тут?

Лондо внимательно изучал сидящего перед ним землянина. Морден, — если, конечно, это было его подлинное имя, выглядел… обычно. Несколько нарочито обычно. Лондо не так часто имел дело с землянами, но за последний год он провёл немало времени, занимаясь препирательствами с Правительством Сопротивления Проксимы 3 по поводу мирного соглашения. Все его усилия в этом направлении только что пошли насмарку усилиями дорогого друга лорда Рифы, но Лондо всё же научился более-менее разбираться в землянах. Их манера занятий политикой была не столь утончённой и сложной, как у центавриан, но для того, кто не был знаком с их обычаями, она могла представлять определённую проблему.

Морден был одет просто — во всё чёрное. Его костюм был в нескольких местах порван, а на его лице были ссадины и кровоподтёки, — стражник намекнул Лондо, что заключённого слегка побили. Было ясно видно, как он слаб, но он игнорировал свои травмы так, будто это не имело для него ни малейшего значения. Просто маленькое досадное недоразумение.

— Я… присутствовал на деловой встрече, — сказал он, слегка улыбнувшись.

Это была улыбка особого рода, — видевшему её становилось очевидно, что обстоятельства, породившие эту улыбку, не касались никого, кроме её владельца.

— С кем именно?

— О, это несущественно. Ну, знаете, ничего такого экстраординарного.

— Мистер Морден, я знаю то, что у вас серьёзные неприятности. Вас обвиняют в убийстве придворной леди, причём не какой-нибудь, а матери нашего императора. Если вы не соизволите стать более сговорчивым со мной, то, боюсь, что остаток вашей жизни рискует стать некомфортабельным, неприглядным и удручающе коротким.

— Уж не хотите ли вы сказать, что против меня есть улики?

Лондо устал. Он не переставал ощущать усталость большую часть времени за последние три или четыре года, с тех самых пор, как он повстречал Г'Кара и позволил втянуть себя в шпионские игры этого нарна. Именно по совету Г'Кара Лондо начал наступление на дипломатическом фронте в попытке заключить мир с землянами. Лондо помог Г'Кару и, таким образом, поставил под угрозу собственное будущее и карьеру. А ещё он глубоко погряз в схватке за власть, вот-вот грозящую перерасти в гражданскую войну. А ещё он был женат на трёх самых… невыносимых женщинах, являвшихся передовым достижением центаврианской селекции. И, наконец, его вызвали на аудиенцию с леди Мореллой, третьей женой императора Турхана только лишь для того, чтобы сообщить о её насильственной смерти.

Жизнь уже просто в открытую издевалась над ним.

— Мистер Морден! Вас обвиняют в убийстве центаврианки, которая была весьма уважаема в придворных кругах. Вы здесь чужак. О каких уликах вы можете говорить?

— Я не совершал этого.

— Я уверен, что осознание этого доставит немало приятных минут вашему трупу, мистер Морден. Возможно, вы виновны, возможно, нет, но всё дело в том, что я не в состоянии выяснить, как всё обстоит на самом деле, если вы и дальше будете отказываться отвечать на мои вопросы. С какой целью вы прибыли на Приму Центавра?

— Я торговец. Я привёз на продажу кое-какие товары археологического характера.

— И где же вы продавали их?

— О, — он неопределённо махнул рукой. — Тут и там.

— Мистер Морден! Вы хорошо представляете себе, в насколько отчаянном положении вы находитесь?

— Приношу свои извинения, министр. — Морден снова улыбнулся и отвесил преувеличенно подобострастный поклон. — Больше не повторится. Отвечая на ваш вопрос, я скажу, что я продал некоторое количество центаврианских древностей некоей леди Друзелле, и ещё больше — на устроенном мной аукционе.

— Леди Друзелла?

Лондо приходилось слышать о ней. Она была женой лорда Марраго, представителя военной верхушки и управляющего оккупированными территориями во время войны с нарнами. Он начальствовал над несколькими колониями, захваченными на ранних стадиях той войны. У него ведь есть дочь, не так ли? Вот только как её зовут? Такая маленькая, симпатичная, незамужняя и бестолковая? Ещё слишком увлекается поэзией…

Задумавшись, он досадливо крякнул. Забыл. Вот и он сам начал стареть. Теперь его память уже не такая цепкая, как раньше. Лорд Марраго никогда не был склонен принимать участие в борьбе за власть на Приме. Он находил гораздо больше удовольствия в управлении вверенными ему колониями. Леди Друзелла тоже не представляла собой важной особы, но, с другой стороны, такое обличие позволяло ей делать многие вещи, оставаясь при этом в тени… Могла ли она организовать убийство леди Мореллы?

Или Лондо просто старый параноик?

— И где же именно вы достали эти свои древности? Сомневаюсь, чтобы они могли попасть к вам на Проксиме 3.

Последняя колония людей располагалась достаточно далеко от владений Центавра.

— По правде говоря, нет. Вообще-то, я некоторое время… провёл вдали от родины. Я занимался исследованиями у самого Предела.

— Да? И вы обнаружили там что-нибудь интересное? Кроме этих ваших древностей?

Морден помедлил, как бы смакуя вкус того, что собирался сказать. Потом улыбнулся.

— Да.

Лондо застонал.

— Так что же вы делали этой ночью в Императорском Дворце?!

Ну чего ради он старается? Почему бы ему не быть сейчас в своей постели, наслаждаясь покоем? Или, ещё лучше, в игорном заведении, обнимая одной рукой красивую леди, а другой потрясая парочку зачарованных игральных костей?

Почему? Потому что Лондо целеустремлённо боролся за счастье своего народа, потому что он верил в то, что должны вернуться добрые старые дни былого могущества Центавра. Потому что он верил, что центавриане достойны большего и лучшего. Потому что он верил в то, что творящемуся сейчас безобразию можно и нужно положить конец.

И потому, что он не позволит кому бы то ни было сделать центавриан такими, какими они были до войны — упадочными, жалкими, замкнутыми и пустыми. Ни нарнам, ни землянам, ни центаврианам, ни минбарцам, ни ворлонцам. Никому.

— У меня была встреча. С леди Мореллой. Она… заинтересовалась некоторыми вещицами из тех, что я продавал, и пожелала, чтобы в следующий раз я позволил бы ей выбрать вещь по вкусу из свежей партии.

— Это ложь, мистер Морден. Во всяком случае, вторая половина того, что вы сказали.

— Да? — сказал он. — Пожалуй, вы правы.

Он замолчал, и Лондо как будто кожей ощутил впивавшийся в него взгляд землянина.

— Вы что-то ещё хотели сказать?

Лондо выругался.

— Вы сумасшедший, мистер Морден. Меня не волнует, виноваты вы или нет, меня не волнует, что вашу голову после казни насадят на пику. Меня беспокоит только то, что если вы и в самом деле невиновны, настоящий убийца останется на свободе, и будет по-прежнему угрожать всему, что мне дорого. Я не позволю, чтобы это случилось, мистер Морден. Я дам вам время, чтобы вы… чтобы вы оценили положение, в котором находитесь. Я вернусь к вам позже. Ради вашей же пользы, прошу вас в будущем быть более сговорчивым, чем вы были сейчас.

Лондо загрохотал кулаком по двери и вышел из камеры. У него начинала болеть голова. Это было похоже на похмелье, если не считать, что перед этим он не получил никакого удовольствия. Он устал, он был вне себя, и он хотел напиться.

Он вовсе не хотел выяснять отношения с этой, будь она тысячу раз проклята, ведьмой Эльризией и этим слюнявым имбецилом Картажьей. Но его желания редко совпадали с тем, что он должен был делать во