«И выйдя, они побежали от гробницы, владел ими трепет и ужас, и никому ничего не сказали: ибо они боялись». Так написано у Марка (16:8), и это место стало самым популярным у современных исследователей. Нам скажут, что это книга непроницаемых тайн, вспышек молнии посреди мрака, вызов вере, которая не видит, и, наконец, — трепет, паника и молчание[1983] . Идеальное окончание для подобной книги.

Но так ли это? Мне иногда кажется, что популярность такого прочтения Евангелия от Марка порождена скукой исследователей при мысли об очевидной альтернативе после долгого сидения на сухом рационе изучения Библии, как в церкви, так и в учебном заведении, где говорилось, что данное евангелие — это первое и самое простое евангелие, которое сообщает основные сведения об Иисусе, предоставляя возможность последователям их приукрашивать, добавлять сюда учение, делать из них произведение искусства. Такие вещи шли вразрез с природой ученых второй половины XX века, в которых вера боролась с сомнением на фоне секуляризации и постмодернизма, так что они были заранее готовы отвергать «хэппи– энды»[1984]. Гораздо лучше, — да и куда интеллектуальнее, в конце концов, — видеть в Евангелии от Марка этакого Кафку I века или, быть может, Р. С. Томаса. Так что этот текст, входивший в программы первого учебного года, из–за своей простоты, прямоты и потому содержащий основы, стал трудным и загадочным текстом для интеллектуалов. Это потрясет студентов–старшекурсников, думает профессор, и они поймут, что все обстоит гораздо сложнее, чем им казалось!

Таким образом, споры об окончании Евангелия от Марка отражают разность в мировосприятии консервативного модернизма и радикального постмодернизма и, разумеется, некоторые стадии перехода от одного к другому. Но это не означает, что тут нельзя пользоваться весомыми аргументами. Исторические вопросы тут существуют, и они требуют исторического обсуждения, а не просто риторической позиции. Хотел ли Марк прервать свой рассказ на 16:8? Действительно ли он пожелал, чтобы вся его книга, написанная несколько корявым греческим языком, закончилась на ephobounto gar, «ибо они боялись»? И откуда появились два других окончания? И что бы о них подумал сам Марк?

В книге «The New Testament and the People of God» («Новый Завет и народ Божий») я кратко приводил доводы в пользу того, что Марк написал более пространное окончание, не дошедшее до нас, а два других, добавленных в некоторых позднейших рукописях, были неуклюжей попыткой его заменить. Никакие аргументы в настоящей книге не опираются на тот мой вывод, но сам факт, что этот вывод можно сделать, — и тут я приведу его, несколько развернув, — позволяет сделать одно негативное умозаключение: Марка нельзя использовать, как это часто делали, для доказательства того, что первые христиане не знали ничего иного, кроме пустого гроба, трепета и паники. Когда исследователь ищет простую схему истории традиции, ему очень удобно расположить повествования в хронологическом порядке и прийти к тому, «что и требовалось доказать»: сперва Евангелие от Марка, краткое, темное и лишенное любого упоминания о явлениях; затем Евангелие от Матфея, несколько полнее, где немного явлений; затем Евангелие от Луки/Деяния Апостолов и Евангелие от Иоанна — пространнее, полнее, где приводится много подробностей о воскресшем Иисусе[1985]. Я приводил свои доводы в предыдущей главе, среди прочего, чтобы поставить под сомнение как будто однозначную убедительность этой последовательности, показав, что даже более развернутые повествования Луки и Иоанна полны характеристик, позитивных или негативных, которые проще всего объяснить тем, что они восходят к самой ранней устной традиции. А доводы настоящей главы, среди прочего, позволят нам поставить под сомнения тот пункт, с которого я начал. Если существует обоснованная хотя бы вероятность того, что у Марка было развернутое окончание, утерянное ныне, ненадежно полагаться на то, что ephobounto gar были последними словами автора, адресованного полному ожиданий миру. Любителям темных и таинственных текстов тут волноваться не следует: множество скрытых секретов остаются и у Марка, и во многих других первохристианских текстах. Но нам не следует проецировать современное пристрастие к историям определенного рода на историческую проблему, где требуется свободный от предубеждений анализ.

Поэтому нам необходимо начать с вопроса об окончании, прежде чем мы перейдем к другому важнейшему вопросу: какова историческая ценность рассказа Марка, и что он хотел сказать нам, когда делал набросок своего краткого повествования?[1986]

Эта проблема общеизвестна. Если сказать просто (а те, кто хотят познакомиться с ней во всей ее сложности, найдут ее изложение в критических комментариях и монографиях), то она заключается в следующем[1987]. Самые ранние рукописи Евангелия от Марка в знаменитых Синайском и Ватиканском кодексах IV века оканчиваются на 16:8. То же самое мы видим в нескольких позднейших манускриптах, а некоторые ранние отцы церкви либо ничего не знают о пространном окончании, либо, даже если его цитируют, говорят, что оно признано сомнительным. (К сожалению, ни один из фрагментов папирусов с новозаветными текстами не содержит Мк 16; остается надежда на провиденциальную находку археологов.) Но великие манускрипты V века, следующие за Александрийским, включают в себя «пространное окончание» (стихи 9–20), за ними следует большинство более поздних манускриптов. Кроме того, четыре рукописи VI, VIII и IX веков и некоторые позднейшие включают в себя так называемое «краткое окончание», обозначаемый — стих 86, а далее почти все, кроме одного, содержат также и «пространное окончание». Тем не менее немало манускриптов с длинным окончаниям содержат заметки на полях (звездочки или крестики), которые указывают на некоторые сомнения в подлинности отрывка.

Явно не зависящие один от другого два случая, когда манускрипты IV века пропускают пространное окончание, и другие косвенные свидетельства делают гипотезу о том, что эта концовка не принадлежит к оригиналу, весьма правдоподобной. Кроме того, хотя содержание стихов 9–20 отражает некоторые характерные особенности Евангелия от Марка (например, недостаток веры учеников в 16:11, 13, 14), оно выглядит подозрительно, как будто тут используются пасхальные повествования других евангелий[1988]. Так, например, 16:12–13 — это явно краткий пересказ рассказа о событиях на пути в Эммаус, изложенный Лукой (24:13–35); явление сидящим за трапезой ученикам (стих 14) взято из Лк 24:36–43; поручение в стихе 16 представляет параллель Мф 28:18–20, а вознесение в стихе 19 взято из Л к 24:50 и Деян 1:9–11. И, как на это часто указывали, заповедь о необходимости крещения для спасения (стих 16) и перечень удивительных дел, которые совершат апостолы (стихи 17–18), выглядят также как краткое изложение некоторых аспектов позднейшей жизни Церкви[1989]. Учитывая все это, подавляющее большинство современных исследователей самых разных направлений склонно думать, что, хотя краткое и длинное завершения крайне интересны, они почти наверняка созданы не Марком.

На самом деле, «пространное окончание» выглядит, с открывающего его 9–го стиха, как если бы изначально оно существовало как совершенно независимое повествование, поскольку оно начинается с параллели к Мк 16:1–2/ Мф 28:1/Луке 24:1/Ин 20:1, но не как продолжение Мк 16:1–8: