– Вот именно, – подхватила Люба. – Есть даже такие, что пишут в анкете: «Продвинутый пользователь», а сами не могут отсканировать фото или выслать файл с полными данными, а не от руки накорябать списочек. В результате месяц работы – псу под хвост. Тебе что сказали? Учи матчасть, Самохвалов.

Мужики переглянулись и заржали.

– Я отлично разбираюсь в компьютерах! – заорал разозленный Стас.

– Работать в компьютерной фирме – это еще не значит разбираться в компьютерах, – подколола Люба. – Ты их видел – это правда. А включить не пробовал?

Странно, но от шока она быстро оправилась. Человек легко забывает о том, как избежал смертельной опасности, если ему об этом не напоминает боль. И если события в этот день сменяются с калейдоскопической быстротой. Ушибленная нога ныла, но в горячке Люба этого не замечала. Два часа назад она лежала на шпалах, получаса не прошло, как вышла от Парамонова, через час будет беседовать с Пендраковым, а день еще только начался. Возможно, и вторая его половина будет такой же насыщенной событиями. Ей просто некогда было думать о смерти. О том, что преступник вряд ли успокоился и может еще раз напасть.

Она горела желанием увидеть человека-невидимку…

– Наконец-то мы с вами познакомились, Олег Иванович, – торжествующе сказал Стас.

– Я и не прятался, – отвел глаза Пендраков.

– Ой ли? Где вы были в то утро, когда здесь нашли труп кладовщицы? Когда на складе работала опергруппа?

– В командировке.

– Ага! Сбежали, значит!

– Об этой командировке было известно за неделю.

– И далеко вы ездили?

– В Рязань. Налаживал конвейер. Мы там собираем часть заказов. Опт, – пояснил Пендраков.

Люба внимательно наблюдала за ним и видела, что он спокоен. Или почти спокоен. Очков Пендраков и в самом деле не носил, но насчет контактных линз Люба была с Парамоновым согласна. Линзы были обычные, не цветные, они делали и без того невыразительный взгляд Олега Ивановича безжизненным, тусклым. Средний рост, худощавое телосложение, темно-русые волосы, не густые, но и не жидкие, залысин нет. Лицо чистое, ни родинок, ни шрамов. Руки тоже невыразительные. Ногти аккуратно подстрижены.

– Значит, у вас был повод задержаться на складе допоздна, ведь вы ехали в командировку? – спросила она у Пендракова. – Или забыли что-нибудь и вернулись?

– Любовь Александровна, – бешено посмотрел на нее Стас. – Вас позовут, когда понадобится консультация психолога! А пока отдыхайте. Вам сегодня и так досталось.

– А что случилось? – Пендраков кивнул на Любину испачканную мазутом шубку. На складе было прохладно, и она ее так и не сняла. – Хотите найду ацетон. Жалко вещь, хорошая.

Тон, каким он это сказал, Любу насторожил. «Жалко вещь…» Не на синяк на лбу обратил внимание. На испачканную шубку.

– А вы разве не в курсе? – театрально развел руками Стас. – Любовь Александровна на рельсы упала.

– На рельсы? – искренне удивился Пендраков. – Где?

– В метро.

– Бывает.

– Ах, бывает! А вы где были в девять утра?

– Здесь. На складе.

– Сколько человек это могут подтвердить?

– Да человек десять.

«Неужели опять пустышка? – подумала Люба. – Это был не он. Не Пендраков на меня сегодня покушался». Она вдруг почувствовала дикую головную боль и вышла подышать свежим воздухом. Следом за ней вышел один из оперов.

– Курите? – Он достал из кармана пачку сигарет.

– Нет.

– Дым не помешает, если я закурю?

– Нет. А почему вы позволяете Самохвалову здесь распоряжаться? Насколько я знаю, он не прошел переаттестацию и в полиции больше не работает.

– Вот у вас, к примеру, есть коллега. – Опер глубоко затянулся. – Врач, которого вы дюже уважаете. Есть такие?

– Есть, конечно.

– И допустим, у него отбирают лицензию. Из-за ерунды. С новым начальником не сработался. Или подставили его по-глупому. А вы знаете, что он мужик честный, взяток не берет, работу свою знает, ну, характер несговорчивый. Бывает. Особенно с честными. – Он сделал глубокую затяжку, почти до фильтра. – Какие чувства этот человек вызывает?

– Во-первых, уважение. Раз взяток не берет и работу знает. Жалость еще. Надо быть посговорчивей.

– Есть шанс, что ему вернут лицензию? Раз он грамотный специалист?

– Конечно, есть!

– А есть шанс, что у вас ее отберут?

– Шанс всегда есть, – осторожно сказала Люба. – Как говорится, от тюрьмы и от сумы…

– Я понятно объяснил?

– Ах, это вы о Стасе…

– Самохвалов грамотный мужик. – Опер тычком отправил в уродливую железную урну окурок. И промазал. Сказал: – Бывает. – И смачно сплю-нул. – Закрепится он тут – своих потянет. В моих интересах помочь ему закрепиться. Потому что на его месте завтра могу оказаться я. В смысле меня тоже попрут. Потому что по закону нельзя, когда его пишут люди, которым этот закон не указ. Вот он и стоит себе вроде как памятник. А мы его со всех сторон обходим. Памятник, что с него взять? Каменный. А мы живые. В этой стране каждого есть за что посадить, Любовь Александровна. – Он вздохнул и достал еще одну сигарету. – Местечко у Стаса хорошее, теплое.

– Фирма разваливается, – сказала она.

– Да что вы говорите? – Опер посмотрел на нее с насмешкой.

Она махнула рукой:

– Делайте что хотите!

– Нам пока нечего ему предъявить. Этому… Пендракову. Вот же фамилия! Прямо-таки неприличная.

– Фамилия как фамилия.

– Надо за ним походить. Соседей порасспросить.

– Я думаю, уже ходили. Стас не первый начальник службы безопасности.

– Да, но он первый умный начальник службы безопасности на этой фирме, – серьезно сказал опер.

– Стас?! Умный?!

– Ум, Любовь Александровна, бывает разный. Вот ваш к чему применим?

– Как это к чему? – удивилась она. – Я психолог.

– Это понятно. – Опер с досадой метнул в урну окурок и опять промазал. – Да что ж такое сегодня! Вот вас, психолога, утром чуть не грохнули, извиняюсь. С работы выперли.

– Меня не выперли, – обиделась Люба. – То есть восстановили.

– Какой-то козел, совсем не психолог, вас, психолога, развел. Подставил.

– Стас вам что, рассказывает о нас?!

– А кому заявление на стол ляжет? Он же в полицию побежит, ваш обидчик. С бумажкой, что наш бывший сотрудник его избил. И мы, полиция, должны быть в курсе. Чтобы грамотно его завернуть.

– Ах да… Господи, как все это сложно!