начальствовал над оригенистами, скоропостижно скончался. Георгий же уже через семь месяцев был обвинен в непотребстве даже теми, кто ставил его на игуменское место, и изгнан из Лавры.[899] Его преемник Кассиан, который, так же как и Кирилл, являлся уроженцем Скифополя, учился монашескому жительству у преподобного Саввы и в течение восьми лет настоятельствовал в лавре Сукка. Он умер спустя всего десять месяцев, 20 июля 548 года. Преемник Кассиана ликиец Конон еще в юном возрасте принял монашество у себя на родине,[900] в Палестину же он пришел уже по смерти Саввы. Конон был мудрым и добрым человеком, и вскоре дела в Лавре пошли на лад, а рассеянные по округе отцы стали вновь возвращаться в свою обитель. У оригенистов же начались разделения, которые лишили их былой силы. Епископ Иоанн, вероятно, не слишкомто долго находился вне своей кельи. Когда Кириак, которому в Пещере святого Харитона то и дело докучали люди, убедился в том, что битва против оригенизма по сути уже выиграна, он на девяносто девятом году жизни вновь отправился в свое старое пустынное прибежище Сусаким, находившееся в девяти милях от лавры Сукка.[901]

Кирилл посетил его и здесь,[902] отправившись прежде в Сукку и взяв ученика Кириака Иоанна в качестве провожатого. Когда они уже были близ нужного места, навстречу им вышел огромнейший и ужаснейший лев. Иоанн сказал Кириллу, что они могут не опасаться этого страшного зверя, и действительно, увидев, что они направляются к Старцу, лев тут же уступил им дорогу. Старец чрезвычайно обрадовался гостям. «Да это же мой syncoenobiote Кирилл!» — воскликнул он. «Отче, обратился к нему Иоанн, он страшно испугался, завидев льва». На это Кириак отвечал: «Не бойся, чадо, ибо лев сей живет рядом со мною для того, чтобы охранять мои овощи от диких коз». Поведав гостям множество историй о Евфимий и о других Пустынных Отцах, Кириак пригласил их на трапезу. Когда они вкушали пищу, к ним подошел лев, и тогда Старец дал ему кусок хлеба и отправил зверя охранять овощное произрастание. Кирилл и Иоанн заночевали у Старца, а на следующий день он благословил их отправиться в обратную дорогу. Через какоето время они увидели на своем пути льва, пожиравшего дикую козу; заметив, что они не отваживаются пройти мимо него, лев оставил свою добычу и отошел в сторонку, освобождая им путь.

* * *

Оригенисты разделились на исохристов, учивших, что при «восстановлении всего» (апокатастасис) все станут равными Христу, и на протоктистов Лавры святого Фирмина близ Михмаша, которые, исходя из предсуществования души, учили, что пред существовавшая человеческая душа Христа была Перворожденною во Всем Творении.[903]Названное разделение в конце концов привело к альянсу между последними (протоктистами) и антиоригенистами, при этом Исидор из лавры святого Фирмина обещал ничего не говорить о предсуществовании. В конце 551 года вместе с Кононом из Великой Лавры он отправился в Константинополь, надеясь улучить благоприятный момент.[904]Ждать им пришлось недолго. Вскоре Петр Иерусалимский умер, а монахи Новой Лавры прогневали Юстиниана, поставив патриархом своего выдвиженца Макария без одобрения этой кандидатуры императором.[905] После кончины Исидора Конон и его люди с еще большею свободой воепользовались возможностью подать императору libellus против оригенистов и представили ему собственного кандидата на патриаршество Евстохия, находившегося тогда в Константинополе. Юстиниан принял их предложение. Евстохий был отправлен в Иерусалим в качестве патриарха, в Константинополе же был созван Пятый Вселенский Собор, предавший проклятию как «Три Главы», так и оригенизм.[906]

