Джитеру: «Почему ты не пойдешь и не украдешь мешок репы? Ни на что другое ты не годен». Но Джитер считает, что причина бедности семьи – не в его лени:
Это не моя вина, что капитан Джон перестал нам давать продукты и табак... Я всю мою жизнь работал на капитана Джона. Я за четверых негров работал на его полях; и вдруг, ни с того ни с сего, заходит он сюда как-то утром, и говорит, что не может больше позволить мне забирать продукты и табак из лавки. После этого продает он всех мулов и отправляется на житье в Аугусту. Мне никак не заработать денег, потому что здесь никому не нужны работники. Издольщиком тоже никто не берет. Работы никакой не достать. А своего урожая даже и собрать нельзя, – мула у меня нет, а кроме того, не у кого попросить взаймы хлопковых семян и гуано. Только и перепадает табака и продуктов, если удастся свезти дрова в Аугусту.
Джитер решается-таки на кражу репы, и сцена охоты за репой дорогого стоит. Семейка пробирается во двор, задача стащить мешок ложится на главу семьи, Ада и бабушка помогают Джитеру «двумя большими тяжелыми палками», Элли-Мэй удерживает Лова. Джитер хватает мешок и бросается через табачную дорогу{Кстати, вот почему дорога табачная: семьдесят пять лет назад «по ней катили табачные бочонки и громадные бочки, в которые укладывался лист после того, как он был высушен и выдержан в глинобитных сушильнях; тысячи таких бочек катились по вершине кряжа, соединявшей цепь холмов, и они проложили гладкую, твердую дорогу протяженностью 15 миль».} к лесу позади хлопкового поля. Дьюд пытается найти папеньку, «прежде чем будет съедена вся репа». И находит. Джитер отсыпает ему пять штук маленьких. Сынуля выпрашивает еще, но Джитер бьет его локтями, чтобы тот не лез в карманы, где репа припрятана. Когда Джитер приходит домой, Ада и Элли-Мэй набрасываются на карманы его штанов, «с отчаянной поспешностью извлекая оставшуюся репу».
Джитер швыряет три самые маленькие на крыльцо бабушке, которая падает на колени, прижимает их к своему голодному животу, а потом принимается жевать беззубым ртом. В другом месте находим «объяснение» поведения Джитера: «Джитер сердился на нее за то, что она так зажилась, он не желал ее кормить и всячески старался не подпускать к пище». Но бабушка не промах: «Однако она научилась находить какие-то свои особые средства для поддержания сил. <…> Иногда она варила листья и корешки, другой раз ела дикие травы и цветы на полях». Чем не наш голодомор?
Репой голод утолен лишь на полдня. Снова нечего есть. Глава семьи Джитер решает повезти в соседний городишко дрова. Он смог бы выручить 50–75 центов, максимум – доллар, а за вычетом расходов на бензин и масло – центов 25. Для этого нужно починить все шины старого автомобиля, но не на что. Тут вдруг подворачивается удача. Соседке Бесси после смерти бывшего мужа достается его страховка по случаю смерти – 800 долларов, а ей ужасно хочется иметь автомобиль.
Автомобиль, наконец, приобретен, и Бесси соглашается отвести Джитера и Дьюда в город, чтобы продать дрова. Тогда можно будет купить две-три банки табака и рисовой муки на неделю. В результате разучившийся водитель портит машину: во-первых, врезается в грузовик и мнет бок, во-вторых, забывает залить масло и портит двигатель. Дрова в первый день продать не удается, теплится надежда, что, может быть, удастся во второй. Решают заночевать в городе, в гостинице. Троица отправилась почти без денег, поэтому решают продать запасное колесо – за три доллара, «хорошеньких и новеньких». («Там, в Фуллере, все деньги… готовы были развалиться на кусочки, до того они были истрепаны. А здесь, в Аугусте... добротные»). Кампания явно ценит новые купюры выше старых. Покупают еды – «большой мешок содовых бисквитов и два фунта желтого сыра», по пятьдесят центов за человека платят на гостиницу. Три доллара – как корова языком слизала.
Дрова не удается продать и на следующий день. Раньше всегда покупали, а теперь – нет. Депрессия! Возвращаются унылые. На подъезде к Фуллеру дубняк решают сжечь, иначе соседи засмеют. А он еще и плохо горит – это дубняк! Итак потери от этой затеи: новая машина разбита, запаска продана задарма и деньги потрачены, несколько дней работы по заготовке дубняка псу под хвост. По-прежнему нечего есть, и денег нет совсем.
Последняя надежда на одного из сыновей, Тома, по слухам, разбогатевшего на подрядах на производство шпал. У него, говорят, 100 мулов. Но Том непреклонен: если родителям нечего есть, то пусть отправляются «в дом призрения бедных».
