широкое общение всегда вызывало в «компетентных органах» особую настороженность, но Парнас этого понять не мог). В Москве он стал одним из основателей учрежденной в 1943 г. Академии медицинских наук СССР, организатором и первым директором Института биологической и медицинской химии АМН СССР. Кроме того, как академик, он имел право на организацию своей собственной лаборатории — это и была Лаборатория физиологической химии, в которой он с ближайшими сотрудниками продолжал исследования углеводов. Е. М. Афанасьева [7] окончила кафедру Биохимии растений Московского Университета перед самой войной. В 1942 г. она добровольно ушла на фронт, прошла все тяготы войны ив 1945 г. поступила на работу в лабораторию Парнаса. Первое впечатление от Парнаса у нее было — «барин, аристократ». Парнас, в самом деле, держался величественно. А она как пришла из армии, так и была в сапогах и шинели и чувствовала себя смущенно. Но при ближайшем знакомстве это впечатление изменилось. Парнас с женой часто приглашал к себе своих сотрудников - время было трудное, с едой было плохо, а тут их ждало обильное угощение и полное радушие хозяев. Эти вечера в доме Парнаса на всю жизнь запомнились Евгении Михайловне. Праздник дружеского общения и блеска культуры и эрудиции. Зная музыкальные вкусы Е. М., Парнас дарил ей грампластинки с записями Бетховена и Баха. Открыт был дом и для многих других друзей Парнаса.

Парнас был признан первым в научной иерархии биохимиков СССР. Центром биохимической мысли в стране стали «четверги» Парнаса — семинары, на которые собирались не только москвичи, но и жители других городов. Парнас поражал своей эрудицией, широтой и глубиной постановки проблем. Основным событием «четвергов» всегда были доклады самого Парнаса или его комментарии к сообщениям других докладчиков [5-8]. Он был блестяще образован и в области наук гуманитарных, в искусстве, музыке. Как истинно большой человек он был доброжелателен и с энтузиазмом относился к успехам своих младших коллег. Особо положительные чувства вызывали у него два советских биохимика: А. Е. Браунштейн и В. А. Энгельгардт. Оба были авторами выдающихся открытий. Браунштейн незадолго до войны открыл реакции транс-аминирования — переноса аминогрупп от аминокислот на кетокислоты. Открытие это, возможно, было инициировано идеями самого Парнаса, однако так ли это - предстоит еще исследовать. Энгельгардт открыл окислительное фосфорилирование и АТФ-азную активность актомиозина (вместе с М.Н.Любимовой). Эти работы также были очень близки исследованиям Парнаса по биохимии фосфорного обмена и биохимии мышц. Парнас рекомендовал Энгельгардта в члены-корреспонденты Академии наук СССР. А когда это представление вызвало иррациональные трудности, волновался, писал письма друзьям - академикам и добился избрания Владимира Александровича. Вот одно из таких писем: «4 октября 1943 г. Гостиница „Метрополь'. Письмо адресовано Петру Леонидовичу Капице: „Глубокоуважаемый Петр Леонидович! ...Позвольте мне напомнить то, что я Вам говорил о Владимире Александровиче. Я его считаю, по его научным достижениям, первым в ряду биохимиков Союза, без исключения — академиков и не- академиков. Его открытие и смелое понятие идентичности контрактильного белка мышц и энзима, катализирующего самую близкую к мышечному сокращению, освобождающую энергию, реакцию, является достижением, которое начинает новую главу в биохимии жизненных процессов. Хотя это открытие было сделано уже во время настоящей европейской войны, оно нашло огромный резонанс за границей... В настоящую пору Энгельгардт опубликовал труд, в котором, кажется, он разрешил вопрос Пастеровского эффекта, т. е. открытой Пастером связи между окислительными процессами и торможением анаэробных процессов в организмах? Но я хочу подчеркнуть, что это открытие является блестящим продолжением уже ранее осуществленных Энгельгардтом работ и их консеквентным усовершенствованием... Владимиру Александровичу 49 лет; его научная деятельность представляет образец прекрасного и постоянного подъема, это не случайный успех. Он служит Академии уже десять лет и в течение этих десяти лет он выполнял буквально все должности, которые обыкновенно выполняют члены-корреспонденты. Он издает журнал 'Биохимия', он редактор сборников конференций по витаминам, ферментам; он постоянный секретарь белковой комиссии, и все это он делает прекрасно. И странное дело, при всем этом он даже еще не член-корреспондент, хотя он вполне достоин быть академиком... Мне кажется, что избрание Энгельгардта является настоятельной необходимостью не только для Энгельгардта, но и для самой Академии... Не должно повториться то, что было с Менделеевым и Лобачевским. Я пишу Вам эти слова с уверенностью, что Вы найдете пути для того, чтобы исправить эту