Из года в год, каждое лето, хотя бы и не надолго, Дмитрии Иванович ездил в Боблово, которое гостеприимно принимало не только семью Менделеевых, но и многочисленных родственников и друзей. Приезжали сестры Дмитрия Ивановича с детьми. Одной из них, младшей, Марии Ивановне, он подарил даже стоящую на отлете часть имения — «Стрелицу», и она поселилась там на постоянное жительство. Хозяином Дмитрий Иванович был радушным, и всегда с радостью он и Феозва Никитишна принимали приезжающих, умели их устроить и развеселить.

Неладно складывалась только личная, семейная жизнь Дмитрия Ивановича. Если прежде отношения все же несмотря на разницу лет были нормальным браком, то теперь и это кончилось. После рождения дочери, брак фактически перестал существовать. В сорок два года Дмитрий Иванович был еще полон сил, тогда как жена его превратилась в нервную и болезненную женщину, пугавшуюся его голоса, вечную домоседку, не сумевшую стать другом мужа, заразиться его интересами. Феозва Никитишна всему предпочитала семейный уют, своих детей, рукоделие. А Дмитрий Иванович искал в женщине друга, живущего своими интересами, под стать его культурному кругозору. Дома ничего похожего он не находил.

Бывшую институтку шокировали любовь к резким словечкам и независимые от условностей простые вкусы мужа. Все это, конечно, способствовало еще большему обострению отношений. Когда же дело дошло до воспитания детей, то раздор дошел до того, что Феозва Никитишна с детьми стала большую часть года проводить в Боблове.

Глухая неудовлетворенность проявлялась в наружной вспыльчивости. В ставшие редкими времена совместной жизни голос Дмитрий Ивановича то и дело гремел по всей большой квартире. Феозва Никитишна с детьми пряталась в детской, испуганно пережидая грозу. Очень добрый по натуре Дмитрий Иванович не умел сдерживать себя и начинал раздражаться уже одним тем, что его пугались. И возможно сердился на себя, не умеющего успокоиться во-время. В конце ссоры этот большой человек, со стоном хватался аа голову и скрывался в кабинете. Часа через два уже можно было расслышать сквозь двери напеваемый им невнятный мотив. Это значило гроза прошла и можно спокойно вылезать из убежища[14].

Летами в Боблове было спокойнее. Много родных, много молодежи и у самого Дмитрия Ивановича еще в здоровая, увлекающая его работа на опытных полях.

Молодежь Дмитрий Иванович любил и был ей хорошим веселым товарищем. Должно быть его собственная молодость, не проявившаяся всех ее возможностях в суровой обстановке Педагогического института, растянулась на всю жизнь. Наравне с молодежью Дмитрий Иванович увлекался крокетом, дальними прогулками, с удовольствием слушал болтовню бесчисленных племянников и племянниц. Болтовни не любил он только за обедом и часто повторял — «когда я ем — я глух и нем».

Подрастающей дочери Дмитрия Ивановича, которую надо было уже готовить в гимназию, взяли молоденькую гувернантку[15]. Еще зимой, в Петербурге, Дмитрий Иванович стал заметно чаще заходить в детскую, читать там Пушкина, Лермонтова или просто рассказывать что-нибудь дочери и ее воспитательнице. Летом 1876 г. в Боблове увлечение сорокадвухлетнего профессора гувернанткой своей дочери стало явным.

Произошло объяснение. Девушка, хотя и полюбившая Дмитрия Ивановича, не посчитала себя вправе ломать жизнь супругов и разрывать брак Менделеевых. Она уехала из именья и навсегда исчезла с горизонта Дмитрия Ивановича, на котором это увлечение отозвалось очень тяжело. Лишний раз он увидал свое одиночество и недоступность личного счастья. И опять от этого одиночества был единственный выход — в науку, в труд, постоянный и напряженный, не дающий думать о себе лично. Городская жизнь Дмитрия Ивановича вся сосредоточилась в кабинете, из которого он в остальную квартиру выходил только к обеду.

И все же замкнутая, кабинетная жизнь не спасла Дмитрия Ивановича от нового увлечения. В доме Менделеевых появилась молоденькая ученица Академии художеств, подруга племянницы Дмитрия Ивановича — семнадцатилетняя Анна Ивановна Попова.

Семья Дмитрия Ивановича была в Боблове и он предложил сестре своей Екатерине Ивановне Капустиной, у которой на квартире жила Анна Ивановна, на лето переехать к нему в университет. Екатерина Ивановна согласилась.

