моря, постоянных густых туманов, которые окутывали берега Тауйской губы, из-за стремительных течений и противотечений, ненадежной, переменчивой погоды начала лета… Однако оно имело только геологический интерес и не сопровождалось никакими практическими открытиями, потому что основная зона россыпной золотоносности, как это выяснилось позднее, находилась намного севернее прибрежного района.

Во время этого плавания Цареградский познакомился со многими разновидностями гранитов, слагающих некоторые береговые скалы. Вскоре он имел возможность убедиться, что эти граниты (позднее они были названы охотскими) резко отличаются от гранитных пород Колымского золотоносного района. Кроме того, он обнаружил в береговых скалах великолепные обнажения древних вулканических пород. Темные лавы и светлые граниты громоздились к небу в колоссальных, усеянных птичьими гнездами обрывах, у подножия которых непрерывно грохотал прибой. Составленная им в эти недели геологическая карта побережья была первой для этого района картой такого рода.

Но вот томительное ожидание отъезда подошло к концу. Из окрестных сел и с далеких стойбищ приведены лошади и вьючные олени. Правда, гораздо меньше, чем нужно, но делать нечего. Теперь хоть можно оторваться от морского побережья и уйти в синеющие на мглистом горизонте горы.

Но опять беда. Погрузить всю экспедицию, все ее тяжелое снаряжение и провиант на восемь имеющихся лошадей, разумеется, невозможно. Пригнанные же олени слишком дики и совершенно непригодны для перевозки вьюков. Лишь позднее, к глубокой зиме, они перестали шарахаться от каюров и привыкли к небольшому вьючному седлу на загривке.

Билибин собрал совет. Кроме него и Цареградского судьбу экспедиции решали в то раннее августовское утро прорабы-поисковики Раковский и Бертин, геодезист Казанли и проводник Макар Медов. Раковский и Бертин были опытными разведчиками-таежниками и до этого уже несколько лет служили в тресте Алданзолото. Их мнение и совет были крайне важны. Что же касается местного жителя якута Медова, то это был очень полезный для экспедиции человек. Нанятый в проводники Билибиным, он сыграл важную роль во всех последующих ее открытиях. (Умный и энергичный, проницательный следопыт, для которого не было тайн в тайге, он один мог бы послужить темой для полной приключений книги вроде повестей В. К. Арсеньева о Дерсу Узала. Впрочем, каждый из пришедших в то утро обсудить дальнейшие действия экспедиции был достоин того, чтобы стать героем книги, и по свойствам характера, и по необычной судьбе. Однако Макар Медов оказался самым удачливым: раньше, чем кто-либо другой из собравшихся, он был увековечен топографами, которые назвали один из островерхих пиков в вулканическом нагорье этой части Охотского побережья пиком Макара Медова.)

— Что будем делать? — спросил Билибин. — Макар обошел за этот месяц все ближние и дальние поселки и смог достать всего восемь лошадей, И тех нам арендуют до зимы с неохотой, больше из-за уговоров Макара, чем ради предписаний из центра. Советская власть здесь только утверждается, и старая психология еще не поколеблена. Нам тоже не очень верят.

— Почему не верят? Верят! — прервал его Макар. — Я сказал, хороший люди, деньги платить будут, мануфактура будет, спирт будет! — Все рассмеялись. — За лошадей я отвечаю, головой отвечаю! Больше лошадей не дают, это все!

— Вот видите! Следовательно, мы должны начать переброску экспедиции с тем, что у нас есть. Откладывать нельзя: еще месяц — и лето кончится.

— Да, — сказал Раковский, — через месяц в горах начнутся заморозки, а там вскоре закроет перевал снегами. Нужно спешить.

С его мнением нужно было считаться. Алданский таежник был хорошо знаком с особенностями смены сезонов в этих краях.

— Вопрос решается просто, — промолвил со своего места Цареградский. — Надо собирать восемь вьюков и выходить с ними на север. Кто поведет первую партию, безразлично. Могу взять это на себя. Могу и остаться здесь, готовить вторую партию и заканчивать съемку побережья.

— Ну, конечно, надо закончить со съемкой, раз уж мы ее начали. Первый караван поведу я, — решил Билибин. — Но давайте разработаем план нашей переброски, маршрут, место будущей базы, сроки передвижений и так далее.

