В зрелом возрасте Генрих сохранил жизнелюбие и энергию, присущие его валлийским предкам. Окружающие короля чувствовали в его характере некое скрытое безрассудство, дремлющие страсти и неуемную силу. Французский посол после нескольких месяцев пребывания при дворе признавался, что ни разу не смог подойти к королю без внутреннего страха. Хотя посторонним Генрих представлялся открытым, веселым и способным на добрый юмор, так располагавший к нему толпу, даже те, кто знал его близко, редко проникали в его тщательно скрываемый внутренний мир, по причине сдержанности, которая не позволяла ему доверяться кому-либо. Видевшим его часто казалось, что в короле словно уживаются две личности: с одной стороны, он был веселым монархом, увлеченным охотой, пирами и праздниками, другом детей, покровителем спорта; с другой — холодным, внимательным наблюдателем, зорко следившим за присутствующими в королевском Совете, взвешивающим аргументы спорящих, не склонным — за исключением случаев крайней важности — высказывать свое мнение. Во время долгих охотничьих экспедиций, когда прибывал курьер с бумагами, он быстро покидал своих спутников и созывал ближайших советников для рассмотрения «лондонских дел», как он называл их.

Взрывы неуемной энергии и ярости сочетались у него с необычайным терпением и прилежностью. Будучи глубоко религиозным человеком, Генрих регулярно слушал проповеди, длящиеся от одного до двух часов, и написал не один превосходный теологический трактат. Он без труда выслушивал по пять служб в дни церковных праздников и по три в обычные дни, сам служил священником; его никогда не лишали освященного хлеба и святой воды по воскресеньям, и он всегда нес епитимью в Страстную пятницу. За рвение в теологических диспутах папа наградил его титулом «Защитник веры». [6]

Неутомимый труженик, он ежедневно изучал массу сообщений, донесений и планов, не прибегая к помощи секретаря. Он писал стихи и сочинял музыку. Глубоко погруженный в общественные дела, он выбирал себе в советники по большей части людей самого низкого происхождения: Томаса Вулси, сына бедного и вороватого мясника из Ипсвича, имя которого в городских документах того времени упоминается в связи с продажей непригодного к употреблению мяса; Томаса Кромвеля, мелкого стряпчего; Томаса Кранмера, малоизвестного богослова. Как и его отец, он не доверял наследственной знати, предпочитая получать советы от людей, общественное положение которых было ниже его собственного.

При своем восшествии на престол Генрих провозгласил: «Я не позволю, чтобы кто-то был властен управлять мной». Со временем его упрямство и своеволие увеличились, а нрав ухудшился. Вспышки его гнева были ужасны. «В стране нет ни одного человека, — сказал он однажды, — чью голову я не заставил бы слететь, если моей воле посмеют перечить». И действительно, за тридцать восемь лет его пребывания на троне слетело немало голов.

Этот чудовищный человек был кошмаром для своих советников. Стоило ему задумать какое-то предприятие — и уже почти ничто не могло отвратить его от этой цели; сопротивление его планам только усиливало упрямство, и, взявшись за любое дело, он всегда, если только его не умудрялись остановить раньше, заходил слишком далеко. Хотя он гордился своей терпимостью к любым мнениям советников, обычно считалось неблагоразумным продолжить перечить ему после того, как он принимал то или иное решение. «Его Величество, — как сказал Томас Мор и разговоре с Вулси, — считает, что самое опасное для советника то, что он продолжает упорствовать в своем сонете только потому, что однажды дал его». Единственный способ повлиять на монарха заключался в том, чтобы не допускать проникновения к нему опасных идей. Но пот секрет и Вулси, и Кромвель открыли только после своего падения. Но оградить короля от знакомства с новыми идеями было не так-то просто. Генрих имел привычку разговаривать с людьми всех классов — охотниками, брадобреями, дворцовой стражей и особенно с теми, кто — независимо от своего положения в обществе — был как-то связан с морем, узнавать их мнение о различных вопросах. Король часто использовал для этого охотники экспедиции, затягивавшиеся порой на несколько недель. Каждое лето он совершал поездку по стране, держась поближе к своим подданным, которых он понимал весьма хорошо. Одним из первых самостоятельных решений Генриха после смерти отца в 1509 г. стала женитьба на вдове своего брата Артура, принцессе Екатерине Арагонской. Свадьбу сыграли через шесть недель после похорон Генриха VII. Ему было тогда восемнадцать лет, а ей на пять с половиной лет больше. Принцесса всячески пыталась обворожить его и преуспела в этом настолько, что нет сомнений в желании Генриха завершить начатую Фердинандом Арагонским и Генрихом VII подготовку к браку; им, в частности, удалось получить от Папы римского разрешение на повторный брак Екатерины, и она находилась рядом с Генрихом в течение первых двадцати двух лет его правления — то есть в те годы, когда Англия превращалась в значительную силу в европейской политике, игнорировать которую иноземным монархам было бы опасно. До тридцативосьмилетнего возраста она оставалась любимой, сдерживала его безрассудства и помогала вести общественные дела, занимаясь этим в перерывах между своими многочисленными обязанностями. Генрих быстро привык к семейной жизни, несмотря на ряд несчастий, обескураживших бы человека менее крепкого характера. Первый ребенок супругов родился мертвым, когда Генриху едва исполнилось девятнадцать лет; другой, родившийся через год, тоже прожил недолго. Такое горе постигало королевскую пару пять раз.

