разговора в угоду приличиям.

Роджер этого вопроса ждал:

— Да, слышал, и вот почему я здесь, миссис Сондерсон, я имею в виду не только сам Уичфорд, но и вашу гостиную. Разумеется, я читал о чрезвычайно умелых действиях с вашей стороны. Вы исполнили свой долг в отношении отравленной бумаги для мух, после того как служанка вам о ней сообщила.

— Но я лишь сделала то, что соответствует моим представлениям о справедливости, — скромно промурлыкала дама.

— Да, совершенно верно, по ведь иногда так трудно поступать правильно. И никто не был в столь неудобном положении, как вы. С вашей удивительной интуицией вы уже тогда понимали (поправьте меня, если я ошибаюсь), что все не так, как следует быть! Ведь вместо того чтобы молчать о своих сомнениях, как поступил бы обычный человек, вы действовали энергично и целеустремленно. И вряд ли я ошибусь, если скажу, что дальнейшее развитие событий всецело зависело от вашею внимания и прозорливости Это было замечательно, ну просто замечательно!

'Думаю, эта невеличка предпочитает лесть целыми лопатами. Ну лопату она и получит'.

Миссис Сондерсон очаровательно запротестовала:

— О, мистер Шерингэме, я думаю… нет, определенно вы все немного преувеличиваете, да?

— Нисколько! Ни в малейшей степени! — рассыпался Роджер в притворных похвалах. — Все было сделано грандиозно! А главное в том, — добавил он с деланной искренностью, — что я просто не мог дождаться момента, когда познакомлюсь с вами и собственными глазами смогу увидеть, какова же та женщина, которую мы все должны благодарить за раскрытие такого ужасного преступления.

'Тут чем больше лести, тем лучше. К чему мелочиться. Здесь уж лопатой не обойдешься, тут надо действовать целыми ведрами. Хотя лопата очень-очень удобный инструмент…'

— О, мистер Шерингэме, я просто потрясена! И… и теперь, когда вы эту женщину увидели, позволительно ли мне спросить, что вы о ней думаете?

— Что действительность превосходит всякое воображение. — поспешил заверить Роджер, на этот раз воспользовавшись 'ведром'. И так закончился второй раунд.

Дама снова перевела разговор в другое русло.

— А вы… вы, наверное, собираетесь всех нас поместить в вашу книжку, мистер Шерингэме? — замирая от предвкушения, спросила она. — И вы поэтому и приехали ко мне?

— Я, разумеется, собираюсь поместить в свою будущую книжку вас, миссис Сондерсон, если, конечно, позволите. Или же, предположим, я выстрою все повествование вокруг вас! Вы разрешите?

— Вы действительно находите меня настолько… настолько интересной для этого? — и миссис Сондерсон скромно отвернулась от мистера Шерингэма, однако ее ручка словно невзначай соскользнула с колен на диван, и Роджер стремительно сжал ее.

— Это не важно, какой я нахожу вас. Главное в том, какой вы являетесь на самом деле. Неужели вы хотите сказать, что сами не знаете, насколько вы интересная женщина? И к тому же и очаровательная! Но вы, надеюсь, ничего не имеете против того, что я хочу изобразить вас в своем романе?

— Н-нет, — в высшей степени артистично заикаясь протянула маленькая дама, — если… если вы действительно этого хотите…

И снова ее хрупкие пальчики едва ощутимо пожали и ответ руку Роджера.

Роджер опять рассыпался в благодарностях. Он, разумеется, очень хотел бы вывеет ее в своей книжке. И на этом завершился третий раунд.

Наступила очередь Роджера пришпорить разговор.

— Я вот все думаю, не окажете ли вы мне величайшее одолжение, миссис Сондерсон, — не расскажете ли мне обо всей этой истории как вы ее понимаете? Будьте столь любезны!

— Ну конечно. — промурлыкала его жертва, мягко высвобождая руку. — Мне рассказывать с самого начала?

— Нет, с того самого момента, как вы в нее включились, — галантно уточнил Роджер. О начале ему было уже все известно.

