другие меры, чтобы преподать вам, как быть хорошим экономистом».
Несмотря на все это, Петр никогда не сомневался, что именно частная инициатива и предпринимательство были главной движущей силой национального богатства. Его наиболее фундаментальное стремление состояло в том, чтобы создать класс предпринимателей, знающих, с творческой способностью и капиталом, который удовлетворял бы их, чтобы взять на себя инициативу в создании России, более богатой и более производительной. Большой правительственный контроль и руководство могли быть в этом необходимы. Но это должно было быть только средством, с помощью которого можно удовлетворить потребности, чтобы они в конечном счете превратились бы в еще лучшие другие средства. Указы 1711 года предусматривали, что люди всех рангов могут торговать любым товаром повсеместно; и в последнем десятилетии царствования, под давлением извне и с ослаблением ограничений, появилось верное движение к либерализации российской экономической жизни. Из многих предметов потребления, которые были правительственной монополией в первых годах восемнадцатого столетия, — соль, табак, смола, щетина, сода и другие — только два (сода а смола) все еще оставались в этом положении после 1719 года. Приблизительно с 1714 года все советники царя по коммерческим делам — барон Людвиг Люберас, граф Савва Рагузинский, А. А. Курбатов, П. С. Салтыков — действовали в пользу более либеральных отношений; и действующая до 1716 года государственная монополия внешней торговли была смягчена после этой даты. Требования, чтобы промышленность снабжала правительство большим количеством товаров — тканью, кожей, железом, медью — по искусственным и часто очень заниженным ценам (в действительности — тяжелый налог на заинтересованных владельцев фабрик), были постепенно ослаблены. Приблизительно с 1719 года, особенно это касалось металла, имелась возрастающая тенденция приблизить цены, уплачиваемые за них правительством, к рыночным. С того же самого года всем подданным царя предоставлялось право на «поиск, плавление, переплавку и очищение всех металлов». В его последние годы имелась также тенденция передавать принадлежащие государству предприятия частным лицам или компаниям, хотя правительство сохраняло за собой право возобновить владение, если ими плохо или неудачно руководят, и контролировать качество товаров, которые они производят.
Некоторые особенности его действий показывают лучше, чем его экономическая политика, собственно образ Петра как ответственного за укрепление России и улучшение доли его народа. Простой факт, что некоторые наиболее важные указы царя по торговым и промышленным вопросам были написаны первоначально его собственной рукой, иллюстрирует это. Его внимание к экономической жизни также показывает его готовность экспериментировать и вводить новшества. Найти английских и голландских пивоваров, чтобы варить пиво для своего дот, посылка пастухов из Силезия в Казань, чтобы у лучшить стрижку овец и подготовку шерсти, экспериментирование с посадкой виноградных лоз в Астраханской области, даже соблазнительные предложения в 1721 году французскому финансисту Джону Ло поселиться в России[102], — Петр проявляет в этой области в течение всего своего правления кипучую энергию, часто хаотическое стремление к усовершенствованиям, которое отличало все его действия.
Трудности были огромны. Плохие коммуникации, нехватка капитала, дефицит подходящей рабочей силы, технологическая отсталость, слабость и низкий социальный статус торгового класса и недостаток традиции предпринимательства и нововведений — не смогли помешать этому экономическому росту, к достижению которого Петр стремился с таким трудом. Его личные предпочтения в делах государства, прямой правительственный контроль и руководство были все еще широко распространены даже в последние годы его правления. Достижения были часто существенными, даже большими; но они были не менее часто неоднородны и кратковременны. Властью Петра было введено в производство в России 178 необходимых учреждений, которые вполне можно рассматривать как фабрики[103], но банкротство среди них было очень высоким, та часть, которая упрочилась и оказалась достаточно жизнеспособной, относительно невелика. Кроме того, из новых предприятий приблизительно половина были правительственными учреждениями. Из тридцати одного металлургического завода, построенного на Урале в первой четверти восемнадцатого столетия (наиболее успешного периода нового индустриального роста), пятнадцать были государственными учреждениями, и они производили более половины продукции железа и 9/10 меди в регионе. Обычно около 8—10 процентов от доходов правительства тратилось на промышленность, но иногда эта пропорция достигла 20 процентов[104].
