исполнил траурный марш Шопена. Скульптор Онорио Руотоло презентовал театру бронзовый бюст Карузо, до сих пор украшающий фойе театра (правда, уже в новом здании). Присутствовавшие на концерте, в числе которых была и Дороти, плакали…

В память о благотворительной деятельности Энрико при «Метрополитен» был организован «Фонд Карузо», продолживший его филантропические начинания. 19 февраля, за неделю до дня рождения певца, в поддержку фонда был дан концерт, собравший на одних подмостках Розу Понсель, Адама Дидура, Леона Ротье, Джузеппе Данизе, Френсис Альду, Джузеппе де Луку, Джеральдину Фаррар, Амелиту Галли-Курчи, Беньямино Джильи, Маргарет Матценауэр и Хосе Мардонеса — всех «звезд» театра. Непривычно было видеть бывших партнеров Энрико без него самого. Для многих слова «Карузо» и «Метрополитен-опера» стали практически синонимами. Трудно было поверить, что с легендарной сцены уже никогда не зазвучит «золотой голос»… Голос певца теперь звучал только с пластинок, которые продолжали пользоваться неизменным, даже еще большим успехом. С ностальгией вновь и вновь обращались к записям великого тенора его бывшие коллеги. Так, сохранилась интересная кинолента: в декабре 1932 года Луиза Тетраццини посещает лондонское представительство компании «Граммофон» и слушает, как Карузо исполняет романс Лионеля из оперы «Марта», причем в какой-то момент не выдерживает и начинает подпевать. Закончив этот импровизированный дуэт, Тетраццини целует пластинку и говорит, что другого такого певца уже никогда больше не будет…

Записи Карузо стали эталоном для целых поколений певцов. В одном из интервью наш современник, тенор Никола Мартинуччи на вопрос, кого из певцов он больше всего любит слушать, ответил:

— Конечно Карузо. Когда я его слушаю, то хочется в отчаянии биться головой о стену — ну как после него вообще можно петь?!.

По мере развития средств звукозаписи в Европе и Америке велась работа по сохранению и реставрации пластинок «короля теноров». С помощью монтажа на записи голоса Карузо накладывалось новое оркестровое сопровождение, придававшее музыкальным номерам менее архаичное звучание. В таком обновленном виде пластинки Карузо выпускались (по-прежнему огромными тиражами) на протяжении 1950–1980-х годов. Накануне компьютерной эры фирма «Нимбус Рекордc» разработала оригинальный метод реставрации старых записей. Тщательно очищенную от пыли пластинку устанавливали на граммофон начала XX века. К каждому диску подбирались своя скорость, дававшая наиболее «достоверный» звук (при проигрывании старых пластинок 78 оборотов в минуту — цифра довольно условная, она могла заметно колебаться в ту или другую сторону), а также специально изготовленные иголки. Своеобразным «ноу-хау» «Нимбуса» стала специально изготовленная граммофонная труба длиной в шесть (!) метров. Ее раструб выходил в отделанную особыми материалами комнату, где размещались расположенные в разных местах микрофоны. Надо сказать, что и обычная труба граммофона выводит звук довольно сильный. Пройдя же через гигантскую шестиметровую трубу «Нимбуса», звук старенькой пластинки напоминал по мощности рокот Ниагарского водопада. Специальная отражающая система, установленная на стенах, придавала звуку «объемность» (качество, которое зачастую терялось при воспроизведении пластинки в обычных условиях). Таким образом музыкальный номер переводился с винилового диска на магнитную ленту, после чего начиналась долгая и кропотливая работа звукооператоров, устранявших шумы, щелчки и прочие дефекты. Результат подобной реставрации, как правило, был фантастический. Записи, которые раньше было почти не разобрать из-за шипения и искажений, начинали звучать так, будто они были сделаны совсем недавно. По сути, заново были открыты голоса Франческо Таманьо, Аделины Патти, Виктора Мореля, Луизы Тетраццини и многих других великих вокалистов начала эры звукозаписи. Разумеется, «Нимбус» не мог обойти стороной и записи Карузо — «золотой запас» «акустической» эпохи. К ним специалисты фирмы подошли с особой тщательностью, стараясь прежде всего восстановить во всей полноте уникальный тембр великого певца. В итоге голос Энрико, который и до этого звучал даже со старых пластинок намного лучше, нежели чей-либо из его современников, предстал в неописуемом блеске. С появлением компьютерных программ работа над реставрацией записей Карузо перешла на новый уровень, и сейчас, фактически каждый год, появляются все более «осовремененные» версии музыкальных произведений, напетых «королем теноров».

