— Роджер! Хватит об меня ноги вытирать!

— Ну-у, леди пришла в чувство. Так, значит, вот на чем мы остановились: 'Тайна Уичфордского отравления', как это дело называют в газетах, разгадана. Что вы на это скажете?

— Чертовски оригинальная разгадка! — соизволил признать Алек.

— Нет, не то ты говоришь, Александр. Я совершенно не претендую на оригинальность. С меня достаточно, если мое решение будет признано удовлетворительным, соответствующим фактам, не оставляющим сомнений в его правильности. Оно отвечает этим требованиям?

— Думаю, что да, оно должно быть таким.

— Конечно отвечает! — воскликнула Шейла.

— Ну что ж, раз так, то теперь нам предстоит решить весьма существенную проблему: как доказать правильность данною заключения. В том, что я вам сейчас рассказал, не содержится ни малейшего доказательства моей правоты. Все это — одно сплошное предположение, психологическая дедукция, если угодно. Каким образом мы сможем обосновать его в достаточной степени, чтобы представить вниманию суда и добиться оправдания миссис Бентли?

— А так, как есть, оно суд не убедит? — удивилась Шейла.

— В том-то и дело, что нет! Вы только представьте, как отнесется к нашему дедуктивному заключению обвиняющая сторона. Советник обвинения сразу назовет наши выводы сбивающей с толку путаницей безосновательных посылок и невероятных предположений (вы же помните, что Бентли для суда — обманутый и чистый как стеклышко муж, и просто невозможно, чтобы он способен был на какой-нибудь низкий поступок). И следующее, что сделает советник обвинения, так это укажет на тот простой факт: если мистер Бентли сам купил мышьяк, тогда, значит, отпадают всякие сомнения в вине его жены. Единственное, что ей оставалось сделать, так это ухитриться украсть две щепотки мышьяка, воспользовавшись отсутствием мужа, и что невозможно себе представить, будто Бентли просил ее сыпать этот порошок ему в пищу, как она о том заявляет. Это просто невероятно, ведь ему-то было известно, что это не какой-нибудь безвредный порошок, а мышьяк. Понимаете? И элементарная, сущая правда, что Бентли сам вынуждал жену, неведомо для нее самой, убивать его, вызовет у судейских только смех. А так как нет ни малейших доказательств правды, то, признаться, я в данном случае не могу, как всегда, осуждать своеобразие судейского ума.

— Но как же мы сможем это доказать? — растерянно спросил Алек.

— О, я благословил бы судьбу, если бы знал, но если мы не докажем, что это правда, миссис Бентли повесят, и в этом вы можете быть совершенно уверены.

— О Роджер! — воскликнула Шейла. — Какой ужас!

— Да, ужас! Я в поезде, когда ехал в Уичфорд, раскидывал умом и так, и этак, но нет даже проблеска надежны, что мы сумеем найти выход из положения. По-видимому, Бентли был умнее всех пас.

— А если все рассказать ее адвокату? — предложил Алек. — Разве не наступил такой момент, когда требуется специальное знание законов?

— Да, если мы не сможем сами что-нибудь придумать тогда придется обращаться к адвокатам, но мне хотелось бы, если возможно, этого избежать. Понимаете, неизвестно, как они воспримут наши выводы. У меня такое ощущение, что не слишком-то всерьез, и я не могу их за это винить, будь оно все проклято! Мы же приходили к нашим выводам постепенно, поэтому и воспринимали их более или менее естественно. Однако огорошить сразу неподготовленного человека нашими выводами и открытиями? Да им они покажутся фантастическими бреднями. Нет, не думаю, что мы должны передоверить дело адвокатам миссис Бентли, разве уж больше не останется никаких других средств, чтобы доказать ее невиновность. Но у нас есть еще для этого время.

Алек молча курил, Шейла приподняла остывший утюг и рассеянно рассматривала его низ, Роджер, глядя в потолок, продолжал поджаривать на огне свои икры.