Государство не только развивало промышленность за свой счет, но также пыталось многими различными способами вовлечь частных владельцев в индустриальное развитие. Целый арсенал льгот и стимулов предлагался любому: русскому или иностранцу, кто желал основать фабрику; но их эффект, хотя и значительный, был ограничен. Иногда торговцам и производителям выдавались большие беспроцентные ссуды, чтобы поощрить новое производство. Субсидии, иногда большие могли быть выплачены частным лицам и компаниям. Изготовителям могло быть предоставлено освобождение от налогов на продажу их изделий или дано право импортировать материалы или инструменты беспошлинно. Иногда предоставлялись монополии; например, компании, сформированной близкими партнерами Петра в 1717 году, для производства шелка, или другой, основанной двумя годами позже, для производства химикалий. В 1722 году царь поддержал, вопреки протестам многих торговцев, просьбу изготовителей продавать их изделия в розницу непосредственно потребителю[105]. Тариф 1724 года был тщательно спланирован, чтобы планомерными действиями стимулировать внутреннее производство. Вообще эти приемы, многие из них разобщенные и сиюминутные, достигли немногого. Указы Петра по экономическим делам, подобно многому из его законодательства, были полны требований, которые не могли быть выполнены, распоряжений, которые не могли быть реализованы, и уговоров, которые не производили никаких практических результатов. Указ 1712 года, например, предписывал создание компаний торговцев, чтобы учредить текстильные фабрики и таким образом сделать Россию независимой от импорта ткани; но заинтересованные торговцы были категорически против такой идеи, и компании, которые были сформированы, скоро разорились, ничего не добившись.
Была, однако, одна форма правительственной помощи промышленности, имевшая более широкое значение, чем любая другая, которая заметно добавила трудностей, возложенных Петром на российский народ. Это было предписание больших поставок людей для принудительных работ. Иногда для этой цели использовались солдаты, как в 1725 году полк из Тобольска, в Западной Сибири, был определен строить фабрику в Екатеринбурге. Преступники, бродяги и нищие также регулярно принуждались к службе в промышленности. Оба этих метода были хорошо известны во всей Западной и Центральной Европе. Более примечательным для российской практики было «приписывание» групп деревень к обслуживанию отдельных фабрик, метод, известный чуть ли не с середины семнадцатого столетия, но очень расширенный Петром. Такие методы были, по общему признанию, непривлекательны, и Петр, и его советники, и российские владельцы фабрик были единодушны в справедливом убеждении, что свободный труд намного эффективнее, чем несвободный: в своих указах царь часто рекомендовал использовать свободных рабочих всякий раз, когда это возможно. Землевладельцы настоятельно возражали против набора крестьян (например, беглых крепостных) на работу на фабрики, навсегда избавлявшихся, таким образом, от своих прежних владельцев; и Петр не желал противиться группе, от которой так сильно зависел, причиняя каким-то образом вред их позиции в сельской местности. Результатом было то, что в течение всего его господства только четыре частных владельца фабрик имели крестьян, приписанных к ним, хотя все четыре были крайне важны. В 1721 году потребность в большой поставке рабочих на частные фабрики вынудила царя определить указом тех фабрикантов, которые могли бы впредь покупать крепостных и даже целые деревни. Но купленные рабочие должны были быть приписаны к фабрике, а не к ее владельцу; и в последние годы правления Петра фабрики, которые использовали рабочих, купленных таким образом, были немногочисленны.
С государственными фабриками дело обстояло совсем по-другому. Здесь было самым обычным явлением повсеместное приписывание к предприятиям крестьян, его возрастающий масштаб и трудности, которые оно порождало, были невыносимо тяжелы. В последние годы жизни Петра вырисовывалась возрастающая тенденция расценивать государственных крестьян как постоянный резерв рабочих, отдаваемых в распоряжение правительства для любых целей, так что ко времени его смерти из приблизительно 54 000 человек, приписанных только к металлургическим работам, подавляющее большинство принадлежало государству. Во-первых, часто эти приписанные крестьяне должны были
