сто тысяч экземпляров — сравните с трехмиллионным общим тиражом «Безнадеги» и «Регуляторов». К тому же время не стояло на месте: со времен публикации «Кэрри» издательский бизнес постоянно менялся, а параллельно с ним менялся и общий процент читающего населения.
«В итоге всегда все решали продажи, — говорит Стив. — Взять, к примеру, того же Гришэма: он меня обгоняет в четыре раза, но меня это больше не тревожит. Смотрю я в список бестселлеров „Нью-Йорк таймс“ и спрашиваю себя: „Ты готов надрывать задницу ради соседней строчки с Даниэлой Стил, Дэвидом Балдаччи и книгами о втором рождении?“»
Пускай Кинг до сих пор и сожалеет о сделанном в 1985 году опрометчивом заявлении: «Я литературный аналог „биг-мака“ и картошки фри», — но необходимости оправдываться больше не чувствует. «Ну да, ляпнул не подумав. Так ведь до сих пор расплачиваюсь… — вздыхает Стив. — Я-то имел в виду, что у меня хороший вкус и мои книги легко усваиваются, однако однообразная диета от Стивена Кинга явно не способствует здоровью».
«Поп-культура и популярная литература — его стихия, — говорит Джордж Маклауд. — В них он черпает силы и вдохновение, и вряд ли это когда-нибудь изменится».
Теперь, когда прошло более тридцати пяти лет со дня издания первой книги Стива, его произведения читают во всем мире, а сам он наконец-то признал, что не может не писать, логично было бы предположить, что Стивен Кинг, с его-то опытом, сумел упорядочить свою творческую жизнь и та вошла в спокойное русло. Однако сам он утверждает, что с годами мало что изменилось: он просто нажимает на нужные кнопки, и работа потихоньку продвигается. И еще Стив обнаружил в себе первооткрывателя: именно стремление постоянно что-то узнавать и пробовать толкает его на новые эксперименты.
Он признает, что с годами ему все труднее вести колонку в «Энтертейнмент уикли»: «Я слишком многого требую: с одной стороны, для меня важно высокое качество, с другой — импровизация и непринужденный тон. К сожалению, иногда приходится чем-то жертвовать».
Кинг не раз говорил: «Развивайся — или умрешь. И если уж каким-то ветром тебя занесло на танцпол, в первый и последний раз в жизни, не стоит ограничиваться простеньким „раз-два-три“». С таким вот подходом Стив, в соавторстве с Джоном Мелленкампом, взялся за создание мюзикла «Братья-призраки из страны Тьмы». Прежде чем выставить свое детище на суд публики и выпустить на Бродвее, авторы устраивают пробные чтения во время встреч с читателями и на мастер-классах.
А началось все с того, что Мелленкамп подошел к Стиву и предложил поработать над мюзиклом в стиле пятидесятых годов. В основу сюжета легла реальная история любви двух братьев к одной девушке. Один брат случайно стреляет в другого и смертельно его ранит, и девушка с виновным братом везут раненого в больницу. Они спешат, надеясь его спасти; машина слетает с дороги, на огромной скорости врезается в дерево, и оба гибнут. Мелленкамп предложил написать музыку при условии, что Кинг займется сценарием. Что характерно, Стиву идея понравилась: он сел и в своем фирменном стиле выдал на-гора либретто на шестидесяти семи страницах.
«Можно сказать, Джон обратился ко мне в подходящее время, — объяснил писатель. — Он много лет занимается своим делом, я много лет занимаюсь своим. Он старался, чтобы музыка получилась свежей, и экспериментировал с разными вещами и форматами».
Они моментально нашли общий язык: писатель и композитор чудесно поладили. «Обожаю Стива, он оказался совсем не таким, как все его представляют, — говорил Мелленкамп, — и у нас с ним много общего. Он живет в глуши. Я живу в глуши. Он не любит толпу, и я тоже. Этакая парочка асоциальных типов, и к тому же мы оба большие любители потрепаться».
Кинг продолжал раздвигать горизонты и осваивать новые территории, но кое-куда — например, в режиссуру — предпочитал второй раз не соваться, наученный горьким опытом. И все-таки искушение было велико: он время от времени подумывал о съемках собственного фильма. «Мой девиз: никогда не говори „никогда“. Наверное, стоит попробовать себя в роли трезвого режиссера и посмотреть, что из этого получится. Но пока я еще не выжил из ума, чтобы снова ввязываться в подобную авантюру».
