источнику Любви никогда не отпадающей, и, бывши в этом состоянии, они достигли меры, превысшей разсеяния и высокоумия, сделавшись всецело ум, всецело око, всецело светлы, всецело совершенны, всецело боги. Потрудились, возвеличились, прославились, просветились, ожили, потому что прежде умерли. Веселятся и веселят; веселятся о нераздельной Троице и веселят Вышния Силы. Возжелайте состояния их, теките путем их, поревнуйте вере их, приобретите смирение их, терпение во всем, дабы вам получить достояние их. Держитесь их непадающей Любви, дабы наследовать неизреченныя блага, «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его». О безмолвии же (скажу): теперь обучай себя еще несколько (времени), и Бог сотворит с тобою милость Свою. [Господь просветит сердца ваша к постижению значений, здесь содержащихся. Ибо трудно понять их тому, кто не пришел в меру их. Простите меня и помолитесь обо мне, дабы и я, недостойный, достиг оной меры]».

Другой Старец в большей степени склонен давать ответы на вопросы, касающиеся богослужения, меры пищи и вина, одежды, сна и времени молитвы. Его ответ об уставных часах свидетельствует о развитии древней египетской традиции:[929] «Часы и песни суть Церковные предания и хорошо учреждены для соглашения всех людей (в молитвах), также и в общежитиях для согласия многих. Скитяне же ни часов, ни песней не читают, но наедине упражняются в рукоделии, чтении и размышлении и [понемногу] в молитве. Когда же стоишь на молитве, ты должен молиться об освобождении тебя от ветхаго человека, или произносить «Отче наш», или и то и другое вместе, и потом сесть за рукоделие. А о том, чтобы продолжать молитву, когда стоишь на ней (скажу): если ты непрестанно молишься по слову Апостола, то не нужна продолжительность, когда встаешь на молитву, ибо ум твой весь день пребывает в ней. Когда же сидишь за рукоделием, должно читать или говорить псалмы изустно, и при конце каждого псалма молиться сидя: «Боже, помилуй мя, окаяннаго». Если же безпокоят тебя помыслы, то прибавлять: «Господи! Ты видиши скорбь мою, помози ми». И когда окончишь три ряда сети, встань на молитву и преклони колена, также и стоя произноси сказанную молитву. Что касается вечернего времени, то скитяне читают двенадцать Псалмов, и на конце каждого вместо славословия произносят: «аллилуиа», и читают одну молитву; также и ночью читают двенадцать Псалмов, и после псалмопения садятся за рукоделие. А кто хочет, читает наизусть Псалмы, другой испытывает свои помыслы и жития Святых Отцев; иной же, прочитавши пять или восемь листов … опять берется за рукоделие. Когда же кто поет, или читает наизусть, должен произносить вслух, если только близ него нет другого, наблюдающего за ним, дабы никто не знал, что он делает». Многое здесь перекликается с Кассианом, писания которого, вероятно, были хорошо известны Старцу их перевели на греческий очень рано.

Около ста ответов дано Дорофею,[930] который взрастает у нас на глазах. Впервые придя в киновию, он спрашивает, как ему следует разделить свое имущество между нею и нищими. Мы становимся свидетелями того, как им овладевают различные искушения блудная страсть, уныние, забывчивость и так далее с которыми ему помогают совладать относящиеся к ним с пониманием Старцы (главным образом, Иоанн, у которого он впоследствии стал келейником). Неся послушания в больнице, он спрашивает Старцев о том, следует ли ему читать медицинские книги и руководствоваться ими, как совмещать больничные обязанности с пением Псалмов и так далее.

Однако самое подробное описание жизни в Тавафе содержится не в рассматриваемом нами собрании, а в сочинениях самого Дорофея. Это история о его первом ученике[931] любимце [своего дяди], который был воеводою, юном Досифее, отправившемся в Иерусалим и сподобившемся в Гефсимании видения Божией Матери, которая сказала, что он должен оставить мир и стать монахом. В той же воинской форме он пришел в Тавафу и был принят аввой Серидом в обитель (авва испытывал при этом немалые сомнения, боясь что видит перед собою дезертира) и уже вскоре, получив послушание ходить за больными, явил собою образец послушания и при этом всегда был немногословен и тих, хотя имел по природе громкий, «как у готов», голос. Старец постепенно сократил его дневной рацион хлеба с шести фунтов до восьми лотов. Спустя пять лет юноша умер от чахотки. Но даже в свой смертный час он выказал послушание Великому Старцу, прося у него благословения оставить сей мир. Некоторые вопросы и ответы в собрании Варсануфия, вероятно, также имеют отношение к этой истории.