ошибку. Я хочу еще подчеркнуть, что в Академии имеются три академика - представителя биохимии животного организма, но нет ни одного члена-корреспондента, хотя имеется еще один биохимик, вполне достойный быть избранным членом- корреспондентом, а именно Александр Ев- сеевич Браунштейн'». (Письмо из архива П. Л. Капицы любезно предоставил мне П. Е. Рубинин.) Окончилась война. Стал ли Яков Оскарович понимать, в какой стране он живет? Думаю, что постепенно стал понимать. Он привык к свободе «передвижений», а тут оказалось, что выезды в другие страны ему не разрешены. В 1948 г. в Лондоне проходил первый Международный биохимический конгресс. Парнас был приглашен в качестве вице-президента. В связи с этим он получил много писем от зарубежных коллег, в которых выражалась радость по поводу предполагавшейся возможности общения с ним. Но о поездке в Англию в то время, конечно, не могло быть и речи. Он привык к свободе общения с гражданами разных стран - а тут оказалось необходимым и на это получать разрешение. Он не прошел школы подавления 1930-х годов. Ему казалось естественным считать дни Пасхи нерабочими. Он был католик (по «генам» - еврей) и отмечал Пасху католическую. И сам предложил, если есть верующие - православные - считать нерабочими дни Пасхи православных. Он - директор Института! Это было дико для партийного руководства. Он многого не понимал в советской жизни [7]. Его верная сотрудница и ученица, профессор Е. Л. Розенфельд вспоминала: «Парнас плохо понимал особенности нашей жизни. Его, например, очень удивляла идея планирования науки. На ученом совете он мог недоуменно спросить: „Как можно планировать открытие? Оказывается, все записывают в план то, что уже сделано, но какой в этом смысл?'» Когда в Институте в связи с денежной реформой 1947 г. был организован митинг, чтобы выразить поддержку и одобрение этому мероприятию, Парнас, директор Института, выступил и спросил: «Зачем нужна эта реформа? Если для того, чтобы люди, как говорят у нас в Польше, подтянули пояса, то биохимики должны подумать о том, не приведет ли это к понижению количества белков, жиров и углеводов ниже уровня, необходимого для питания населения.» Е. Л. Розенфельд в своих воспоминаниях пишет: «Его гибель была неизбежной» [5]. Я думаю, он все понял, когда 18 февраля 1947 г. был арестован академик-секретарь АМН СССР В. В. Парин. Он хорошо знал Парина и не сомневался в его полной невиновности. Последовавшая за тем реакция - запреты на публикации научных статей без «актов экспертизы» и «авторских справок», подтверждающих уголовную ответственность авторов за опубликование «незавершенных работ» — иллюзии рассеялись. Очевидное, грубо фальсифицированное убийство великого артиста Михоэлса 13 января 1948 г. стало зловещим предзнаменованием. Здоровье его расстроилось. Диабет, сердечная недостаточность, утомляемость - 17 октября 1947 г. он подает заявление с просьбой освободить его от обязанностей директора созданного им Института. Он хотел бы сосредоточиться на работе в лаборатории... Приказ об освобождении его от этой должности был подписан 28 мая 1948 г. Вместо него директором стал Сергей Евгеньевич Северин, а затем вскоре Василий Николаевич Орехович. Никто тогда не знал замыслов Сталина. Это теперь известно, что после убийства Михоэлса 13 января 1948 г. началась подготовка государственной антисемитской кампании. Готовили аресты членов Еврейского Антифашистского Комитета. Основные аресты начались 13 января и закончились 28 января 1949 г. Парнас не мог не знать о них. Наверное, он мог предвидеть свою судьбу и был к ней готов. Его арестовали 29 января и в тот же день он умер. Вот как пишет об этом Е. Л. Розенфельд [5]: «...В конце 1948 г. он тяжело болел. Впервые после болезни он собирался пойти на доклад ленинградского биохимика С. Е. Бреслера. Однако на доклад он не пришел. Обеспокоенные ученики Якуба Оскаровича после заседания побежали к нему домой и застали печальную картину: его квартира была опечатана, а перед дверью сидела его рыдающая жена. Обстоятельства его гибели остались неизвестными. Говорили, что он успел отравиться сразу же после ареста. Согласно другой версии он погиб в тюрьме от диабетической комы, так как страдал тяжелым диабетом.» Слухи о том, что он умер на пороге тюремной камеры, глухо звучали в Москве. Он символически не вошел в тюрьму, и, если это так, значит, на самом деле вполне понимал, с кем имеет дело, и был готов кончить жизнь как римский патриций. Так или иначе — смерть спасла его от невыносимых пыток и издевательств. К этому времени уже около двух лет мучили В. В. Ларина. По принятым обычаям арестованных сразу зверски били - так 13 января 1948 г. прямо в кабинете министра МГБ Абакумова били сапогами и резиновыми палками главного врача Боткинской больницы Бориса