Не страшно было Тарасовне возвращаться в безлюдную и заброшенную деревеньку Лаваришки. Чуяла она сердцем, что скоро, как птицы по весне, начнут слетаться люди на свои прежние гнезда. Примутся стучать топорами, чинить хаты. Возьмется и старуха за свое хозяйство, поджидая встречи с внуком Сашенькой. И не скучно будет ей среди хлопотливо работающих соседей, не тоскливо. А как же иначе?.. На этой земле, истерзанной воронками, глубоко пропитанной запахом крови, пороха и железа, все мы на этой большой и жаждущей обновления русской земле — дети одной матери.
Василий Ардаматский
КОМЕНДАНТ НЕМЕЦКОГО ГОРОДА
Батальону капитана Рузаева нужно было двигаться дальше, но грузовики задержались где-то на заправке, и бойцы в ожидании машин расположились у окраинного домика немецкого города Н.
Батальон этот город не брал, но все здесь было так же, как и в соседнем городке, откуда после боя вышел сюда батальон; высокие пирамидальные крыши домов с проломами в стенах, кирха со сбитым верхом, улица, на которой грязный снег перемешан с бумажками и цветастыми страницами из немецких журналов. Несколько пожаров озаряло все вокруг шатким багряным светом. Где-то на другом краю города еще хлопали редкие выстрелы.
Капитан Рузаев прохаживался перед домиком, поглядывая на пехотинцев. Рузаев видел и узнавал своих бойцов, но все же дольше, чем на других, он останавливался взглядом на тех, с которыми воевал на Украине, держал проходную будку на Сталинградском тракторном. К ним Рузаев испытывал какое-то особое чувство. В минуты раздумья, когда начинал он перебирать в памяти близких людей, лица этих бойцов возникали рядом с дорогими лицами далекой мирной жизни... Рузаев остановился перед сталинградцем Приходько. Бойцы звали его «дважды сталинградец» за то, что он был уроженцем и защитником этого города. Сейчас Приходько стоял, опершись на винтовку, и задумчиво смотрел в темень.
— О чем думаешь, Приходько? — спросил у него Рузаев.
— Думаю, что за кривые люди машины задерживают, — неожиданно ответил сержант. — Такие дела кругом, а мы стоим, точно в мирное время у нас в Сталинграде на остановке автобуса...
— Нелегко сейчас подвозить горючее, — спокойно сказал Рузаев и протянул Приходько папиросу. В это время он услышал крик из темноты:
— Где здесь капитан Рузаев?
— Я капитан Рузаев, — громко ответил капитан и пошел навстречу голосу.
Из темноты появился высокий офицер.
— Старший лейтенант Колесов. По приказу полковника Березанского прислан в батальон. Вам приказано немедленно явиться к полковнику.
...В доме, занятом полковником, света не было, но весело пылавший камин освещал мягким багрянцем лица нескольких офицеров, сидевших возле камина.
Рузаев узнал полковника и направился было к нему, но, заметив рядом с ним генерала, остановился.
— Давай сюда, Рузаев, к огоньку, — просто сказал полковник Березанский и, повернувшись к генералу, добавил: — Вот он и есть, наш Рузаев.
— Вы имеете три ранения? — спросил генерал.
— Точно... три... одно легкое, — ответил Рузаев.
— Мы назначили вас комендантом этого города, — вставая, сказал генерал.
Рузаев сразу полностью не осмыслил, что означают для него эти слова, и по выработавшейся привычке отвечать на приказы начальника четко сказал:
— Есть!.. Комендантом... — и, замявшись, прибавил: — Остаться!
И в эту секундную заминку, пока в его мозгу рождалось это слово «остаться», Рузаев понял, что должно произойти, понял самое главное: бойцы его батальона, гремя сапогами и котелками, заберутся сейчас в кузовы машин и помчатся к новым боям, а он останется здесь, в пустом, мертвом городе.
