примыкавшей к городу) как на ладони. Если бы не пески, это казалось бы архитектурным макетом.

Летим дальше на запад вдоль холмистой гряды. На одном из скалистых мысов этой гряды, на полдороге до Топрака, ясно видны очертания крепости неправильной формы с сильно размытыми стенами и башнеобразным зданием в середине. Мы не обнаружили ее во время наших наземных маршрутов! Наносим на карту новый памятник…

Я… испытываю странное ощущение: многодневные тяжелые переходы, борьба с песками, многолетние попытки расшифровать непонятные очертания древней ирригационной сети, прочитать за размытыми волнами и буграми контуры древних городов и селений, поиски, разочарования, открытия — все это связано с куском земли, сейчас охваченным двухчасовым перелетом, фантастически сжавшим масштабы прежних ассоциаций».

Самолет, неизмеримо расширив возможность археологов и невероятно облегчив их работу в пустыне, конечно, сразу же — и накрепко! — вошел в быт Хорезмской экспедиции. Это, Сережа, я привел тебе выдержку из дневника Сергея Павловича Толстова, который он вел во время первого разведывательного полета над Кызылкумами. С тех пор, с 1946 года, прошло уже много времени — больше двух лет, и археологическая карта Кызылкумов резко изменилась. Тогда она еще, как сыпью, была покрыта белыми пятнами мест, никогда не подвергавшихся научному обследованию. Теперь, благодаря самолету, белые пятна почти целиком сошли с нее. Впрочем, рассказывать тебе о ликвидации каждого из них я, конечно, не смогу, для этого понадобилось бы не письмо писать, а целую книжку. Но вот о том, как археологи открыли тайну караванной дороги из Ургенча на Нижнюю Эмбу, то есть из Хорезма на Урал, — об этом я тебе, пожалуй, расскажу не откладывая.

К 1946 году материал по истории Хорезма был уже накоплен изрядный. Уже было ясно, что Хорезм — мощнейшее государство в прошлом, ведшее на протяжении многих веков оживленные и регулярные сношения с внешним миром. А там, где связи с миром, прежде всего должны быть дороги. Толстов и решил проверить на месте с помощью авиаразведки: что за развалины сооружений помечены на картах вдоль заброшенных караванных путей в направлении от Аральского моря, то есть с севера Хорезма, в сторону Руси — к Уралу, к Волге?

Местные жители из числа бывавших в тех местах также подтверждали, когда он расспрашивал их, что там много интересных развалин, причем часть из них хорошо сохранилась, но, конечно, определить, к каким векам относятся эти памятники старины, они не могли — это должен был сделать археолог.

Закончив полеты в районе Топрак-калы, Толстов перенес аэродром к Аральскому морю. Во главе автокаравана, если так можно выразиться, стал неизменный автокомандующий экспедиции шофер Коля Горин. По дороге к новой аэродромной базе, у мыса Урги, на караван однажды налетела жестокая песчаная буря. Машины после этого пришлось выкапывать из-под заносов, моторы не заводились — так забил их песок, и водители, обычно насмехающиеся над столь устаревшим по-сегодняшнему дню транспортом пустыни, как верблюды, с завистью вспоминали, как легко отряхивается верблюд после песчаных бурь и вновь и вновь надменно шагает с бархана на бархан… Ему-то хорошо — без мотора!

Однако все же достигли Урги. А вслед за грузовиками прилетели туда и верные «По-2».

Первый же полет подтвердил справедливость карт. Развалины колодцев и караван-сараев на плоскогорье Устюрта, простирающемся от Аральского моря на запад, возникали всякий раз через одинаковое расстояние — 25 километров: как раз длина нормального дневного перехода верблюжьего каравана.

Колодцы пересохли давно. Но из-за того, что дорогой перестали пользоваться, довольно не плохо сохранились здания караван-сараев. Это были не совсем обычные караван-сараи, или, если перевести на русский язык, заезжие дворы. Ведь обычный караван-сарай — это, в общем, кроме колодца, всего-навсего немудреный саманный домишко да саманный же низенький забор. А караван-сарай Белеули, первым обследованный нагрянувшими на него археологами, оказался великолепным двухэтажным зданием из нарядного желтоватого туфа, с несколькими крупными залами внутри — наверно, для знати, останавливавшейся здесь во время путешествий, — и со множеством комнат на обоих этажах. Не один и не два каравана, по всей вероятности, сталкивались порой на этом оживленном пути, если придорожная гостиница, как мы бы назвали ее сегодня, была такой вместительной.

По углам здание украшали круглые башенки; отличался величественностью каменный портал со стрельчатой аркой. Над аркой, по обе стороны ее, грозно били хвостами львы, изваянные на каменных плитах. Кстати, плиты, из которых сложены в Белеули и портал, и здание гостиницы, и все остальные сооружения, были так тщательно обтесаны, что когда на них кладешь руку, то и теперь ощущаешь, насколько гладка их поверхность. А ведь ракушечник выветривается сравнительно легко, между тем стоит Белеули, открытое всем ветрам плоскогорья Устюрта, ни много ни мало около тысячи лет.

Так же замечательно оказались отделаны и колодцы: каждый — внутри специальной каменной ограды, каждый сам обложен камнем, и рядом с каждым — громадная водопойная колода, высеченная из цельного каменного монолита.

В общем, скромный труженик «По-2» в первые же часы своей работы на новом маршруте продемонстрировал, какие он способен совершить завидные открытия, причем с затратой минимального времени.

И расскажу тебе, Сережа, еще об одном открытии, которое удалось совершить исключительно потому, что у экспедиции появился самолет.

К Белеули, хотя с трудом, но все же можно было добраться не с воздуха, а вот решить загадку Шайтан-калы без самолета было просто-таки немыслимо. Я тебе переведу это название. «Шайтан-кала» значит «Чертова крепость», и стоит эта Чертова крепость на острове, который тоже так называется. Ты