«плавильный котел» вознесет еврев ввысь. На деле «плавильный котел», – а он, в первую очередь, выражается в том, что все израильтяне переходят на иврит, – сказался в резком снижении уровня.
Израиль – молодая страна, и она спешит. Спешит создать новое государство: новую экономику, новую политику, новую армию. Демократическое государство, где все равны. Ну есть ли у этой страны время и запас усилий для того, чтобы вникать во все наше этническое разнообразие? Конечно, нет! И потому делается ставка на усреднение, причем не от каждого по чуть-чуть, а на какой-то умозрительный «новый» образец.
Когда прибывала очередная волна алии, кто мог позволить себе роскошь изучать незнакомую еврейскую культуру новой этнической общины? Думали переплавить все в общем котле и получить унифицированного еврейского жителя Израиля. Не вышло. Шлаки, может и переплавились, и всплыли на поверхность, но благородные ценности общин ускользнули, затаились. А из половинок людей целые человечки не складываются.
З.К.: Вот мы и пришли к апологии диаспоры. Как же быть с заповедью о переезде в Землю Обетованную, которая, насколько мне известно, превалирует над многими другими заповедями?
Рав: Любая эмиграция сопряжена с потерями. Одна из потерь – культура. Новое место требует или навязывает иную культуру. Чем быстрее новые иммигранты смешаются с другой общиной, тем поверхностнее они освоют новую культуру и тем менее они будут ценить прежнюю. Но если этническая группа и на новом месте будет держаться целостности, если не поспешит пережениться с евреями из других общин, то ее укорененность в своей культуре будет более осознанной и глубокой, а знакомство с новым окружением – полноценнее.
З.К.: А что Вы скажете о евреях в сугубо религиозном квартале Иерусалима Меа Шеарим? Уж кто, как не они, укоренены в своей культуре. Тех местечек и городов давно нет на карте Европы, а наши евреи скрупулезно воспроизводят все ритуалы, которые, как они полагают, заложили в странах рассеяния их далекие предки. Каждый точно знает, к какой общине относится. Но что можно сказать об их «знакомстве с новым окружением»? Во всяком случае, оно не отразилось на их манере одеваться.
Рав: Одежда – часть культуры. Евреи боялись, что сменив одежду, потеряют и культуру. Сегодня в Иерусалиме можно встретить сугубо богобоязненных ашкеназов в перевязанных кушаками долгополых халатах. Строго говоря, это сефардское, даже арабское, одеяние, так называемое джубе. Его уж и арабы почти не носят, а евреи-ашкеназы – да. Это смешно! А говорят на идише. Идиш тоже древность, старинный язык.
З.К.: Но все-таки большинство ашкеназских ультраортодоксов носит черные шелковые лапсердаки и шапку с лисьей оторочкой – штреймл. А это, как мне кажется, одежда щеголей из польской шляхты?
Рав: Ну конечно! И снова – шляхты нет, мода почти два века, как прошла, а евреи ее сохранили! Они держатся за свою старую культуру, а культура связана с дальним местом и с дальней эпохой. Так и дошло до нас все вместе.
Просто удивительно, как евреи впитали черты других народов и остались верны себе. Известно, как горды поляки. Польскую гордость переняли и жившие там евреи. Посмотрите в Тель-Авиве. Он будет голодать, но костюм – с иголочки. И победительный вид.
З.К.: То же и женщины. Обязательно прическа из парикмахерской и косметика.
Рав: Польский гонор! Важно, каким я предстану перед другими, а что у меня в кошельке или на душе – касается только меня. И евреи ведут себя так же. Этот гонор не позволил польским евреям «пачкать руки» грязной работой, и они страшно голодали. А немецкие евреи брались за любое дело. Жить-то надо! Но главное потому, что немцы не гнушаются никаким трудом. А польские евреи здесь очень бедствовали. Повадки шляхтичей… Как штреймл.
Я много колесил по свету. И всегда смотрел по сторонам. Я убедился, что евреи поразительным образом перенимают не то чтобы культуру – самый характер своей страны.
З.К.: У меня в связи с этим есть грустный опыт. Был у меня ученик один. Одессит. Попросил гостевой вызов, приехал, пришел в гости. Сидим, разговариваем. Муж, дети, я. По-русски, разумеется. Он у нас несколько дней прожил и вдруг за чаем говорит: «Не евреи вы. Русская интеллигенция. Евреи не такие. Вот я – еврей». Ну, муж посмеялся, а я – обиделась. До сих пор помню.
Рав: И я посмеюсь. Вы откуда? Из Москвы? Так Москва не Одесса. Значит, и евреи там разные. Я как-то приехал в Одессу, собралась огромная толпа евреев. А я им говорю (надеюсь, они мне простили это): «Евреи Одессы – каждый знает, чем они знамениты. Анекдотами и мошенниками». И что вы думаете? Все покатились со смеху. А скажи я то же самое в Москве? В лучшем случае, вымученная улыбка. Холодом ответили бы в Москве на такое приветствие. Мошенники!..
Увы! Как мы судим о евреях не из нашей общины? Да и из нашей. По каким-то дешевым внешним признакам.
Внешность общины – разве ею исчерпывается этническая традиция? Внешность – шелуха, клипот. Перед войной в Гамбурге были две общины: сефардская и ашкеназская. Евреи как евреи. Только по праздникам сефарды надевали свои старинные традиционные одежды, и становилось ясно, что они другие.
З.К.: Позвольте с Вами не согласиться. То есть, конечно, там было так, но это не всегда и не всюду так.
Рав: Верно, но как часто я слышал от собеседников: я – франк и я – йеки (прозвище немецких евреев). Потому что родословие говорило о предках из Испании, а последние поколения и традиция формировались в Германии. И фамилии изменялись. Вот к примеру фамилия Буним в России. Что за фамилия? А французская: Бо+Ним, т.е. Доброе Имя, или Шем-Тов, – имя, принятое у сефардов. Или характерная для польских евреев фамилия Шпринцак…
З.К.: …от женского имени Шпринца…
Рав: А что это за имя? Эсперанца, Надежда то есть. Опять сефардского происхождения.
Конечно, у каждой общины свои книги, свои молитвенники. И есть между ними различия. Но или это непринципиальные различия, или мы говорим, что каждый внес что-то свое и ценное.