Время весенней пахоты миновало, а поле так и не засеяно.
Вплоть до этого года он [Джитер] жил в надежде, что в последнюю минуту что-то случится и он получит мула и кредит, но теперь ему казалось, что надеяться уже бесполезно. …Теперь его вера в Бога и землю пошатнулась настолько, что дальнейшие неудачи легко могли сломить его дух… Он по-прежнему недоумевал, почему у него нет ничего и никогда ничего не будет, и этого не знал никто и никто не мог объяснить. Это была неразрешимая загадка его жизни.
Дождя не было давно. Ночью к дому Джитера подступает лесной пожар. Когда ложились спать, его видели, но он шел в другую сторону. А за ночь ветер резко переменился и погнал огонь к дому. Джитер и Ада сгорают в огне, даже не проснувшись. Последнее желание Джитера исполнилось. Ведь он мечтал, чтобы когда он умрет, его труп не сожрали голодные крысы, пока он будет лежать в открытом гробу…
Лучшей книгой о Великой депрессии является – безоговорочно! – роман «Гроздья гнева» Джона Стейнбека, хотя чисто формально он привязан к чуть более позднему времени: написан в 1939 году, а действие происходит в 1937-м. Кстати, «Гроздья гнева» тоже были экранизированы, и тем же самым режиссером, который снял фильм по «Табачной дороге», но здесь история совсем другая. Роман и проповедуемые в нем идеи – а автор явно сочувствовал «красным» – стал популярен еще до экранизации, причем настолько, что вызвал бурю эмоций в стране. От гонений автора спасло лишь заступничество жены президента Рузвельта Элеоноры. Она прочитала книгу и публично заявила, что та ей понравилась. Затем и муж, то есть действующий президент, выступил с призывом исправить ситуацию, описываемую в романе. Какую – увидим чуть ниже.
Фильм по мотивам книги был выпущен уже в 1940 году. Его создатели были раздражены коммунистическим уклоном книги. Они послали собственных корреспондентов в Оклахому и Калифорнию, чтобы перепроверить положение дел на месте. Экранизация как будто бы сделана специально, чтобы смягчить обличительную силу книги. Недаром Голливуд находится в Калифорнии! В фильме сцены того, как сгоняют фермеров с их земель в Оклахоме, были сняты в соответствии с текстом, может быть, страдания фермеров были даже преувеличены, а вот ужасы жизни гастарбайтеров в Калифорнии серьезно смягчены. Эпизоды о жизни на фруктовых плантациях солнечного штата были выдержаны в духе сталинского соцреализма – счастливые и довольные «поселяне и поселянки» пышут счастьем и здоровьем, живут в комфортабельных лагерях, где созданы все условия «для труда и отдыха». Фильм прошел по стране с оглушительным успехом и сгладил шокирующее впечатление от книги. После успеха фильма лавры посыпались и на голову Стейнбека: уже в 1941 году он получил Пулитцеровскую премию, а в 1962 году стал Нобелевским лауреатом, и именно за «Гроздья гнева».
Что бы ни пропагандировал фильм, в книге дело было вот как. Если у Колдуэлла в «Табачной дороге», где действие происходит, может быть, лет на пять раньше, чем в «Гроздьях гнева», поля пока обрабатываются без техники – на мулах, то у Стейнбека разорение мелких фермеров довершает появление трактора. Кроме того, массовые банкротства оклахомских фермеров-хлопководов вызваны и серьезнейшей засухой, поразившей средний запад США в тот год. Сразу оговорюсь, что картины разорения из Стейнбека приводить почти не буду, хотя они очень живописны (ужасное слово для сцен смерти от голода), так как вы уже видели примерно такие же в «Табачной дороге». Недаром считается, что Стейнбек вышел из Колдуэлла.
Герои Стейнбека мечтают о войне, и побыстрее – разумеется, не на родине: «А вoйны? Разве сейчас угадаешь, какие будут цены на хлопок? Ведь из него делают взрывчатые вещества. И обмундирование. Будут войны – и цены на хлопок подскочат. Может, в следующем же году». Но очень скоро все эти резоны становятся неактуальны. Крестьян с арендованной ими земли, где они поголовно выращивают хлопок, сгоняют.
Агенты собственника земли, выселяющие крестьян, объясняют, почему это происходит:
…агенты выкладывали все начистоту. Аренда больше не оправдывает себя. Один тракторист может заменить двенадцать – четырнадцать фермерских семей. Плати ему жалованье и забирай себе весь урожай. Нам приходится так делать. Мы идем на это неохотно. <…> Вы же загубите землю хлопком. Мы это знаем. Мы снимем несколько урожаев, пока земля еще не погибла. Потом мы продадим ее. В восточных