Последнее заседание Собора состоялось 2 июня 553 года. Оригенисты были окончательно изгнаны из Новой Лавры, а 21 февраля 555 года их место заняли сто двадцать монахов, половина из которых прибыла из Великой Лавры, а остальные из прочих пустынных обителей. Среди них был и Кирилл Скифопольский, перешедший в Новую Лавру по благословению епископа Иоанна.[907] С самых первых дней своего пребывания в киновии святого Евфимия он не переставал изумляться чудотворениям, происходившим от раки преподобного, и старался собирать все, что так или иначе было связано с его жизнью.[908]Кириак, что называется, из первых рук, подробно поведал ему о последних годах жизни Евфимия. Другие же пересказывали ему то, что некогда было рассказано им самим людьми, знавшими преподобного, передавали ему истории о Савве и Феодосии и т. д. Подобно не знающей устали трудолюбивой пчеле он обходил пустыню, ходил туда и сюда, собирая эти, еще не успевшие поблекнуть воспоминания, записывал их на разрозненных листах, складывая их без порядка. Попав в Новую лавру, Кирилл в течение двух лет разбирал свои записи, тщетно пытаясь привести их в порядок и сознавая нехватку светского образования, неопытность в Писании и собственное косноязычие. Кирилл уже был близок к отчаянию, однако в один из дней около второго часа, когда он сидел на своем обычном месте и занимался разборкою листов, он задремал и увидел в сонном видении преподобных отцов Евфимия и Савву в обычных приличествующих их сану одеяниях и услышал слова Саввы, сказанные Евфимию: «Смотрика, твой Кирилл так и сидит с листами в руках, исполненный решимости осуществить задуманное, однако, несмотря на все свои труды и старания никак не может даже начать свое сочинение».

Великий Евфимий ответствовал Савве: «Как же он может начать свое сочинение о нас, ежели во устах его еще нет благодати слова?» Когда Савва сказал: «Дай же ему эту благодать, отче», Евфимий кивнул, достал изза пазухи серебряную коробочку для мазей и прутик, опустил прутик в коробочку и трижды вложил его в рот Кириллу, почувствовавшему, что на устах его появилось нечто похожее на масло, сладостью своею превосходящее мед и заставляющее вспомнить слова Писания: «Коль сладка гортани моему словеса Твоя; паче меда устом моим». Он проснулся от неизъяснимой сладости и, все еще ощущая на губах и во рту неотмирное благоухание, тут же стал писать предисловие к Житию святого Евфимия. За первым жизнеописанием тут же последовало и Житие святого Саввы. Однако прежде чем они были закончены, Кирилл, понуждаемый как епископом Иоанном, так и первым своим наставником Георгием Скифопольским, которому он предназначает свои труды, перебирается из Новой Лавры в Великую Лавру святого Саввы и собирается построить там келью.[909] Ко времени написания Жития епископа Иоанна Исихаста (Молчальника), то есть примерно в 557 году, он уже был устроен там[910] и мог куда чаще посещать Иоанна, который на сто четвертом году жизни стал готовиться к смерти.[911] Примерно тогда же (в 556 году) Кирилл еще раз посетил преподобного Кириака, жившего в пещере святого Харитона, куда отцы из лавры Сукка привели его за год до этого из Сусакима, где старец прожил восемь лет.[912] Кириаку исполнилось уже сто семь лет, однако он попрежнему был полон сил и сам принимал приходивших к нему гостей. Через год он умер. Кирилл пишет о нем, как о подвижнике «кротком и отзывчивом, обладающем пророческим даром, склонном к наставничеству, в высшей степени православном; человеке крупного и благородного телосложения, все члены которого хранили здравие, сам же он воистину был исполнен благодати и Святаго Духа».[913] Он представляется самым совершенным и, возможно, самым необычным изо всех героев кирилловских Житий. Кажется, будто в мир вновь пришел преподобный Антоний.

* * *

Издание Шварцем (Schwartz) в 1939 году всех принадлежащих Кириллу Скифопольскому трудов в одном томе, пусть приведенный там текст и сделанные автором выводы и могут являться предметом критики, сослужило превеликую службу, способствовав осознанию учеными того, со сколь значительным и замечательным историком мы имеем дело. Отдельные ошибки в кирилловских датировках вызывают особые затруднения прежде всего потому, что обычно он крайне внимателен и точен. В точности топографических деталей можно снова и снова убеждаться на месте. Скажем, следуя его описаниям, мы смогли найти кладбище [обители] преподобного Евфимия, а также основание стен его лаврской церкви, находившейся под церковью киновии; определить местоположение Новой Лавры с развалинами двух храмов на холме к юговостоку от Текоа;[914] найти в пустыне тайное прибежище преподобного Кириака, называемое Сусаким, — отгороженною стеною пещеру с каменной полкой, служившей преподобному ложем, и со сложенной без раствора квадратной келией у входа, откуда видны два сходящихся вади.[915] Хотя Кирилл являлся типичным жителем Палестины того времени, полным наивных предрассудков (что в глазах современных ученых придает его трудам еще большую значимость), он, судя по текстам Житий, никогда не приукрашивает увиденное и не