Стив не раз говорил, что пишет о вещах, которых больше всего боится, таких как крысы и самолеты, однако есть одна особая (точнее, особо жуткая) тема, которая воплощает его самый сильный и потаенный страх, или, скорее, фобию, и он никак не наберется смелости, чтобы выплеснуть ее на бумагу. «Я хочу написать о пауках, потому что их боятся почти все. Лично я не могу себе представить ничего более жуткого, более отвратительного, чем пауки».
Сегодня работа — единственный его наркотик, она заполнила вакуум, образовавшийся, когда Кинг отказался от дурных привычек… более того, если он перестает писать, у него начинается что-то вроде ломки.
Он по-прежнему курит, хотя и сократил количество сигарет до трех штук в день. Он бросил пить, больше не нюхает кокаин, не принимает сильнодействующих болеутоляющих и не признает изменяющих сознание веществ, раз и навсегда сказав «нет» наркотикам.
«Теперь я не такой злой, как раньше, ведь мне уже не двадцать пять, — вздыхает Стив. — Мне шестьдесят, и это не дает расслабиться».
У обеих его благотворительных организаций: Фонда Стивена и Табиты Кинг и фонда «Небеса», — дела идут хорошо. «Стив верующий человек, и в отличие от меня верит, что каждому воздастся по делам его, — говорит Тэбби. — А я просто верю, что с собой на тот свет богатство не заберешь, вот мы и пускаем деньги на благое дело — столько, сколько можем. Мы рады помочь людям, и с удовольствием делали бы больше. Иногда возникает чувство, что наша помощь — лишь капля в бескрайнем море».
«Отдавай десять центов с каждого заработанного доллара, потому что иначе их отберет правительство, — делится своей философией Кинг. — Если кажется, что тебе это не по карману, просто взгляни на налоги, которые ты платишь за каждый галлон бензина».
«Стив сделал невероятную карьеру, — радуется задруга Тони Мэджистрейл. — У него есть деньги, есть народное признание; единственное, чего ему не хватает, это чтобы люди относились к нему как к серьезному автору, а не как к какому-то писаке».
Впрочем, даже отношение публики изменилось со времен первой публикации в «Нью-йоркере». Иногда кажется, что Стива расстраивают эти перемены. «Меня спрашивают, когда я напишу что-то серьезное, но подобные вопросы задевают за живое, — сетует он. — Они не понимают, что это все равно что подойти к человеку на улице и спросить, каково ему быть ниггером. А я в таких случаях отвечаю, что я всегда серьезен, каждый раз, когда сажусь за пишущую машинку. Я лет двадцать привыкал к этому дурацкому вопросу, стараясь не стыдиться собственных книг. Разумеется, всегда существует рынок для дерьмовых книжонок. Стоит лишь взглянуть на Джеффри Арчера! Пишет как в воду пердит».
И только одна вещь не изменилась: Кинг по-прежнему не понимает, откуда такой интерес к его личной жизни.
«Мне кажется, все мы чувствуем нечто похожее, — размышляет Ридли Пирсон. — В конце концов, большую часть времени писатель проводит в своем укромном уголке за клавиатурой, и в этом нет ровным счетом ничего интересного. И Стив такой же, он никогда не был зациклен на себе».
Может, Кинг и не зациклен на себе, зато определенно зациклен на успехе своих книг.
«Да, его книги уже тридцать шесть раз занимали первую строчку рейтинга — ну и что? Стиву все равно мало: он хочет, чтобы каждая его публикация взрывала рейтинг, — говорит Пирсон. — И не видит в этом ничего особенного. Он вообще считает себя обычным парнем: на его взгляд, вокруг полно гораздо более интересных людей, чем он».
Кстати, Стивен Кинг уже трижды успел стать дедушкой! У Джо и Леоноры родились три сына: Этан, Эйден и Райан.
В ноябре 2008 года Стив порадовал поклонников новым сборником рассказов «После заката», хотя оригинальное название было другим — «Противоестественные отношения».
«Ужасы всегда завораживают людей, — говорит писатель. — Пешеходы на улице забывают про свои дела и остаются поглазеть на аварию. В этом вся суть».
С годами он все чаще испытывает желание скрыться от поклонников, сказать, что с кем-то перепутали, когда люди его узнают. «День, когда я начну стесняться своей индивидуальности, когда скажу, что я — это не я, станет моим последним днем в литературе. Закрою лавочку, выключу компьютер и больше не напишу ни слова. Потому что, когда за возможность заниматься любимым делом приходится платить