Король продолжал сохранять тесные отношения со своим тестем, Фердинандом Арагонским, что служило возвеличиванию славы и богатства Англии. Он поддерживал Римского папу и получил Золотую Розу — высшее отличие, которое мог заслужить христианский монарх. Он опирался на советников своего отца — Уильяма Уорхема, лорда-канцлера и архиепископа Кентерберийского; Ричарда Фокса, епископа Винчестерского; Томаса Рутела, епископа Даремского и королевского секретаря. Под их руководством в течение некоторого времени Генрих проводил политику, к которой склонялся и его отец, — невмешательство в дела на континенте при условии продолжения Францией выплат. Но водоворот новой европейской политики уже угрожал захватить Генриха. Должен ли он броситься в него? Богатейшие города Европы в последние несколько лет то и дело переходили из рук в руки, каждый раз выплачивая победителю контрибуцию. Границы менялись почти ежемесячно. Фердинанд Арагонский, отец Екатерины, завоевал королевство Неаполитанское и две пограничные французские провинции — Сердань и Руссильон. Остальные правители преуспели не меньше его. В условиях, когда перед Генрихом открывались соблазнительные перспективы завоеваний, престарелые советники его отца упорно оставались приверженными миру. Генрих VII лишь однажды отправил за границу английских солдат, предпочитая обращаться к услугам наемников, которые сражались вместе с иностранными армиями. Теперь Генрих VIII решил, что эту политику следует пересмотреть. Он некоторое время уже наблюдал за деканом Вулси Линкольна, знакомцем маркиза Дорсета, сыновья которого посещали колледж Магдалины в Оксфорде, когда Нулей был его главой. Вулси настолько понравился Дорсету, что он пригласил его провести с ним рождественские праздники и обеспечил ему владение несколькими приходами. Затем молодой священник получил место капеллана у губернатора Кале. Имея академические познания, Вулси обладал замечательными способностями в области ведения переговоров и распоряжения финансами — в колледже Магдалины он исполнял обязанности казначея, — и Генрих VII, распознав его талант, вызвал Кале и дал ему незначительную должность за границей. И ноябре 1509 г. Генрих VIII назначил Вулси в Совет, где ему предстояло заведовать раздачей милостыни в королевских владениях. Было ему тогда тридцать шесть лет.

Растущее влияние Вулси проявилось через два года, когда было принято решение о вступлении в Священную лигу, созданную папой Юлием II, императором Максимилианом и Венецией против Франции. Тогда Вулси впервые подписал документы как один из исполнительных членов Совета. Ему была поручена подготовка к войне, а его бывший ученик, юный маркиз Дорсет, стал главнокомандующим. Франция в то время увязла в итальянской авантюре, и Генрих планировал захватить Бордо, потерянный за шестьдесят лет до этого. Одновременно король Фердинанд должен был вторгнуться в Наварру, независимое королевство, лежавшее на Пиренеях, а Венеция совместно с папой выступить против французских армий в Италии. Шел 1512 год, и впервые после Столетней войны английская армия вела кампанию в Европе.

Английская экспедиция в Гасконь потерпела неудачу. Фердинанд занял всю Наварру и, как доносил английский посол в Испании Уильям Найт, проявил огромное усердие, перетаскивая свои пушки через Пиренеи. Он активно склонял Генриха присоединиться к нему во время операции против Франции. Но англичане обнаружили, что тот способ боевых действий, который они освоили во время войны Роз, когда главная роль отводилась лукам и тяжеловооруженным всадникам, уже вышел из употребления на континенте. И Фердинанд, и французы нанимали профессиональную пехоту. Плотные каре швейцарцев и