— Ну, пожалуйста, скажите хоть что-нибудь, — взмолилась Шейла, когда молчание затянулось на три минуты. Три минуты тянутся очень долго, когда ум сбит с толку, а нервы взвинчены.

— Ладно, скажу, — улыбнулся Роджер. — Насколько я понимаю, существует одна лишь надежда, а именно: надо найти свидетельство психической неполноценности Бентли. Если у нас нет доказательств, чтобы подтвердить свою правду, мы должны попытаться найти доказательства несостоятельности его поступков с точки зрения здравою смысла.

— Хороший план, — одобрил Алек, и Шейла тоже кивнула в знак согласия.

— Не знаю, как далеко это пас заведет, но попытаться стоит, так как это единственное, что мы можем предпринять. Да! Я только что сказал, что времени у нас достаточно, и в определенном смысле это так. Ну а с другой точки зрения, времени остается очень мало. В целях его экономии предлагаю разделить наши силы и каждому работать с полной отдачей. Надо сделать сотни запросов, навести тысячу справок, так что давайте действовать сепаратно. В вашем ведении, Шейла, — Уичфорд, ты, Алек, сосредоточься на Лондоне. Это означает, что вам надо будет опросить как можно больше людей, знавших самою Бентли, или что- нибудь о нем, или знакомых с людьми, которые были знакомы с ним, или с двоюродными братьями тех, кто с ним когда-либо встречался, — и так далее, и расспросить всех этих людей, тактично или прямо в лоб, как вам угодно, не случалось ли им замечать в его поступках того, что называется 'странным'. Итак, вот приказ старшего инспектора. Он знает, что вы не подведете и выполните свой долг перед нашим дорогим старым флагом.

— А чем займется сам старший инспектор? — пожелала узнать Шейла.

— Он отправляется в Париж, — горделиво ответил Роджер. — и сегодня же днем.

— В Париж?

— Да. Бентли прожил гам двенадцать лет. Кто знает, что там может подвернуться под руку сыщику? В Париже англичане ведут себя более свободно и раскованно, чем в Лондоне.

— Честь и хвала нашему старшему инспектору! — восхищенно воскликнула Шейла. — Вот так энергия! Вам следовало бы родиться американцем, Роджер. Но хотелось бы знать, как вы найдете там старых друзей и знакомых Бентли?

— Но это ведь так просто, младенец мой прекрасный. Я направлюсь прямо в парижское отделение фирмы, поговорю с ее представителями как официальное лицо и через полчаса буду располагать всей нужной мне информацией.

— А ты знаешь, Роджер, — заметил с невольным восхищением Алек, — я не сомневаюсь, что ты ее получишь!

— Да, разумеется, получу. Итак, решено. После ленча я не торопясь, отъеду в Лондон, заскочу к себе домой за паспортом и сегодня же вечером пересеку Ла-Манш. Наверное, мне надо пойти уложить вещи, пока не позвонили к ленчу. Люблю принимать внезапные, потрясающие решения, они вселяют убежденность в важности собственной персоны. А вы, мисс Пьюрфой, отвезете меня после ленча на станцию?

— Доставим, конечно, — весьма неопределенно заметила мисс Пьюрфой. — Отец вас отвезет.

— Отец? — переспросил Роджер уже от двери и круто повернулся. — Я не ослышался? Вы действительно сказали 'отец'? А почему не вы?

Мисс Пьюрфой зарделась.

— Ну… понимаете, я уже условилась на сегодня о другом… Но. разумеется, если вы хотите, чтобы именно я отвезла вас, я могу отменить это дело, но мне кажется, что отец…

— Прекратите мямлить, — сурово приказал Роджер. — Что вы собираетесь делать сегодня после ленча, женщина?

— Играть в гольф, черт бы вас побрал! — выпалила Шейла.

Роджер снова взялся за ручку двери.

— Увы мне, — грустно продекламировал он, — 'прошли наши дни, отцвели и увяли…' 'Лучше найти и потерять, чем…'

— Заткнитесь, Роджер! — пылая от смущения, воскликнула мисс Пьюрфой.