вы не знаете, что Отцы говорят обо всем, превышающем меру, как о дьявольском?» Монахи нашли этот ответ очень мудрым и решили спросить его о том, правильно ли они поступают, сохраняя общение с Собором. Старец передал им ответ: «В Соборе Вселенской Церкви нет ничего дурного, он не может повредить вам, и вера ваша правильна», — хотя сам он в это время не состоял в общении с Церковью. Крайне смущенный ученик его передал вопрошавшим: «Старец сказал, что в Церкви нет вреда, вы не можете повредиться ею, и вера ваша правильна. Но вы не должны забывать о том, что старец живет на небесах и не ведает о том зле, которое вершилось Собором». Тем не менее, монахи решили последовать совету Старца.[563]

^{Тем самым, мы вправе надеяться и надежда эта, как показывает история последующих лет, вполне обоснована на то, что халкидонское православие, в конце концов, смогло обратить к себе часть тех, кого в начале заставила отвратиться от него преданность Господу Иисусу. И не сохранилась ли та же подлинная преданность в вере пусть выражение ее порою было и неадекватным у тех народов, которые так и не примирились с Халкидоном?}

Вконце 405 года в Иерусалиме появился молодой пресвитер двадцати восьми лет от роду, пришедший сюда из стоявшего на Евфрате города Мелитена в Малой Армении. Евфимий, рожденный после усердных молитв родителей, еще до рождения был посвящен ими Богу.[564] Крещеный после смерти отца на третьем году жизни Отрием, епископом Мелитенским, и поставленный чтецом как

только его научили читать, Евфимий под надзором епископа, поручившего его заботам двух молодых клириков Акакия и Синодия (будущих епископов Мелитенских), получил хорошее образование.[565] Благочестивый и скрупулезный во всем, что относилось к богослужебному уставу Церкви, он, будучи склонным к аскетизму, искал уединения и безмолвия, однако по прошествии немногого времени был рукоположен во пресвитера и — несмотря на молодость поставлен попечителем над всеми монастырями диоцеза. Он не мог долго нести подобное послушание и вскоре бежал в Иерусалим,[566] а оттуда перешел в первую Лавру святого Харитона в Фаре и, поселившись, как говорится в его житии, в отшельнической келье за пределами Лавры, стал учиться самому непритязательному монашескому ремеслу витью веревок. [567]

Евфимий принес из Мелитена особую практику, которая существенно повлияла на будущее иудейского [палеетинского] монашества. В восьмой день Богоявления — Крещения Господня он по примеру Господа удалялся во внутреннюю пустыню (Utter Desert) и возвращался в Иерусалим только к неделе Ваий.[568] В 411 году он вместе со своим другом Феоктистом отправился в лежавшую по направлению к Мертвому морю ????????? («совершенно голую») Кутиллийскую пустыню [???????], находившуюся в районе Кумрана. Они прошли две или три мили, оставив позади холмы и долины, пересекли относительно плоское пространство (дно котловины), за которым высился еложенный из известняка уступ, уходящий от Иерихона на югозапад, и, перебравшись через него, оказались в окрестностях Текоа, где юговосточный склон кряжа круто уходит вниз к тянущейся в южном направлении, заключенной меж Мертвым морем и горизонтом Иудеи пустыне. Этот горный кряж изрезан фантастическими вади причудливыми распадками, вода в которых если не считать редких пересыхающих луж — появляется после дождя лишь на часдругой, а стены пестрят пещерами. Именно сюда, в эти дикие ущелья, сместился теперь центр тяжести покинувшего окраины селений монашества. Спускаясь по одному из самых красивых распадков ВадиМукеллик, монахи набрели на большую пещеру, которая находилась на северном его склоне, взобрались по скале к ее входу и, рассмотрев ее, возблагодарили Бога за это неожиданно обретенное пристанище. В течение какогото времени они питались росшими в округе растениями, но после того, как их увидели два пастуха из Вифании (Лазарии), жители этого селения стали приносить им все необходимое для жизни. Слух о них достиг Фары, после чего к ним стали присоединяться другие монахи.[569] В главной пещере была устроена церковь. Добираться до нее по крутым склонам из других пещер было опасно особенно, если речь шла о ночных службах — и потому монахи не стали обращать это место в лавру, но собрались в киновию, построив ее на краю нижнего уступа у подножия того самого утеса, на котором находилась первая пещера; они построили и башню (обрушившуюся со временем), откуда можно было попасть в храмовую пещеру, в которой Евфимий оставался в течение всей недели, братия же могла видеться с ним только по субботам и воскресеньям.[570]

В один из дней и это были не суббота и не воскресенье в ущелье появились арабы, разыскивавшие Евфимия. Феоктист попросил их придти в субботу, однако шейх, взяв его за руку, показал ему своего сына, у которого была поражена неизлечимою болезнью вся правая сторона тела, и поведал монаху свою историю. Некогда он был военачальником у арабов (его имя Аспевет это персидский титул «конюшего»), находившихся под властью персов. В последние годы царствования Издигерда (420) начались гонения на христиан. Когда стало известно, что он помогает бежавшим от преследования христианам, Аспевет нашел пристанище у ромеев и вскоре был назначен на подобную же должность («филарх») Анатолием, magister militumperOrientem. При этом он все еще оставался язычником.

Однако его больной сын, которому в Персии не могли помочь ни врачи, ни маги, обратился, наконец, к Богу Христиан (может быть, здесь следовало бы сказать «ромеев»?) и в сонном видении был направлен седовласым монахом с большою бородой к ущелью, находившемуся к югу от дороги, соединяющей Иерусалим с Иерихоном. Евфимий (в котором мальчик тут же признал увиденного во сне монаха) спустился вниз и исцелил сына Аспевета. Пришедшие тут же уверовали во Христа и были крещены в небольшой крестильне, устроенной прямо в пещере. Шейх был наречен Петром. Брат его жены Марин пожелал стать монахом и остался в монастыре; когда умер Феоктист — а произошло это через сорок лет Марин стал главой киновии.[571]

Искавший уединенной жизни Евфимий в скором времени покинул это место и вместе с таким же, как и он сам, уроженцем Мелитена, молодым Дометианом, пошел по берегу Мертвого Моря на юг и, вероятно, на какоето время остановился на вершине древней еврейской твердыни Масада. Церковь, развалины которой сохранились доныне, возможно, была заложена им. Долгое пребывание на этом месте даже ему представлялось затруднительным, и потому он перешел оттуда в район Зифа к востоку от Хеврона, там, где Давид прятался от Саула.[572] Вскоре ему вновь пришлось скрываться от людей, и он вместе со своим учеником поселился в пещере на том ровном участке пустыни, по которому они с Феоктистом в 411 году шли из Фары в ВадиМукеллик. О его возвращении тут же узнали и в пустыне, и вскоре сам Феоктист пришел к Евфимию, прося вернуться в его монастырь, находившийся всего в трех милях от этого места. Старец не принял этого приглашения, но стал приходить туда по субботам и воскресеньям на богослужение.[573] Петр Аспевет также узнал о возврашении старца и пришел к нему со всеми своими людьми и с новыми катехуменами, которых Евфимий отвел в ВадиМукеллик для крещения. Петр построил для святого большой «двуустый» водоем, пекарню и три кельи, одна из которых являлась «молельней или церковью». Нет ничего странного в том, что Евфимий не уступил просьбам Петра и его народа остаться рядом с ним, но — вместо этого — отвел их на удобное место, находившееся между двумя монастырями, где они построили церковь и раскинули возле нее свои