«И вот раз из Академии, — рассказывает Анна Ивановна о своем знакомстве с Менделеевым, — мы пошли не на улицу Глинки, а в университет, где нам с Надеждой Яковлевной (племянницей Дм. Ив.) уже устроили в гостиной помещение, и все наши вещи были перевезены. Квартира Дмитрия Ивановича была устроена так, что он мог в эту половину квартиры не показываться. Из его комнаты был ход через кабинет в лабораторию и дальше. А тот ход, с которого ходили мы, выходил на парадную лестницу, которая вела в актовый зал и церковь. Мы и не встречали Дмитрия Ивановича; по целым дням нас не бывало дома, а обедали мы в другое время, чем он. Раз как-то Екатерина Ивановна позвала меня и попросила что-то подержать и помочь в работе. Вдруг послышались раскаты громкого мужского баритона, легкие шаги, и в следующей комнате, в двери, куда, оставив меня, Екатерина Ивановна вышла, я увидела Дмитрия Ивановича, страшно возбужденного, и Екатерину Ивановну спокойно отвечавшую. Вид Дмитрия Ивановича меня поразил; он меня не видал, я же хотела исчезнуть, хотя бы сквозь землю, так я была испугана. Дмитрий Иванович убежал к себе, а Екатерина Ивановна возвратилась к своей работе и, видя мой испуг, засмеялась: «ничего нет особенного, Митенька всегда так». Раз как-то я играла на рояле, который стоял у нас а комнате. Мне сказали, что Дмитрий Иванович, зайдя к сестре, спросил, кто играет, и довольно долго слушал. Узнав это, я почти перестала играть, так как боялась чем-нибудь проявить мое присутствие и, может быть, помешать. В семье был кумир — Дмитрий Иванович. «Дмитрий Иванович спит», «Дмитрий Иванович пришел с лекции, устал, скорей чаю», «Дмитрий Иванович пошел в лабораторию, не опоздать бы завтрак ему подать», и пр., и пр. В воскресенье Дмитрий Иванович присутствовал за нашим обедом. Меня с ним познакомили. Я сидела все время молча, испытывая какой-то страх н непреодолимое смущение в присутствии такого необыкновенного человека. Дмитрий Иванович был в хорошем настроении и много говорил. Через некоторое время Екатерина Ивановна сказала, что Дмитрий Иванович хотел бы сыграть в шахматы, он устал — утром были экзамены, никого нет, кто умел бы играть. Сын Екатерины Ивановны, студент, с которым я играла всю зиму, ушел, и они просили меня. Я очень смутилась, но отказаться не было возможности, Дмитрий Иванович уже шел за шахматами, надо было играть. Не помню, как я играла, наверное плохо: я не могла забыть ни на одну минуту, с кем я играю. Дмитрий Иванович, не желая ставить меня в тупик, исправлял мои неудачные ходы. Так мы сыграли две партии. Дмитрий Иванович что-то меня спрашивал, я отвечала стесняясь и конфузясь. Мне приходилось играть на рояле, когда Дмитрий Иванович усталый приходил с экзаменов позавтракать. Екатерина Ивановна усаживала меня: «Играйте, матушка, играйте, он будет добрей на экзамене» — прибавляла она, посмеиваясь. Вечером приходилось играть в шахматы, и всегда я чувствовала особенную робость, волнение и смущение. Дмитрий Иванович стал все чаще и чаще заглядывать к нам, у нас часто бывали О. А. Лагода с сестрой Викторией Антоновной, Александра Владимировна Синегуб, О. Петерсон и другие. С Дмитрием Ивановичем был его сын Володя прелестный, добрый мальчик лет 12, который готовился в Морской корпус. Он любил Екатерину Ивановну и всю семью; со мной он тоже подружился, показывал мне университетский сад, разные книги и мило разговаривал. Слышала я, что у него есть мать и сестра, которые живут в именьи Боблово, Московской губернии.

Как-то в праздник Дмитрий Иванович задумал сделать нам всем удовольствие — прокатить на пароходе в Кронштадт, я никогда не ездила на пароходе и моря не видала, и Володя, который выбрал морскую службу по призванию, своими рассказами еще больше разжигал мое нетерпение.

Мы поехали большой компанией с Дмитрием Ивановичем во главе. Он все время был в очень хорошем настроении, а про нас и говорить нечего — мы были в упоении.

Иногда Дмитрий Иванович читал нам вслух, так был прочитан Байрон. По вечерам Дмитрий Иванович по-прежнему играл со мной в шахматы, я даже стала делать успехи в игре и меньше дичилась.

Приближался конец экзаменов в Академии — день моего отъезда. В памятный мне вечер Дмитрий Иванович пришел с шахматами и сел мной играть, Надежды Яковлевны не было дома. Мы с Дмитрием