вкуснятину.
— Тебе все равно? — Сьюзен всегда удивляла холодность брата. Особенно по отношению к Кевину. — Ты не беспокоишься о нем?
Баз презрительно хмыкнул.
— Ну, а чего мне беспокоиться? Он вел себя как полный негодяй и наконец попался. Так ему и надо.
Все-таки Баз непробиваем. Но как можно быть таким злым и безразличным? Сьюзен не могла этого понять.
— А вдруг он сошел с ума? Он такой маленький и беспомощный, — она пыталась разжалобить брата.
Но ее слова только рассмешили непреклонного База.
— Да нет, — ответил он. — Это, наоборот, пойдет ему на пользу. Два дня в нормальном мире взрослых.
— Ты не боишься, что с ним может что-нибудь произойти? — не унималась Сьюзен.
Холодное безразличие База пугало ее. Она считала, что нельзя так относиться к близким. В конце концов, это не по-христиански.
— Я не боюсь, — спокойно отвечал Баз, отправляя в рот ореховое печенье. — По трем причинам. Во- первых, мне так не повезет, во-вторых, у нас есть система пожаротушения, в третьих, мы живем в самом занудном городке Соединенных Штатов, где никогда ничего не происходит.
Сьюзен задумалась. Может, Баз в чем-то и прав, но… все-таки смириться, что малыш Кевин дома один… Это невозможно!
У дома Маккальстеров резко затормозил старенький голубой «форд-гранада». Статуя, традиционно стоявшая у газона, свалилась, издав громкий звук раскалывающегося металла. Посыльный из пиццерии выскочил из машины, на ходу поставил на место статую и с белой коробкой в руке поспешил к дверям.
— Кто там? — услышал он грубый мужской бас.
— Я принес пиццу.
— Оставляй на крыльце, придурок, и убирайся отсюда!
— А как же насчет денег?
— Каких денег?
— Видите ли, сэр, за пиццу придется платить.
— Вот так. И сколько с меня?
— Одиннадцать восемьдесят.
Кевин ловко переключал кнопки на пульте к видеомагнитофону. Голос бандита из фильма ужасов звучал просто ошеломляюще и заставил дрожать паренька-рассыльного.
— Я считаю до десяти и даю тебе время убраться отсюда, ничтожество. Иначе я накачаю тебя свинцом.
Рассыльный с недоумением стоял на крыльце. Было страшновато, но уехать без денег он не мог.
— Раз, два, три…
Что за тип сидит в этом доме? Может, сумасшедший?
Но тут вдруг раздалась автоматная очередь, от которой его, словно ветром, отбросило в сторону от двери. От страха несчастный парень слегка намочил в штаны и, закрывая голову руками, быстро, что было сил дал деру к машине.
Ну и ну! Сумасшедший дом. Его могли убить. Его работа, оказывается, опасна. Он не знал этого. Непременно расскажет обо всем хозяину. Пусть повысит жалование. Он ведь рисковал жизнью!
На всех скоростях, используя максимальные возможности своей добитой машины, он уносил ноги. Машина скользила по заледенелой дороге, бешено ревел мотор.
Как только глупец из пиццерии удалился, веселый Кевин выключил видеомагнитофон и вышел на крыльцо. На ступеньках лежала белая коробка. Он поднял ее. Она пахла просто замечательно и была еще совсем горячей. Кевин открыл коробку.
— Пицца с сыром. Только для меня.
И довольный, в предвкушении вкусного ужина, мальчик захлопнул за собой дверь.
Силы покидали измученную, исстрадавшуюся в безуспешных поисках билета миссис Маккальстер. Она готова была на все, лишь бы получить то, что ей нужно. Мысли о покинутом Кевине мучили ее.
Ей предложили билеты на завтрашний рейс, но она не могла ждать целые сутки, когда ее мальчик…
Надломленная, убитая горем, она бродила по аэровокзалу, все еще надеясь на успех.
По динамику объявили о посадке на самолет, летевший в Даллас.
Даллас! Это уже полпути. Она должна попасть туда! Керри бросилась к толпе, которая медленно проходила на посадку. Она остановила пожилую даму в позолоченном пенсне. И, отозвав в сторонку, предложила пятьсот долларов, карманный переводчик, стоимостью также в не одну сотню долларов, часы «Ролекс», словом, все, что имела при себе, если та согласится выехать завтрашним рейсом! Сначала старуха хотела отпираться. Вот еще! Будет она еще сутки сидеть в Париже! Но когда почтенная женщина услышала о щедром вознаграждении, глаза ее лихорадочно засветились. Все-таки пятьсот долларов не предлагают каждый день. Да еще карманный переводчик. Она давно хотела его приобрести, но жалела денег. Он стоил дороговато.
— Это настоящий «Ролекс»? — спросила старуха, разглядывая изящные золотые часики, подаренные когда-то Керри мужем.
— Ну, а как вы думаете? Кроме того, у меня есть кольцо.
Предложение было слишком заманчивым. Конечно, ради этого нужно возвращаться в гостиницу, но… Мадам предлагала билеты в первом классе. Они с мужем еще никогда не летали в таких шикарных салонах, считая, что это расточительно. Старуха стояла в нерешительности. Но отказаться была не в силах.
— Дорогая, нам пора, — к ней подошел муж, седовласый господин в большой фетровой шляпе, с пышными серебристыми усами.
— Подожди, — пожилая дама взяла его за руки и, приподнявшись на цыпочки, стала шептать ему на ухо. — Нам предлагают пятьсот долларов, кольцо, часы, карманный переводчик…
— И еще сережки! — добавила миссис Маккальстер, смотревшая на них умоляющими глазами.
Она готова была отдать все, лишь бы улететь на этом самолете. Часы и украшения были дороги ей. Сережки и кольцо подарил ей отец после рождения их последнего ребенка — Фулера. Отца уже не было в живых. Но теперь она не думала об этом. Спасти Кевина было единственным ее желанием.
Старики долго шушукались, спорили, не зная, как поступить. Глаза Керри наполнились слезами. От этих двух скупердяев зависела жизнь ее сына! Наконец старик, уставший препираться с назойливой женой, бросил на Керри полный недоверия взгляд и потащил супругу к посадочной секции.
— Но я в отчаянии! — взмолилась миссис Маккальстер. Она была готова на коленях умолять этих мещан уступить ей билеты. По щекам текли слезы.
— Прошу вас как мать…
Ее слова не могли не растрогать стариков. Да в придачу щедрое вознаграждение, которое она предлагала.
Измученная, уставшая, с опухшими от слез глазами, но все равно счастливая, Керри Маккальстер сидела в жестком кресле салона второго класса. Самолет медленно поднимался в воздух.
Она летела в Даллас.
Удобно устроившись в кресле, Кевин смотрел телевизор. Это был второй вечер, который он проводил один. Ведущий детской рождественской передачи читал письмо какого-то мальчика к Санта-Клаусу: