В последний раз мы собрались в кружок,Прикрыли окна, затворили двери,Шатал по стенам тени фитилек.От напряженья, тайны и печалиГорела и кружилась голова;Но веские Григория словаСпокойно и уверенно звучали:«Нам нужно, Митя, быть еще до светаЗа городом. В тумане, под дождемИ в темноте — нетрудно сделать это.Не бойся, Люда, мы не пропадем.Тебе, сестра, уйти из дома надоИ переждать. Замок повесь на дверьИ поживи у дяди, у Игната,А мы придем — не сомневайся, верь.Теперь давай вытаскивай из печкиВсё, что ни есть!..» И, глядя на меня,Добавил он: «В укромном спрячь местечкеВот эти книжки. Помни, что, храняТакие вещи, ты рискуешь многим,Смотри, не проболтайся невзначай…»…Прощальный ужин. Стол накрыт убогий.Картошка. Хлеб. Морковный ржавый чай.Еду делила на три равных доли,Готовила нехитрое питье,Но временами судорога болиКасалась губ прикушенных ее.Она какой-то незнакомой стала,Как будто вдруг прибавилось ей лет,И женственность в глазах ее сияла —Немеркнущий, неугасимый свет.И понял я: сильнее, чем зловещийСтрах смерти, чем болезни, чем беда,—Дух женщины, бессмертный, властный, вещий,Дух верности, дух нежного труда.И думал я со вздохом терпеливым:Ты одарила этого стрельцаСвоей любовью — этим дивным дивом —На все года, до смерти, до конца.6Она в мешок сложила хлеб и салоИ залатала Гришино пальто.«Сыграешь?» — не спросил ее никто,Само молчанье мысленно сказало.Настала та большая тишина,Когда сердца взывают воедино.Их услыхала Люда. И она,Вздохнувши, села к пианино.И вновь бессмертный ливень билПо ветхой кровле, рвался в уши.Октав ли лад, удары ль пушек?Грозы ли гром, войны ли пыл?..В последний раз ночь общею былаДля всех нас четверых,для наших судеб розных,Предвещанных тогдапрелюдом ливней грозных,Смывающих с дорог грязь слабости и зла.Как дух пророчества, вознесся ввысь аккордК вершинам тем, что одолел их гений,Откуда в рев и гул землетрясенийОн вслушивался, пасмурен и горд.Такой сумел я в памяти сберечьПрощанья ночь — без обещанья встреч,Без громких слов, без ожиданья чуда;Нам всё сказала явственная речьПророческого этого прелюда,Возникшего как факел среди тьмы,Чтоб наши судьбы увидали мы.7Они ушли вдвоем; но Дмитрий-галичанинПод Сарнами в бою как храбрый воин пал.Вернулся Гриша, белой пулей ранен,А в тридцать пятом навсегда пропал.А я Людмилу ждал, искал в былое след,Но видеть не пришлось, как раскрывает ЛюдаТетрадку старых нот майоркского прелюда…Ее я встретил через много лет —Вернулась в Умань Люда. И, недужа,Жила грустна, устала и седа,Убитого бандеровцами мужаВ Галиции оставив навсегда.1970Перевод Д. Самойлова