Впрочем, нам следует идти далее. Чрезвычайный интерес представляет и переписка с образованным монахом, читавшим Оригена, Дидима Слепца и Сотницы Евагрия (цитаты откуда он приводит), которая возвращает нас к происходившим тогда оригенистским спорам.[932] Частично, материал этот был опубликован у Миня (P. G. LXXXVI. i, 891902), однако там представлен только один и к тому же неполный парижский манускрипт.[933] Варсануфий осуждает их заблуждения, а Иоанн советует читать у Евагрия только то, что служит к душевной пользе. Когда Варсануфия спрашивают, почему же Григорий Нисский поддерживает иные из этих заблуждений, Великий Старец отвечает в том смысле, что святые не ошибались, когда ответу их предшествовала молитва; однако, случалось, что они отвечали и сразу словами, принятыми ими от прежних своих учителей, которые могли оказаться и ошибочными.

В переписке с епископами затрагиваются вопросы рукоположения. К примеру, говорится, что в селении нельзя полагать клириков сверх надобности, пусть среди селян и есть достойные рукоположения.[934] Одна из подборок ответов, вероятно, адресована патриарху Петру Иерусалимекому, который помимо прочего спрашивает о том, что ему следует делать с язычниками, пожелавшими после обнародования эдикта Юстиниана креститься после пасхи 529 года.[935] Великий Старец советует патриарху преподать им святое крещение «во святую Четыредесятницу или на святое Вознесение Спасителево» (то есть в праздник Вознесения на Елеонской горе), так чтобы седмица эта послужила для них «вместо праздника» перед Пятидесятницей. Со времен святого Кирилла Иерусалимского подготовка к крещению, вероятно, существенно упростилась.

Следующий вопрос касался иноверца, которого задержали во время Литургии Верных [ср. с рус: «Некто из иноверных взят был в стране верных…»]:[936] многие считали, что его следует умертвить или даже сжечь. Разумеется, святой считает это не христианским делом и советует для начала выпороть нарушителя — ибо это дело человеческое — после чего передать его какомулибо Богобоязненному человеку, чтобы тот научил его пути Божию и просветил его.

Другой ответ, вопрос к которому в печатном издании отсутствует, носит характер разъяснения; сам же вопрос имеет отношение к испытывающему некие проблемы правителю и начинается такими словами: «Поскольку благодаря ревности нашего христолюбивого императора правитель наш недавно стал христианином…»[937]

Вопросы мирян очень разнообразны, и мы можем лишь назвать некоторые их темы: работа в воскресный день,[938] беседы в церкви, [939] рабы,[940] долги,[941] саранча,[942] можно ли выжать на своем точиле вино, принадлежащее иудеям?[943] Что мне делать, если мой отец по плоти станет говорить со мною о телесных вещах, что не приносит мне душевной пользы?[944] Можно ли позвать коголибо заговорить моего больного коня?[945] (Разумеется, заговаривание запрещено Богом; попроси совета у врача или окропи своего скота святою водою). Я имею знатных, живущих поблизости, и незнатных, живущих поодаль, сродников, которые иногда навещают меня. Говорить ли мне правду о моем родстве с ними или же скрывать ее, дабы не оскорблять подобным безчестием здешнюю мою родню?[946] Если мне скажут, что я должен анафематствовать Нестория и ему подобных еретиков, должен ли я это делать?[947] (Он и так находится под анафемой; ты же должен не проклинать, но оплакивать свои грехи. Если же собеседник твой и после твоих слов будет настаивать на своем, прокляни того еретика, чтобы не повредить его совести). Если я не знаю, еретик ли тот, кого меня просят предать проклятию, то что мне следует делать?[948] (Скажи: «Я не знаю, как мудрствует тот, о ком ты говоришь; другой же веры, кроме переданной от 318 (отцов) я не знаю, кто же мудрствует иначе, нежели она научает, тот сам себя предал анафеме»).

Когда в 5423 годах в Римской империи стала свирепствовать чума, настоятель и отцы киновии стали просить Великого Старца подобно Аарону стать между живыми и мертвыми. В ответ[949] Великий Старец написал о том, что на свете существует всего три мужа,