Оказалось, миссис Сондерсон совсем не против того, чтобы изложить свое понимание трагическою события, и сделала одолжение. Она рассказала Роджеру, как волосы встали дыбом у нее на голове, как она вся содрогалась до мозга костей, с каким трудом пришла к сделанным, в конечном счете, выводам, как целых три ночи глаз не смыкала и все плакала и плакала при мысли об этой бедняжке миссис Аллен (она, конечно, намного старше своего мужа, эго надо признать, и уже не очень красива, да и характер у нее не такой, какой бы желательно иметь женщине. — справедливости ради об этом необходимо сказать, но в данном случае не может быть никакого прощения мужчине, как вы думаете? Хотя надо иметь в виду, что миссис Бет ли — француженка, и поэтому — сами понимаете…) А сама она поняла уже целую вечность назад, что Жаклин несколько странная особа — знаете, когда она думает, что на нее никто не смотрит, у нее становится такое непонятное выражение лица. О, его очень трудно описать, но она, миссис Сондерсон, с первых же дней знакомства почувствовала в Жаклин что-то не то, ну, понимаете, не вызывала она доверия. И еще было множество мелочей, — повествовала далее миссис Сондерсон, — которые наводили на разные мысли, и знаете, случайно или нет, по эти мысли потом подтверждались некоторыми фактами.

И Роджер предоставил ей говорить на данную тему сколько душе угодно, слушая, однако, с тем выражением почти болезненного сочувствия, которое, по словам Шейлы. напоминало о кошке в интересном положении.

— Как удивительно живо вы все описали! — заявил он, когда дама, 'убив' мистера Бентли, 'осуществила' после смерти 'post mortem'[6], 'арестовала' его жену и 'пролила' слезу над его могилой. — У меня такое впечатление, будто я сам пережил нес, о чем вы рассказали. Какая, должно быть, странная женщина, эта миссис Бентли!

— Она сущее чудовище, мистер Шерингэм! Боюсь, я не смогу подобрать иное слово. Да, чудовище!

— Чудовище! — восхищенно повторил Роджер. — Вот le mot juste[7] . Но скажите, миссис Сондерсон, как же она сама все это объясняет? Она же должна была что-то отвечать на обвинения, а вряд ли можно сказать, что миссис Бентли — неумная женщина.

— Неумная? Нет, конечно же это не так. Отнюдь! Она чудовищно хитроумна и лукава.

— Да, я бы сказал то же самое, но ее поступки совсем не свидетельствуют о большом уме. Напротив, они кажутся элементарно глупыми. Так что, наверное, у нее был какой-то неизвестный мне аргумент?

— Ну, разумеется, она не поскупилась на объяснения, Жаклин, я имею в виду, — фыркнула миссис Сондерсон, — но вы можете положиться на меня, мистер Шерингэме: ее объяснения ничего не значат. Это все ложь, глупая, бессмысленная, вульгарная ложь.

— О, конечно, все это именно так, — умиротворяюще сказал Роджер, — ее аргументы просто обязаны быть неумны и лживы, но вы не знаете, в чем их суть? Мне было бы очень интересно узнать, ведь я изучаю психологию преступников, и меня весьма занимает вопрос: как можно объяснить то, что объяснению не поддается? Вам, случайно, не приходилось слышать, что она говорит?

— О, конечно приходилось, и много раз, но меня ей обмануть не удалось, уверяю вас.

— В этом я не сомневаюсь ни в малейшей степени, ответил Роджер, всячески пытаясь говорить спокойно и не выдать внешне своего волнения. Он явно наткнулся на истинную причину, которая руководила действиями миссис Сондерсон, — мстительную злобу!

— Но что такого она могла сказать, как объяснить, например, то, что в микстуре был обнаружен яд? Каким образом можно истолковать это сколько-нибудь разумно и убедительно?

Однако тут произошла неожиданная осечка. Возможно, Роджер был неподобающе настойчив, по, как бы то ни было, дама вдруг почувствовала, что уже не находится в центре его внимания, и постаралась немедленно исправить положение.

— О, вы не должны спрашивать меня об этом, мистер Шерингэме, — строго возразила миссис Сондерсон, — эти сведения относятся к моим свидетельским показаниям, и меня специально предупреждали, чтобы я ни единым словом никому о них не обмолвилась.

— О, вы совершенно правы, — горячо одобрил такую позицию Роджер, искусно скрывая разочарование, — разумеется, совершенно правы.

И он быстро прикинул в уме, каков будет его следующий ход. Роджер был уверен, что потерпел лишь