обещание. Пребывая в Задонском Богородицком монастыре, в первое время по оставлении епархии упражнялся он в богомыслии, рассуждая и умозрительно рассматривая суету и превратность мира сего. По прошествии года своего уединенного здесь пребывания, начал он упражняться в сочинении душеполезных для всего христианского общества трудов своих. При сочинении книг своих никаких, кроме Святой Библии и нескольких святителя Златоуста, других отеческих книг у него не видно было [94]; шеститомную книгу, именуемую «О истинном христианстве», он писал сам своею рукою и окончил в 1771 году. Но между душеполезных оных трудов своих не оставлял он, однако, и келейного правила, приличного уединенному пребыванию, с поклонами и коленопреклонением; паче ж упражнялся в богомыслии ночным и утренним временами, не оставляя утром прочитывать псалмы порфироносного царя-пророка; и вне келлии, и стоя и ходя, любил читать псалмы, ибо все оные с молитвословиями при них на память у него изучены были. При молитве и богомыс­лии­ отличных имел он дар слезный; от воображения двоякой вечности, нередко слышим был во уединенной келлии его вопль и рыдание, с произношением гласного моления тако: «Помилуй, Господи! Пощади, Господи! Потерпи, Благосте наша, грехам нашим! Услыши, Господи, и не погуби нас со беззаконьми нашими!» и прочее. И слышим был плач, аки плач друга о лишении умершего друга. Когда же он находился в богомыслии, паче ж утренним временем, никто к уединенной келлии его подойти не осмеливался, и даже из пребывающих при нем келейных. О приходящих к нему из усердствующих господ помещиков либо из проезжающих для принятия благословения и нравоучительных наставлений ни под каким видом, невзирая на усиленную их просьбу, к докладу не приступали; не от страха или воображения какого-либо наказания происходило сие со стороны келейных, но от достодолжного к особе его благоговения и высокого почитания отличной [95] его жизни. На такие случаи, да не пресечется его в богомыслии упражнение, смиренным духом, яко един от простых, употреблял он к келейникам свою просьбу, кланяясь и прося, да успокоят дух его от беспокойств таковых. Когда же он был в силах, хаживал и в церковь на молитвословие, паче ж в праздничные дни; а в обыкновенные на ранней литургии, когда мало находилось из приходящих мирских людей, сам благоволял правое или левое крилоса держать и пел напевом киевским; стоя с умиленным видом и благоговейнным воображением, с восторгом внимал святейшему и душепитательнейшему таинству, сокрытому под покровом христианской веры, в Святейшей Евхаристии. Пойте Богу нашему, пойте разумно [96], – говаривал он. Священнодействовать же не разрешал себе во все свое по посвящении себя уединению пребывание [97]. Когда же ему нужно было приобщаться Святых Животворящих Тайн Христовых, приступал в святом алтаре к святому Престолу, облачась токмо в мантию с омофором, а под ноги подкладываем был орлец. В первые же годы своего пребывания, на первый день Христовой Пасхи в показанном [98] облачении служивал заутрени и в высокоторжественные дни государственных праздников отправляя молебствие. Для глубочайшего же, безмолвного богомысленного упражнения благоволял в летнее и зимнее время отлучаться из Задонска той же епархии в Толшевский пустынный монастырь. Здесь желал он расположиться и на всегдашее пребывание; но не решился на то по причине окружающих оный монастырь болот и происходящего от оных сырого воздуха; наипаче же с тамошним бывшим начальником, зараженным расколом, не мог иметь купно пребывание. В бытность его и тамо, как и в помянутом Задонском монастыре, по врожденному человеколюбию, не оставлял он благотворениями своими приходящих к нему, бедным давал милостыню, а в свободные часы приезжающих обоего пола и разного звания снабдевал душеспасительным пользованием. Но с простолюдинами обхождение для него приятнее всегда было. Выйдет, бывало, на крыльцо или рундук [99] келейной, посадит их подле себя и разговаривает, то о состоянии их жизни, а с престарелыми мужами о прошедших временах. Случалось, что простолюдин совсем и не знает, с кем он разговор имел, ибо простое Преосвященного одеяние сан его святительский сокрывало. Нищелюбивые имея свойства и отличные душевные качества, не гнушался он с оными простолюдинами в своих келлиях и пищу употреблять из одной посуды; ибо у него нередко для принятия их уготовляем бывал стол, приличный их состоянию [100].

