плоской, как гладильная доска. А после работы обязательно какая-нибудь тусовка. Надо же мелькать, это записано в контракте. Меня к концу дня шатает от голода и усталости, я думаю: лучше умереть, чем так жить! Поесть как следует нельзя, выпить нельзя, потому что калории. И все время надо улыбаться. У меня после эфира лицо как резиновая маска, я эту дурацкую улыбку отклеить потом не могу! Прихожу в кафе перекусить и как идиотка всем улыбаюсь. Да что я рассказываю, у вас подруга – ведущая ток-шоу! Но ей повезло, у нее имидж клоунессы. Лишние килограммы ей только на пользу. А я – романтическая героиня. В общем, мне надо похудеть, чтобы вернуться в эфир. – Глубокий вздох.

– У вас внутренний конфликт. Вам диетолог верно посоветовала обратиться ко мне. Вы на самом деле этого не хотите, потому и не худеете. А мужу говорите: что я могу поделать? Гормоны! Это ведь он приставил к вам диетолога?

– Да. И составил жесткое расписание моих массажей и тренировок, – уныло сказала телеведущая, поправив оборку на пышном бюсте.

– Как вам удается доставать сало? – не удержалась от улыбки Люба.

– Домработница. Лиза – просто золото! Она из деревни. Это ее сало. То есть домашнее, деревенское, – звезда опять сладко причмокнула. – С чесночком, с розовой прослоечкой… Знаете, какая вкуснотища?

– Догадываюсь.

– Помогите мне, прошу вас! Если я не похудею и не выйду на работу, мне грозит развод!

– Хорошо. Вам нужно сменить приоритеты. Вы часом не из многодетной семьи?

– Да. А как вы узнали? Вам Игорь звонил?

– Ваш муж мне не звонил. Сама догадалась. Давайте с этого и начнем. С мамы…

За месяц они с телеведущей сделали кое-какие успехи. Вес вроде бы пошел на убыль. Но сегодня, едва Люба приехала на работу, раздался звонок на мобильный:

– Любовь Александровна? Это Лена.

– Что случилось, Леночка?

– Я сегодня не приеду.

– Но ведь мы же договаривались!

– Все случилось так неожиданно… В общем, мы с мужем поругались. Его родители меня достали. Обозвали бездельницей. Как будто я виновата, что кризис! Я же не знала, что Игорь на меня рассчитывал! А я как раз рассчитывала на него! А теперь они упрекают меня в том, что я, мало того, сама навязалась, так еще и навязала им своего ребенка! Своего, представляете?! Будто их сын не имеет к этому ребенку никакого отношения! Ведь он был так счастлив, когда я сказала, что беременна, мой Игорь! А его мамочка заявила, что он просто не хотел меня расстраивать. У меня это первая беременность, поэтому об аборте речь не шла. Я сразу сказала, что буду рожать. Получается, что навязалась, – всхлипнула звезда. – Я в шоке.

– И вы решили остаться в своем весе?

– Я уезжаю к маме. Я уже в машине, если честно. В пятистах километрах от Москвы.

– И вы мне только сейчас звоните?!

– Я была не уверена. Думала, что Игорь мне позвонит и попросит вернуться. Но он не звонит. Я поняла, что уже к вам не успеваю, даже если мы прямо сейчас с ним помиримся. Я вам заплачу, – поспешно сказала звезда. – То есть компенсирую. Как только вернусь в Москву.

– А если не вернетесь? – с иронией спросила Люба.

– Тогда сходите к Игорю. Это ведь он виноват, что сорвался сеанс.

– Спасибо, Леночка. Я всегда рада вас слышать.

– До свидания, Любовь Александровна!

Вот так. Сходите к Игорю. Люба невольно улыбнулась, представив, как объясняет свой визит его секретарше, и посмотрела на часы. Следующий клиент будет только через час. Она не спеша вышла из машины и нос к носу столкнулась с наркологом. С тем самым наркологом, который тоже звездил на ток-шоу «Все всерьез» и зачастую сидел в студии на одном диванчике с Любовью Александровной Петровой, психологом.

– Правильно говорят, Люба, что на ловца и зверь бежит! – расплылся он в улыбке. – Ты сегодня просто очаровательна! Да что я такое говорю? Ты всегда красавица!

