границы на этом участке уже не имело смысла: было поздно.

Берген с волнением рассматривал черную туфлю на низком каблуке. В республике производятся тысячи таких туфель. Но чья эта? Что заставило эту женщину перейти границу? В чем изъян в организации охраны границы, позволивший осуществить переход?

Взяв след, собака сначала устремилась вниз, но вскоре потеряла его.

— Товарищ младший лейтенант, снимите копию следа и продолжайте осмотр.

Перед выездом Берген разбудил Рэке и рассказал о случившемся. Теперь Рэке сидел в своем кабинете и ждал его возвращения.

— Что случилось, Рольф? Нарушение?

— Нарушение. Женщина, — ответил Берген и поставил на стол туфлю, покрытую грязью. — Единственная улика. Собака след не взяла: дождь…

Рэке подошел к столу и взял туфлю. Прищурившись, стал рассматривать ее.

— Подожди. Совсем недавно я где–то видел такие туфли.

Берген рассмеялся.

— Охотно верю.

Рэке продолжал вспоминать. Час за часом прослеживал он события последних трех дней. Где он мог видеть такие туфли? В кино? Нет. В Хеллау? В народном имении Хассель? Нет. Во Франкенроде? Два дня назад он, фрау Федлерн и еще один товарищ из погрануправления беседовали с Бертой Мюнх… Мюнх! Она все время вертела ногой, и его это раздражало. На ней были точно такие туфли!

— Рольф, это туфля Мюнх!

— Что?

— Туфля Мюнх!

— Но зачем ей понадобилось переходить на ту сторону? Ей же ничего не грозило. Может быть, из–за Болау…

— Едем в деревню!

…Когда появились Берген и фрау Федлерн, Шонфус находился во дворе. Он не без удивления ответил на приветствие офицера и поинтересовался причиной его визита.

— Что, неужели у Берты опять кто–нибудь?

Берген подчеркнуто серьезно спросил:

— Фрау Мюнх дома?

— Я уже дважды к ней стучался, но она не отзывается. Вчера с ней черт знает что творилось, Господи, уж не случилось ли чего? Мне это только сейчас пришло в голову. Берген и бургомистр посмотрели друг на друга.

— Разбудите, пожалуйста, фрау Мюнх или проводите нас в ее комнату.

— Прошу, прошу. — Шонфус сильно постучал в дверь.

Никто не ответил.

На пороге кухни появилась фрау Шонфус.

— В чем дело?

Муж не ответил ей.

— Да открывайте же, господин Берген! Господи, неужели она…

Берген с силой распахнул дверь. В комнате никого не оказалось. Шкафы были распахнуты. Повсюду в беспорядке валялись бумаги и вещи. Кровать в нише была покрыта покрывалом. Берген достал из портфеля туфлю и показал ее хозяину дома.

— Господин Шонфус, эта туфля фрау Мюнх?

Шонфус стал внимательно разглядывать туфлю.

— Да, кажется…

— В таком случае знайте, что фрау Мюнх сегодня ночью перешла границу.

Фрау Шонфус, которая только что вошла в комнату, бессильно опустилась на стул.

— Берта? На Запад?! Святая Мария, это же невозможно!.. Зачем?

— Именно это меня и интересует, фрау Шонфус, — ответил Берген. — Она с вами ни о чем не говорила?

Женщина разволновалась и не смогла дать вразумительного ответа.

— Какой позор! — начала причитать она. — То бесконечные истории с мужчинами, а теперь… Господи, чем мы это заслужили!

Шонфус, заметив взгляд Бергена, попросил жену выйти на кухню.

— Господин Шонфус, не казалось ли вам поведение фрау Мюнх в последнее время странным? Важна каждая мелочь.

Накануне вечером Мюнх явно была чем–то взволнована. И хотя у нее были связи с мужчинами, заметил Шонфус, работала она хорошо. Берген, так ничего и не добившись от Шонфуса, попрощался и вместе с фрау Федлерн покинул дом. Она тоже не могла объяснить происшедшего, хотя и предполагала, что побег Мюнх связан с арестом Болау.

На заставу Берген вернулся в плохом настроении.

* * *

Фриц Кан простился с Ганни около семи часов вечера. Сегодня у него было ночное дежурство. По дороге на заставу он нагнал Восольского.

— Я тоже на заставу, — сказал Восольский. — Сегодня кружок. Обсуждение стихотворений Эриха Вайнерта. Пройдем немного пешком, ты все равно здесь не проедешь!

— Жаль, — ответил Фриц. — Мне так хотелось присутствовать на этом занятии. — А ты что, в наряде?

— Да. Но зато в следующий раз буду обязательно.

— Служба есть служба. Как я себе представляю, дежурить ночью — удовольствие не из приятных. В кровати определенно лучше.

Фриц рассмеялся.

— Что верно, то верно. Особенно под утро приходится быть начеку: глаза так и слипаются.

— Разумеется. Да еще к тому же кругом лес. Разве уследишь за всем? В Хеллау поговаривают, что какая–то женщина из Франкенроде перешла на ту сторону. Это правда?

— К сожалению, да. Мюнх. Самой пташки не жаль, но для нас это — чрезвычайное происшествие.

Восольский в знак согласия покачал головой.

— Но ведь если у кого–то появляется желание попасть на Запад, значит, у него на это есть серьезные причины. Видимо, и у Мюнх были какие–то причины?

— Ее никто не трогал. Может быть, испугалась, что женщины выцарапают ей глаза? Вела она себя ужасно…

— Действительно?

— Что правда, то правда. И особенно неприятно то, что в этой истории замешан один из наших. Вот почему об этом так много говорят. Женщины даже рады, что она смоталась, а вот мужчины жалеют!

— Да–а! — засмеялся Восольский. — Покажи себя с плохой стороны кто–нибудь из местных жителей — говорят о конкретном лице, о каком–нибудь Мере или Шульце, но стоит им оказаться одному из вас, говорят о всех пограничниках!

— За это он и поплатился, — ответил Фриц. — «Старик» долго с ним возился.

— А тебе не кажется, что с ним обошлись очень жестоко?

— Как жестоко? Ты же сам только что сказал, что пограничник не имеет права позволять себе подобное. Этот тип натворил такое, что всем нам не сразу удастся навести порядок.

— С этой точки зрения ты прав…

Они поднялись на вершину. Фриц сел на велосипед.

— Всего хорошего. В семь я должен быть на заставе.

Погруженный в свои мысли, учитель долго смотрел Фрицу вслед.

* * *

Со дня побега Мюнх пограничники ходили в подавленном состоянии. Командир заставы тщательно разобрался во всем и обратился к солдатам. В их адрес были брошены суровые, но справедливые слова.