ЖЮЛЬЕНА. Нет, нет, это более серьезно, у меня что-то с сердцем, я уверена. На, пощупай… Да не так! (Смешок) Пьер, послушай, прямо на дороге!
ПЬЕР(просовывая руку под кофту) Сколько же на тебе всего надето!?
ЖЮЛЬЕНА. Три слоя, не считая пальто. Прямо перед выходом я еще поддела шерстяную майку.
ПЬЕР. Ты же во всем этом просто задыхаешься!
ЖЮЛЬЕНА. Я задыхаюсь. Это из-за шерстяной майки мне так душно.
ПЬЕР. Сними ее.
ЖЮЛЬЕНА. Где? Прямо здесь?!
ПЬЕР. Найдем какое-нибудь деревце…
ЖЮЛЬЕНА. Ты видишь здесь деревце?
ПЬЕР. Если ты смелая, сними ее в кукурузном поле, а я пока послежу за дорогой.
ЖЮЛЬЕНА. А если меня заметит какой-нибудь крестьянин?
ПЬЕР. Никого нет.
ЖЮЛЬЕНА. Ты крестьян не знаешь, однажды Николя шел через поле, уж не знаю, что там росло, и кто-то преследовал его на тракторе! Все будет нормально, все будет нормально, не беспокойся.
ПЬЕР. Давай вернемся, ты там ее снимешь. Сними хоть свитер.
ЖЮЛЬЕНА. Ты думаешь?… Ой нет, видишь, рукам холодно. Нет, нет, это из-за белья…
Они поворачивают.
ЖЮЛЬЕНА. Он был женат на этой девушке?
ПЬЕР. Кто?
ЖЮЛЬЕНА. Алекс.
ПЬЕР. Нет.
ЖЮЛЬЕНА. Забавно, что никто из всех троих так и не женился.
ПЬЕР. Да
ЖЮЛЬЕНА. Особенно странно для людей их поколения. Это нетипично.
ПЬЕР. Я женился на тебе в шестьдесят три года.
ЖЮЛЬЕНА. Ты — не пример. Ну-ка, посмотри, не она ли это там?
Пьер надевает очки.
ПЬЕРО-о!
ЖЮЛЬЕНА. Что она там делает?
ПЬЕР. Похоже, машина сломалась.
Они идут навстречу Элизе.
4
Место захоронения отца.
Появляется Алекс. В одной руке у него секатор, в другой — три сухих пожухших стебля чертополоха. Он долго смотрит на землю. Затем садится на корточки.
Пауза.
АЛЕКС. Папа, послушай меня. Ты вынужден меня выслушать, твои ноздри заполнены землей, ты не можешь заорать. Теперь я ору один, я только и делаю, что ору. Когда я смотрю на себя, мне кажется, что я старичок. Я ору, суечусь как шавка, что-то сжимает мне губы. Когда мне было двенадцать лет, ты дал мне пощечину, потому что я ел куриную ногу одной рукой. Ты не предупредил меня, не сказал даже 'Ешь двумя руками', сразу ударил. Никто и бровью не повел. А я поднялся в свою комнату и плакал там как дурак. Пришел Натан — правда он пришел, когда уже закончил есть — он сказал 'Он такой, потому что мама умерла', а я ответил: 'Оставь меня в покое, пусть он тоже сдохнет…'
Появляется Пьер. Он молча останавливается в нескольких метрах.
АЛЕКС. Ты здесь?
ПЬЕР. Извини…
АЛЕКС. Ты тоже пришел навестить?
ПЬЕР. Знаешь, я повинуюсь своим старым ногам. Они тянут меня, и я следую за ними.
Пауза.
ПЬЕРА чертополох для него?
АЛЕКС. Нет.
ПЬЕР. Это мне напомнило твою мать. Она делала замечательные букеты из чертополоха. Летом.
АЛЕКС. Да.
ПЬЕР. Мне жаль, что они не рядом похоронены.
АЛЕКС. Он захотел здесь.
ПЬЕР Я знаю.
АЛЕКС Самая что ни на есть эгоистическая затея.
ПЬЕР. Имение большое, тебе не обязательно сюда заходить.
Пьер садится на пенек.
ПЬЕР. Я могу остаться, или мне лучше уйти?
АЛЕКС. Нет. Останься.
ПЬЕР. Тебе сейчас сколько лет?
АЛЕКС. Сорок три года.
ПЬЕР. Сорок три… Я видел, как ты родился, а тебе уже сорок три года… В твоем возрасте мне казалось, что все уже позади, все кончено, завершено…Что-то вроде истлевшего рая.
АЛЕКС. А сейчас нет?
ПЬЕР. Нет!… Нет, нет, сейчас нет…
АЛЕКС. Сколько мне тогда было лет?
ПЬЕР. Когда мне было, сколько тебе сейчас? Тебе было около двадцати…
АЛЕКС. Ты жил в Нью-Йорке…
ПЬЕР. В Бостоне… Я был безумно влюблен в одну американку. (Смеется)…Меня всего распирало от желания, аж подбрасывало!
Алекс улыбается.
АЛЕКС. Я помню Американку.
ПЬЕР. Ты ее знал?!
АЛЕКС. Нет, но это же было семейное предание — 'Американка', 'Американочка' Пьера.
ПЬЕР. Ты только подумай! Это длилось шесть месяцев, а через шесть месяцев она уехала во Флориду с одним предпринимателем, производившим зубную пасту,
АЛЕКС. Но ты ведь больше прожил в Штатах.
ПЬЕР. Три года… Но без Американки! Были и другие, но эта была особый случай…