Вооружившись карандашом, он придвинул к себе большой лист бумаги, на котором с помощью Медова была начерчена грубая схема рек Колымского бассейна.

— Макар советует выйти с лошадьми на Бахапчу. Это километров двести тридцать — двести пятьдесят по вьючным тропам, по которым водят на Колыму оленьи транспорты. Правда, якуты везут свои грузы на нартах зимним путем, а у нас только вьючные лошади. Это, конечно, труднее, но мы постараемся использовать преимущества летнего пути. Поднимемся по Оле и, перевалив через Охотский водораздел, спустимся по долине Малтана к Бахапче. По словам Макара и других каюров, это многоводная река и по ней можно сплыть на плотах к Колыме. Итак, мы построим на Бахапче плоты и поплывем до ее впадения в Колыму, а затем и по самой Колыме до устья Среднекана. Там и начнем работать. От Бахапчи мы вернем лошадей с Макаром в Олу, и затем этим же путем сразу отправится партия Валентина. Весь остальной состав экспедиции выедет на Среднекан с Корнеевым уже третьим эшелоном, по зимней дороге.

— А Бахапча проходима для плотов? — спросил Казанли у Медова.

— Наши люди всегда на оленях зимой кочуют, — отвечал проводник. — По реке не плаваем. Страшно, камни много. Давно-давно большой плот разбился, двадцать казаков пропало. Однако нынче в Бахапче вода большой, должно, и на плоту можно. Ничего, ваша экспедиция сплавится. Народ крепкий, молодой, веселый, хорошо песни поет!

— Нам ведь никто не велит на плотах плыть, если опасно, — вступил в разговор Бертин. — Пойдем, покуда можно, с лошадьми, а там посмотрим.

— Нет, идти нельзя, — возразил Медов. — На лошадях в Среднекан к зиме никак не поспеем. Шибко далеко берегом идти. Рекой сплавляться надо!

Идею о сплаве по реке энергично поддержали Цареградский и Раковский. Им не раз приходилось пользоваться плотами на реках Алданского района, и они уже имели некоторый опыт плавания среди порогов. Да другого выхода и не было. Только поэтапная переброска грузов могла вывести экспедицию из затруднений с транспортом.

Они еще долго совещались, согласуя график передвижений, составляя списки грузов и людей в первой, второй и третьей партиях и распределяя между собой геологические и хозяйственные обязанности.

Через несколько дней, 18 августа 1928 года, первая партия на восходе солнца покинула Олу. Впереди шли Медов и Билибин. Караван вьючных лошадей замыкал Раковский. С такими ограниченными возможностями Билибин смог взять с собой только геолога-прораба и четырех рабочих.

Еще широкая у поселка вьючная тропа поднялась на террасу реки Олы, и путники оглянулись на ярко блестевшее за ними иссиня-голубое море. Впрочем, за месяц ожидания оно порядком надоело, и потому Билибин, крепко пожав руку Цареградскому, решительно повернулся в сторону зубчатых вершин на горизонте и широким шагом двинулся вперед.

(Это мгновение можно смело считать историческим. Именно 18 августа 1928 года потянулась первая путевая ниточка в неведомый край, который позднее сыграл такую важную роль в истории страны.) Цареградский остался один. Ему и всем остальным участникам экспедиции предстояло ожидать здесь возвращения Медова и лошадей, с тем чтобы, забрав свою долю снаряжения и провианта, присоединиться к Билибину близ устья Среднекана.

На мгновение молодому геологу стало грустно. Но безоблачное небо, блестящие под солнцем скалы и ритмичный шум прибоя не располагали к грусти. Его ожидало много дел и забот — гораздо больше, чем предполагалось при распределении обязанностей.

Прежде всего Цареградский опять занялся геологической съемкой. В последние дни, когда ему вместе с Билибиным пришлось хлопотать со сборами к отъезду и вести трудные переговоры с хозяевами лошадей, он запустил свои маршруты вдоль побережья. Предстояло наверстать упущенное.

В тридцати километрах к западу от Олы находится глубоко врезанная в горы извилистая бухта Нагаева, которую он давно решил во что бы то ни стало осмотреть. Его первая попытка проникнуть туда с моря окончилась неудачей. Шлюпку не пустили сильные встречные ветры, мощное противотечение и