Карузо и сам неоднократно становился героем песен. Еще при его жизни появилась песенка «My Cousin Caruso» («Мой кузен Карузо»), В другой, написанной после его смерти, можно было услышать слащаво-сентиментальный припев: «Карузо ушел от нас, потому что на небесах захотели иметь певчую птицу». В наши дни большую (и вполне заслуженную) популярность получила песня, написанная в 1986 году итальянским композитором и певцом Лучо Даллой, которая так и называется: «Карузо». Автор рассказывал, что написал ее в Сорренто, в номере отеля, где провел последние месяцы жизни Карузо, играя на рояле, который стоял тогда в его комнате. В песне нет каких-либо реалий из жизни великого тенора, разве что припев на итальянском языке — фрагмент неаполитанской песни, записанной Энрико. Однако образный и ассоциативный ряд (море, Сорренто, опера, фортепиано) делает эту композицию своего рода символическим посвящением Карузо, а красивейшая мелодия создает особое настроение, близкое душе каждого, кого трогает музыка. Искренность и глубина чувств, страстность, трагизм, какой-то «надрыв» — приближают песню если не по сюжету, то по духу к творческому облику Карузо. Это своеобразный реквием певцу — скорбный, но в то же время просветленный, утверждающий бессмертие его искусства, бессмертие любви. Эта песня стала одним из популярнейших номеров Лучано Паваротти и особо проникновенно звучала в его исполнении тогда, когда дни великого тенора наших дней были сочтены…

Августовская трагедия 1921 года стала нелегким испытанием для коллег великого тенора. Так, двух оставшихся в живых членов знаменитой троицы самых великих вокалистов своего времени: Карузо — Шаляпин — Титта Руффо в этом году судьба привела в «Метрополитен-оперу». Для Руффо это было первым появлением на легендарной сцене. Шаляпин же вернулся туда после многолетнего перерыва. Русский бас дебютировал в своей коронной роли Бориса Годунова. В день премьеры Гатти-Казацца предоставил Шаляпину гримуборную Карузо. Певец вспоминал позднее: «Совсем недавно, размышлял я, он был в этой комнате. Может быть, тоже нервничал перед выступлением, как я сейчас. Карузо — темпераментный, веселый, полный жизни и пышущий здоровьем, лежит теперь в своей могиле, и никто и никогда не увидит его больше в этом театре и в этой комнате!

При воспоминании о Карузо — моем друге, артисте — меня охватило непреодолимое желание написать несколько строчек в его честь и в память о нем. Я, конечно, не поэт, но тут я схватил с гримерного столика черный карандаш и написал на стене такие строчки»:

Для Титта Руффо «воспоминанья о Карузо» приобрели несколько иной характер и наложили определенный отпечаток на дальнейшую карьеру. Великий баритон был настолько потрясен безвременной кончиной друга, что разболелся и впал в тяжелейшую депрессию. Пример Карузо, буквально «сгоревшего» на сцене, заставил его задуматься и о своей жизни, и о жизни вообще.

Больше всего проблем безвременный уход Карузо создал тенорам. На следующий день после смерти Энрико его друг Антонио Скотти публично заявил:

— Поскольку Карузо не следовал ни за кем, не может быть преемника и у него. Он являлся и навсегда останется самым великим, самым грандиозным среди всех теноров^[443].