Во время бытности в Задонском монастыре судебных мест, там же находилась и тюрьма для преступников. Преосвященный любил ходить туда в ночные часы, как для посещения больных колодников [101], так и ради подаяния милостыни; а на Пасху первого дня, приходя в тюрьму, со всеми христосовался. Равно как и в городе Ельце, бывая там по просьбе граждан, тюрьму и богадельни благоизволил посещать, скрыв сан свой под простым одеянием [102]. Словом, вся его жизнь во всем пребывании его основана была на Святом Евангелии, на подражании во всех путях Спасителю нашему Иисусу Христу и Его святым ученикам и апостолам. Преуспевая в нищелюбии и смиренномудрии, сносил он всякие сретающиеся [103] искушения и претерпевал великодушно наносимые ему от стороны козней врага, ненавидящего его таковой богоугодной жизни, прискорбности, паче же чрез уста злоречивые. В отражение многоразличных искушений произносил он сии святого Апостола слова: Христос пострада за нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его, Который ни малейшего греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его, Который укоряемь противу не укоряше, стражда не прещаше, предаяше же судящему праведно [104]. Вера его столь жива и действенна была в душе и сердце его, что он будущая аки настоящая предвидел или созерцал умозрительно. И потому все приключающиеся ему внешние и внутренние искушения без малейшего сумнения приписывал Промыслу Божию и Его святой воле, о коей он нередко живущим при нем с вернейшими доказательствами и объяснениями Священного Писания и историй церковных трактовал, да укрепятся в своих душевных предприятиях, надеясь на силу содействующей благодати Божией, а отлучающимся из пребывающих при нем для поклонения куда-либо святым мощам всегда в предосторожность внушал, дабы не подпали какому- либо искушению; паче ж опасно [105] бы себя блюли от различных сект расколодержателей и бегали таковых, яко злохитрых волков, ласканьми [106] своими, Церкви нашей Святой противными, смущающих сердца простые; в случае же какого-либо разговора с оными волками, одетыми в овечью кожу и Церкви Святой, яко матери своей, неповинующимися и блудящими по путям гибельным, как не имущие пастырей заблудшие овцы, отражали б их вопросы таковым, яко неученые люди, ответом благим: «Я верую так, как содержит и приказует мать наша Святая Церковь». – «А Церковь ваша как содержит и приказует?» – вопросят. – «Так, как мы веруем и содержим». Сим-де ответом вся­­кой секты раскольник, как пес от палки, отженет­ся [107] от вас, а вы соблюдете свою приверженность и должное повиновение Святой Церкви, как верные чада матери своей, пекущейся о спасении душ ваших и благосостоянии вашей жизни. Он говаривал: «Кто повинуется Церкви Святой и воздает ей подобающую честь и уважение ее пастырям, установленным от Самого великого Архиерея Иисуса Христа, тот повинуется Самому Господу Богу. Повинитеся убо Богу, противитеся же диаволу, и бежит от вас [108]. Ибо в таковые раскольнические секты, аки рыболов рыбу, уловляет и запутывает в свои гибельные сети не кто иной, как враг спасения нашего». Отпущая и благословляя во святый путь шествующих, в напутие им произносил он слова таковые: «Господь Иисус Христос, Спаситель наш, да сохранит и избавит вас от сетей оных вражеских, яко истинных сынов Церкви Святыя, и соблюдет от всяких душевредных искушений», и прочее.

Когда не было еще присутственных в монастыре мест и не столь многолюдно было, всякий почти день бывая у ранней и поздней литургии, а паче в воскресные и праздничные дни, Преосвященный, следуя Самого Христа Сына Божия примеру, не возбранял не точию [109] убогим, неимущим возрастным, но и самым детям-сиротам, паче в младенчестве сущим, не познавшим еще ни добра, ни зла, иметь доступ до себя и подходить под благословение. Дети, заметив такую его благосклонность и в принятии их ласку и подаяние милостыни, в праздник, а потом и каждый почти день начали приходить в церковь к обедне множественным числом (с тем, чтобы получить что-либо от него): идет он из церкви в келлии свои, идут за ним толпою бедные и неимущие из мужичков, идут и малые дети, невзирая на его архиерейский сан, толпою, прямо за ним, смелым лицем войдут в зал, где он из своих рук оделит их деньгами и начнет обучать их молиться; которые посмысленнее, читывали Иисусову молитву, а кои годов по три, по четыре и по пяти были, оные что есть сил кричат, творя молитву с земными поклонами, тако: «Господи, помилуй! Господи, пощади!» Другие: «Пресвятая Богородица, спаси нас! Вси святии, молите Бога о нас!» И нередко таковых молитвенников собиралось помногу. Входя же в