Нарколог со всеми был на «ты», да еще и стремился непременно дотронуться до собеседника, погладить по руке, похлопать по плечу, приобнять. «Тактильный контакт, – машинально отметила Люба. – Очень действенно». К Василию Федоровичу клиенты моментально проникались симпатией, он был такой свой, такой понятный и добрый, заботливый, как папочка, даром что доктор наук. Уж этот поможет. Хотя Люба по опыту знала, что самые хорошие врачи – люди хмурые, неразговорчивые и на пациентов предпочитают орать, чтобы дошло, а не гладить по руке. Самой Любе нарколог был неприятен, она все время ждала от него подвоха.

– А почему такое лицо? – участливо спросил Василий Федорович. – Что у тебя случилось?

– Ничего страшного. Клиент отказался от сеанса. Я расстроилась, потому что час придется ждать. Но я пока поработаю над диссертацией.

– Как же мне повезло! – Нарколог стиснул Любу в объятиях. – Ведь я мечтал: как бы Любонька и для меня выкроила свое драгоценное времечко?

– Вы нуждаетесь в психологической консультации? – удивилась она.

– Лапонька моя, да кто же в ней не нуждается? Но я все как-то сам, времени-то нет по сеансам ходить. Все о кормильцах моих беспокоюсь.

Кормильцами Василий Федорович называл пациентов, и Любе это тоже было неприятно.

– Лапонька моя, где бы нам поговорить?

Люба уже знала, что он не отвяжется. Василий Федорович был липкий, как клей, своими бесчисленными прикосновениями он словно обволакивал собеседника, создавая невидимые узы, так что после общения с ним оставалось ощущение, будто ты муха, попавшая в паутину. Люба не знала, насколько он хороший врач, но карьеру Василий Федорович сделал блестящую. И все потому, что от него невозможно было отвязаться. Проще дать то, что он хочет. Люба как-то видела его жену, сногсшибательной красоты женщину, раза в два моложе самого нарколога. Было такое ощущение, что ее загипнотизировали. Она с полусонной улыбкой смотрела на лысого, как коленка, маленького и толстенького супруга, который то гладил ее точеные пальцы, то касался лебединой шеи, то клал короткопалую руку на тонкую талию, обнимая ее. Красавица лишь молча улыбалась и невидящими глазами смотрела в пустоту. То ли она была убийственно близорука, то ли жила какой-то своей, особенной жизнью, не замечая никого вокруг, в том числе и карлика-мужа.

Сопровождаемая Василием Федоровичем, Люба шла к ступенькам крыльца. Он вился вокруг, словно рой обремененных медом пчел, не жалил, а обмазывал липким, приторным.

– Любонька, лапонька, не в службу, а в дружбу…

Шубка была заботливо подхвачена, стул отодвинут. Она и опомниться не успела, как очутилась у себя в кабинете, и Василий Федорович закрыл дверь с таким видом, словно этот час его и только его.

– Что у вас случилось? – со вздохом спросила Люба. Не отвяжется. О диссертации придется забыть. На вознаграждение она тоже не рассчитывала, Василий Федорович известный халявщик. Вся реклама, которая была в СМИ, не стоила ему ни копейки. Уж как он ее добивался, каким елеем обмазывал журналистов, только им было известно и самому наркологу. Но факт оставался фактом: он процветал.

– Не у меня, Любонька, не у меня. У кормильца. Прямо-таки не знаю, что с ним делать, – Василий Федорович цепко посмотрел ей в глаза.

– А что такое?

– Понимаешь, красавица, начали мы хорошо. Я его закодировал, вшил торпеду. Честно сказать, я больше рассчитывал на эффект плацебо, ну, не враг же я человеку? А он втемяшил себе в голову, что даже от минимальной дозы спиртного может ласты склеить. Прямо микроскопической. – Василий Федорович пухлыми пальчиками показал эту самую дозу. – Даже кефира не пьет, лапонька. Квасу не пьет. Этикетки читает все без разбору. Я ему: «Успокойтесь, сладкий вы мой, ничегошеньки не будет. И пятьдесят граммчиков водки для вас абсолютно безвредны». А он не слушает: «Я, – говорит, – читал литературку-то. Не могу пить, иначе помру. Даже грамм для меня смертелен, как яд кураре». Жена мне его звонила. Спрашивает: что делать? Совсем человек сдвинулся.