Отметим, что хотя в ранние годы христианства ожидания скорой Парусии были настолько обострены, что их вполне разделяет ап. Павел, тем не менее, он отказывается говорить о конкретных сроках. Это тоже немаловажная, если не главная мысль обоих Посланий ап. Павла к фессалоникийцам:

¹ О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ² ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. 3 Ибо, когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут (1 Фес. 5, 1-3).

Такая «трезвая тональность присуща всей апокалиптической мысли Нового Завета»[372], начиная с апокалиптических пророчеств Иисуса Христа (см. Мф. 24; Мк. 13; Лк. 21). Иначе говоря, слова ап. Павла о «человеке греха», «сыне погибели», сказанные в обстановке повышенного апокалиптического ажиотажа, нужно воспринимать не как указание к поискам конкретного исторического лица, а как обозначение постоянно присутствующей в мире сем оппозиции Царству Христову и Христианской Церкви. Ведь даже термин «антихрист» — как было отмечено, более уточненный Иоаннов термин по сравнению с ранними Павловыми «человеком греха», «сыном погибели», «беззаконником», — имеет в виду также не конкретное историческое лицо, а «многих антихристов», каковыми являются все, кто «отвергает, что Иисус есть Христос» (1 Ин. 2, 18. 22)[373].

Послания к Коринфянам относятся, без сомнения, к числу самых ярких и характерных Павловых посланий — и по богатству богословской мысли, и по «личностной» насыщенности.

На самом деле Павел написал в Коринф более двух посланий, вошедших в канон Нового Завета. Он сам упоминает по крайней мере еще об одном, отправленном им ранее (см. 1 Кор. 5, 9). Коринфяне также отвечали ему письменно (см. 1 Кор. 7, 1). Ценность и интерес Посланий к Коринфянам представляют уже хотя бы потому, что приоткрывают покров далекой древности одной из самых ранних христианских общин, показывая ее жизнь в реалистических красках — наверняка весьма типичных и для других таких же молодых церквей. Наряду с горячей верой в посланиях обозначены самые разные болезни и заблуждения, так что раннехристианская жизнь предстает перед нами не только как икона, но во многом и как отражение современной церковной действительности. Собственно, именно эти болезни и заблуждения, как всегда, и стали причиной написания Посланий к Коринфянам — и притом в весьма сильном волнении, подчас «со многими слезами» (2 Кор. 2, 4).

Богословское же значение Посланий к Коринфянам состоит в том, что при всем многообразии разбираемых Павлом проблем, при всем большом объеме обоих посланий, их рассуждения вращаются вокруг одного важного, даже, пожалуй, единственно важного вопроса, касающегося Благой вести: как строится жизнь во Христе каждого верующего в соотнесении с Церковью как общиной и, отсюда, как строится жизнь Церкви в целом. Иначе говоря, что такое жизнь во Христе как жизнь в Церкви и что такое жизнь в Церкви как жизнь во Христе. Это позволяет Павлу подойти, наконец, к самой важной сотериологической проблеме, актуальной и по сей день (сегодня, может быть, как никогда): на чем основано спасение в Иисусе Христе и притом непременно в Церкви.

Послания к Коринфянам были написаны ап. Павлом во время его 3-го миссионерского путешествия между 53-58-м годами: первое предположительно из Ефеса (см. 1 Кор. 16, 8), куда апостол прибыл после очередного посещения Коринфа и где он задержался на два или три года; второе — из Македонии. Большой объем, многообразие разбираемых вопросов и даже настроений, с которыми написаны разные строки посланий, можно объяснить тем, что Павел писал в ответ не на одну какую-то оказию, а на целый ряд известий, дошедших и в письмах (см. 1 Кор. 7, 1), и с прибытием живых посланцев (см. 1 Кор. 1, 11 и др.).

Город Коринф был крупным процветающим греческим городом, морским портом, столицей провинции Ахаия (большую часть которой составлял современный полуостров Пелопоннес), где находилась резиденция римского проконсула. Уже географическое положение Коринфа можно назвать исключительным: находясь на узком перешейке, связывающем полуостров с материком, он стоял на пересечении морских и сухопутных дорог с севера на юг и с запада на восток.

«Хотя в культурном отношении Коринф уступал Афинам, тем не менее он гордился своим политическим статусом и интеллектуальными способностями своих жителей. Он никогда не смог достигнуть уровня Афин в искусстве и философии, однако он стал знаменит своими пороками и развращенностью»[374].

Даже название города породило слова, означавшие половую распущенность: korinqia/zomai — «распутничать»[375]; korinqiako/rh — «проститутка», korinqiasth/j? — «сутенер» или «блудник». Страбон сообщает, что в храме Афродиты имелось более 1000 священных проституток. Хотя, в принципе, в отношении распущенности Коринф наверняка мало чем отличался от любого другого портового средиземноморского города[376].

Население города было весьма разнообразным, состоявшим как из культурных греков и римлян, так и из людей малокультурных, а также и из представителей других культур, в том числе иудеев. В каком-то смысле Коринф как тип города можно сравнить с современным Санкт-Петербургом — тоже портовым городом, оживленным культурным центром с великими традициями и мировой известностью, но в то же время средоточием и даже местом культивирования самых разных пороков.

О том, как Павел основал общину в Коринфе, говорится в Деян. 18, 1-18. Остановившись у Акилы и Прискиллы — иудеев, высланных из Рима при императоре Клавдии[377] , — он по своему обыкновению начал проповедь с синагоги.

«Результат превзошел все ожидания: крестился сам начальник синагоги Крисп с семьей (Павел, вопреки своему обыкновению, сам совершил Таинство[378]) и уважаемый член общины Иуст, в доме которого рядом с синагогой гостил апостол»[379].

Далее, как всегда, к церкви стали присоединяться язычники, быстро составив ее основную часть. В результате Павел в очередной раз вызвал на себя обвинения со стороны синагоги в попирании Закона. Проконсул же Галлион[380] отказался судить в этом деле, предоставив иудеям разбираться самим, и конфликт с синагогой постепенно утих. Проблемы ждали коринфскую церковь и самого Павла не с этой стороны.

Уже одно то обстоятельство, что Коринф был развитым культурным центром и в то же время оживленным торговым портовым городом, многое объясняет в вопросе о сложностях церковной жизни в Коринфе, проявившихся почти сразу после рождения общины. Здесь Евангелие едва ли не впервые столкнулось со всей мощью мира сего, никогда не знавшего Библию. Рано или поздно это должно было произойти и происходит до сих пор: проповеди Евангелия и созиданию церковной жизни противостоят и интеллектуальный снобизм («мудрость» человеческая, «совопросник века сего», см. 1 Кор. 1, 20), и откровенная нравственная распущенность. И одно зачастую прикрывает другое.

Весть о Церкви, т. е. о христианской жизни и притом жизни в христианском общении, в Коринфе проходит первое испытание «на прочность». Мир хочет осмыслить Евангелие, переварить, познать, осилить, поглотить его, но оно в ответ обнаруживает еще более сияющие свои стороны. Крест, насилие над Христом вновь оборачивается славой и красотой мудрости Божией, которая намного мудрее мудрости человеческой, хотя и кажется невероятной глупостью.