порядочности. А еще тайна заказчика. Это главное. А кто он, заказчик? Наркоман или «голубой»? Или еще кто… Меня не касается.

Игумнов не комментировал.

Проверить, чем в действительности занимался «Освальд», было невозможно, поскольку консультации считались абсолютно конфиденциальными и материалы могли сразу уничтожаться по просьбе клиентов. Да и задача Игумнова была иной.

— Выходит, все данные самого Коржакова?

— А вот у него и спроси. Он мужик самостоятельный…

— Между тем в международном порту Шереметьево он выступал от имени фирмы…

— Ты мне веришь, капитан?!

Советник был на чеку, чтобы вступить. Но генералу помощь не понадобилась. Он потянулся, положил себе на тарелку грибки, добавил и гостю.

— Гляди, какие мелкие опята. Между прочим, тут собирали… — Он поднял вилку. Перевел разговор. — Горячность — плохой советчик, капитан. Понимаешь: я сам до всего не дохожу. Рук не хватает…

— Понимаю.

— Нужны умные соратники. Сейчас, например, требуется человек — вести переговоры с клиентами. И лучше, чтобы этот человек был из ваших, из ментов. Не военный. Деньги плачу приличные. Может предложишь такого?

Намек был прозрачен.

Игумнов покачал головой.

Из его друзей никто бы не пошел бы служить в криминальный бизнес.

Да и не об этом он сейчас думал.

Функции «Освальда» были весьма специфические.

Люди генерала охраняли команду Мосула Авье и одновременно сдавали других прилетающих в Москву нигерийских наркокурьеров, о которых узнавали от своего клиента. Так не могло продолжаться вечно. Фирму ждала западня.

«Неделю назад нигерийцы с помощью видновских уголовников и двух коррумпированных ментов- патрулей, выследили Коржакова в Домодедово. Сунули в машину, едва он вышел из палатки… Потом при какихто обстоятельствах ему удалось бежать…»

Ткачук отложил вилку.

— А теперь по существу! Ведь не Коржаков же тебя в действительности интересует! А твой старший опер, что дежурил на платформе, Качан… А еще точнее — то, что у него пропало…

Ткачук знал про «макаров»!

Игумнова испытал настоящее потрясение.

Удар был нанесен точно Генерал и его советник не спускали с Игумнова глаз…

Выручил звонок на сотовый. Звонил именно Качан:

— Я нашел «фиат» Коржакова. Он в Сандуновском переулке. Недалеко от его дома. Еще теплый…

Игумнов хватило выдержки, чтобы спросить о другом:

— Ты один?

— Да. Карпец остался в Варсонофьевском. В доме…

Расставшись со старшим опером, Карпец поднялся в лифте наверх.

На шестом он вышел, присел на ступеньку. Здесь можно было временно обосноваться. Карпец достал из куртки хлеб с «Рамой» и колбасой.

Начал есть.

Бутерброд успела сунуть жена, пока он собирался — быстрая на руку хохлушка. Такая же лимитчица, как и он. Она работала кассиршей в предварительных кассах, химичила на билетах. На ней держалось все.

Он, Карпец, только нес свою бесконечную ментовскую вахту, смысл которой был неясен ему самому…

Задремал он сразу.

Разбудил тихий металлический звук.

По решетке лифтного заграждения поднималась большая серая крыса.

Внезапно внизу хлопнула дверь. Черневшая сбоку кабина лифта просигналила о том, что в подъезде появились люди. Раздался громкий стук.

Кабина тронулась с места. Растерявшаяся крыса кинулась поперек решетки, спрыгнула. Быстро побежала вниз. Конец длинного хвоста тянулся по ступенькам. Младший инспектор тихо поднялся. Подошел к перилам, заглянул в лифтную шахту.

Подсвеченная изнутри кабина быстро опускалась.

Внизу никого не было видно. Карпец прислушался.

Лифт снова двинулся. На этот раз вверх. Карпец встал сбоку.

Кабина, не останавливаясь, миновала пятый этаж… Шестой… На верхнем этаже громко сработало тормозное устройство.

Больше Карпец ничего не услышал. Дверь не открылась. Из лифта никто не вышел. Кабина пришла пустой. Кто-то запустил проверку на вшивость…

Карпец снова бесшумно переместился к перилам, заглянул вниз.

Было возможно всякое. Карпец ждал от противника такой же хитрости, на которую был способен сам.

Он прислушался.

«Так и есть…»

Те, кто послали на разведку вверъ пустой лифт, поднимались пешком. Это было подозрительно.

Карпец снял туфли. В носках, бесшумно двинулся наверх.

Дом был девятиэтажный. Карпец все не слышал звуков отпираемой внизу двери. Его и людей, поднимавшихся следом, разделяли всего три лестничных марша.

Было ясно: кто-то намеренно не воспользовался лифтом…

На последнем этаже свет не горел. Карпец подскочил к чердачному люку.

«Фашла!», как любил говорить Игумнов. «Непруха!..»

На люке висел замок. Пути дальше не было.

Карпец заглянул в лестничный пролет, снизу поднимались двое в камуфляжах. Надо было что-то предпринимать…

Карпец опустился на ближайший лестничный коврик у двери, туфли поставил сбоку. Прилег, положил руки под голову, смежил веки…

«Стоп!»

Секунду подумав, он выташил пистолет и удостоверение сунул под коврик ближе к двери.

«Пьяный муж под дверью собственной квартиры… „Жена не пускает…“»

Поднимавшиеся остановились ниже полуэтажом. Яркий луч фонарика ударил в лицо. Карпец сделал вид, что просыпается. Зажмурился. Поднял голову.

— Не он, — сказал тот, что был с фонариком.

Они поднялись на площадку.

— Милиция… — Тот же человек коснулся Карпеца ботинком.

Младший инспектор потер лицо руками. Ничего не сказал. У него не было инструкций на случай появления коллег. Проявлять инициативу было не в его правилах.

— Чего домой не идешь? — произнес тот же голос. — Баба не пускает?

Карпец поднялся осторожно, стараясь не сдвинуть ногами коврик под дверью.

— Протрезвел?!

— Я и не пьяный… — Он держался естественно. — Ключ потерял…

— Обшмонай его, — сказал тот, что с фонариком.

Мордастый, плотный, стоявший сбоку, придвинулся. Вблизи он выглядел тяжелым, остойчивым.