— Почему меня? — сдавленно вырвалось у Рузаева.
— Почему? Город надо держать в порядке, — медленно и раздельно сказал генерал, — здесь узел трех важных шоссейных магистралей. Вашему батальону поданы машины?
— Нет.
— Вот такого безобразия в вашем городе не должно быть, — сказал генерал. — И еще: под особое наблюдение возьмите эвакуацию раненых... Наконец, помните, что в двадцати километрах отсюда в лесах осталась немецкая группировка. Пока ее не добьют, могут быть любые неожиданности. Даем вам людей, — закончил генерал, — много не дадим, будет при вас отделение. Все ясно?..
Во время войны Рузаев не раз читал в газетах о работе военных комендантов освобожденных городов и отчетливо представлял себе, как к этому человеку приходят счастливые, жадные на работу освобожденные люди, какие волнующие встречи, разговоры происходят в кабинете военного коменданта. Но все это бывало в освобожденных советских городах. А этот город был немецким, и ни на кого, кроме десятка прикомандированных к нему красноармейцев, комендант опереться не мог.
В ту же ночь рузаевский батальон уехал дальше на запад. Присланные генералом красноармейцы расположились в маленьком домике на окраине, ставшем теперь военной комендатурой. Утром Рузаев пошел по городу. Первое дело возникло само собой, пока он шел по улице. Чуть ли не каждая машина, поравнявшись с Рузаевым, останавливалась, и шоферы спрашивали дорогу к различным пунктам.
Рузаев приказал написать и развесить на перекрестках таблички, указывающие дорогу к прифронтовым пунктам. Эту работу взялся выполнить красноармеец, назвавшийся художником.
А под вечер в комендатуру ворвался командир самоходного орудия, казах. Он показывал Рузаеву табличку и, мешая русские и казахские слова, кричал:
— Что делаешь, куда смотришь, куда дорогу показываешь? Окопались здесь на тихом месте!
Рузаев взял табличку и все понял: название пункта было написано так мелко, что прочитать его можно было только держа табличку в руках, зато две трети таблички занимал старательно исполненный художником указательный палец.
Когда расшумевшийся командир самоходки ушел, Рузаев отдал приказ переделать таблички. Поздно ночью, сидя перед коптилкой, окруженный страшной тишиной пустого города, Рузаев думал о прошедшем дне. Память назойливо воскрешала фразу казаха-лейтенанта: «Окопались здесь на тихом месте!». Рузаев с горечью думал о том, что еще не раз он услышит или прочтет эту фразу во взглядах проезжающих к фронту людей.
На другой день в город прибыла колонна цистерн с горючим. Начальник колонны тоже начал с басового крика, что он выбился из графика, что его шоферы три дня без горячей пищи, что на дороге беспорядок. Рузаев осадил его, потребовал говорить спокойно и отдал приказ двум бойцам приготовить горячую пищу для шоферов колонны. Отдав этот приказ, Рузаев подумал: «Хорошо, что еще вчера я подготовился к этому. Надо все готовить заранее...» А что все?.. Рузаев вспоминал беды и трудности, пережитые им и его батальоном на путях войны, и это помогало ему угадывать свои главные задачи и заблаговременно подготовиться к их решению.
Через час колонна цистерн отправлялась дальше. К Рузаеву зашел начальник колонны. Он посмотрел на усталого Рузаева и неожиданно тихим голосом сказал:
— Спасибо, капитан. Не поминай лихом. Мои орлы-шоферы решили про тебя написать благодарственное письмо в газету.
— Это ни к чему, — устало сказал Рузаев. — Каша была ничего?
— Первый сорт, — ответил начальник колонны.
— Я боялся, что сварят черт знает что... У меня тут один боец художником назвался, — улыбаясь, сказал Рузаев, — так я потом имел горе от его живописи...
Когда начало смеркаться, на грузовике приехало семеро связистов. Они сказали, что тянут
