Раздались еще несколько выстрелов из дробовика, один за другим, потом — длинная очередь из Калашникова — и снова дробовик. Вот черт…
Молодой — бросил надрывающуюся трубку, выскочил из машины. Сунулся на заднее сидение, обзавелся автоматом. Не закрыв машину, побежал в ту сторону, куда ушел старший агент группы, агент Мишо.
Темнело, впереди слышались крики. Сжимая автомат, он забежал в переулок, навстречу ему кто-то шарахнулся. Он вскинул автомат, едва успел сдержать палец на спуске — гражданский! Напуган перестрелкой…
На улице — снова забухало ружье, видно ничего не было — ограды высотой с два человеческих роста. У угла — он остановился, прижался к стене.
В нескольких метрах от него стоял человек и перезаряжал дробовик, похожий на автомат Калашникова. Страшная вещь, в последнее время широко распространившаяся — дробовик двенадцатого калибра по схеме АК[7].
Молодой — не дожидаясь, пока ублюдок с дробовиком перезарядит его и снова начнет палить — выстрелил дважды в спину, пошел дальше. Движение на улице остановилось, немногочисленные водители с криками бросались из машин, оставленных прямо посреди дороги, искали убежища.
Мишо лежал чуть дальше, автомат валялся рядом. Вместо головы — жуткое месиво, расплывается лужа крови.
Молодой подобрал автомат, забросил его за спину, побежал дальше.
Ага! А вот и такси! Они собирались выехать — и не посмотрели, что из-за стрельбы остановилось движение. Вот и врезались в брошенную прямо посреди дороги машину. И знатно врезались, так, что дальше ехать уже не могли. Двери нараспашку с обеих сторон машины, мигает поворотник.
— Хана хан хай[8]?! — заорал молодой одно из тех немногих выражений на языке урду, которое он знал.
Испуганный водитель, прячущийся за своей машиной — указал вперед.
Быстро! Молодой побежал со всех ног, на кратких одиннадцати недельных курсах оперативников их учили, что если где-то пробежал человек, тем более человек с оружием — след остается. Повернутые в ту сторону головы, дорожный инцидент, обсуждающие и показывающие в ту сторону рукой люди. Надо только уметь читать эти признаки и не слишком отставать.
Где-то уже выли полицейские машины, но он бежал вперед, с двумя автоматами, одним в руке и одним за спиной. Улиц поворачивала, он проскочил поворот, не задумываясь, что его могут поджидать — и едва не напоролся на пулю. Бандит поджидал его, спрятавшись за стволом дерева, выстрелил дважды из пистолета — но остановить американца, прошедшего специальную подготовку не сумел. Кувыркнувшись, он выстрелил несколько раз из автомата с положения лежа — и бандит вывалился из-за дерева, растянулся на тротуаре. Молодой вскочил — заборы вилл здесь шли сплошной стеной, и Халиду некуда было свернуть. Он трусил впереди, сгибаясь под тяжестью мешка.
Автомат в руках бабахнул одиночным — и объект, которого они должны были выслеживать, покатился по асфальту как раненый заяц.
Молодой бросился вперед, за спиной уже отчетливо выли сирены — но ему надо было успеть первым. Подбежал к убитому им Халиду, схватил увесистый, зашитый мешок. Достал нож, полоснул по боку — пальца наткнулись на обтянутые пластиком кирпичи купюр.
Деньги!
Полицейский пикап, завывая сиреной, вылетел из-за поворота, затормозил. С него прыгали затянутые в черную форму полицейские в масках и с автоматами в руках — антитеррористическая бригада!
— Амрикай! Амрикай! — закричал молодой — Амрикай! Я американец!
Он знал, что когда попался в руки полиции — кричать нужно именно это, иначе убьют.
Неизвестно откуда — прилетел камень, хлестко ударил его по спине, стукнул о пластину бронежилета. Хорошо, что не по голове — американцев здесь не любили.
Полицейские приехали быстро — но еще быстрее собрались местные, даже в относительно благополучном Хаятабаде, в Шейхане ему пришлось бы уже отбиваться от разъяренной толпы. У пакистанцев, равно как и у других отстающих в развитии народов очень развит стайный инстинкт, как у собак: на лай сородича бросаются все, не раздумывая. Здесь, в Хаятабаде жили в основном те, кто каким либо образом выиграл от американского присутствия в Афганистане: те, кто осваивал подряды на поставки гуманитарной помощи, те, кто имел транспортные фирмы и поднялся на перевозках грузов для сил стабилизации в Афганистане, те, кто торговал оружием, потому что спрос на него тоже зависел от ведения боевых действий в Афганистане. Все эти люди сделали благосостояние на американских деньгах, все эти люди смогли выбраться из нищеты и переселиться в благополучный район благодаря американцам. Но когда в их район пришли американцы и когда кто-то пустил слух, что американцы убили человека — все они с налитыми кровью глазами, с камнями, палками, а кто и с оружием — бросились на улицу и даже антитеррористическому взводу полиции Пешавара с трудом удавалось сдерживать натиск толпы.
Один из полицейских, подбежав, пнул его в спину, а другой — ударил по голове. Его повалили на землю, руки с треском стянула тонкая пластиковая лента с замком, которая сейчас вместо наручников. Он закричал, чтобы забрали мешок — и его снова ударили. Потом — полицейские подняли его на ноги, прикрывая с обоих сторон от возможной пули потащили и втолкнули на заднее сидение пикапа. По машине — уже барабанили камни, хорошо что стекла были обклеены специальной пленкой. Один из полицейских ввалился на переднее сидение пикапа, на место пассажира, другие, как он догадался — вскочили в кузов. Застрочил автомат — стреляли то ли в воздух, то ли по толпе. Машина тронулась назад, с треском что-то сминая задним бампером…
Пешавар, Пакистан
Полицейское управление
Как же их все-таки здесь ненавидят…
Его привезли в полицейское управление Пешавара рядом с офицерским и колониальным клубом, который построили для себя еще британцы, которые господствовали здесь. Его вытащили из машины и погнали к дверям пинками, в дверях один из полицейских плюнул в него. Он не видел, кто бьет его, не различал лиц — все они были сплошной озлобленной, озверелой массой, поглотившей его. Дальше — можно было ждать только худшего.
Его обыскали и отобрали все, что было у него в карманах. Зачем-то отобрали обувь и даже носки. На пинках — его прогнали по коридору, загнали в какой-то кабинет, привязали к стулу. В кабинете — были голые бетонные стены, зарешеченное окошко под самым потолком и люминесцентные лампы, вделанные в ниши в потолке, забранные решетками. Стул — металлический, грубо сваренный, неудобный, приварен к полу. Перед ним — небольшой столик и несколько стульев у стены, более цивильных.
Его ожидание длилось недолго, открылась дверь и кто-то вошел. Не меньше двоих… даже трое, один из них ударил молодого по голове, так что в глазах потемнело. Еще один — с шумом высыпал на стол то, сто отняли у него при обыске, что-то сказал на урду и вышел. Третий — наверное тот самый, что и ударил его — остался стоять у него за спиной, его присутствие ощущалось физически, всем телом. От пакистанца несло немытым телом, дешевыми сигаретами и дерьмом.
Молодой — осторожно, опасаясь нового удара, поднял голову, чтобы посмотреть, кто перед ним.
Его следователем — оказался сухощавый, за сорок лет, невысокий человек в военной форме с погонами подполковника и знаками различия бригады «Трайпл-1» три единицы. Придворная, сто одиннадцатая бригада, базирующаяся в Исламабаде — именно она стала орудием переворота, когда
