Нетрудно увидеть, как по-разному об одном и том же, причем в деталях, говорят евангелисты: «дом Петров» / «дом Симона и Андрея» / «дом Симона»; «лежащую в горячке» / «лежала в горячке» / «была одержима сильною горячкою»[252] и т. п. Кроме того, если в Мк. об этом говорится в начале Евангелия (гл. 1), то в Мф. гораздо позже (гл. 8 ).

Да и на макроуровне — в расположении целых блоков материала — синоптики зачастую различаются друг от друга. Уже святые отцы (бл. Августин и др.), а особенно исследователи в последние примерно два столетия (со времен появления библейской критики) выдвигали множество теорий, объясняющих эту, как ее стали называть, Синоптическую проблему. Теорий было очень много — иногда очень сложных и всегда гипотетичных. В § 41 мы несколько более подробно остановимся на наиболее заслуживающих внимания гипотезах.

Вероятнее всего, как считает большинство современных библеистов, первым записал Евангелие как связный письменный текст св. Марк. Сделал он это, слушая проповедь ап. Петра в Риме где-то в середине 60-х гг. Мк. — самое краткое по объему Евангелие, в то же время насыщенное необыкновенной динамикой дел Иисуса при минимуме Его слов.

Чуть позже, в 70–80-е гг., были написаны Евангелия от Матфея и от Луки.

Мф. написано в общине иудео-христиан Палестины — возможно, в Иерусалиме, где находилась «матерь-церковь», но, скорее всего, в Сирии, так как после 70-го г. христиане, как и иудеи, вряд ли могли оставаться в Иерусалиме[253]. Его отличают черты, характерные для иудейского поучения: пространные проповеди и наставления; повествование с непременным упоминанием соответствующих ветхозаветных пророчеств. Евангелие представлено как новый Закон, который дает новый Моисей — Иисус. Большое место занимает тема Церкви как нового народа Божия, нового Израиля.

Лк. написано примерно тогда же для общин, состоящих в основном из язычников. Апеллируя к Священной истории, когда народом Завета был Израиль, евангелист показывает, что в Иисусе Бог не только посетил Свой избранный народ, но и оказал такую же великую милость язычникам: в Нем Бог явил «свет во откровение языков и славу людей Своих Израиля» (Лк. 2, 32). Лука — спутник ап. Павла в его миссионерских путешествиях среди язычников — прекрасно усвоил суть его проповеди о том, что язычники, подобно дикой маслине (см. Рим. 11, 17), отныне тоже привиты к стволу Священной истории.

Св. Лука написал и второй том — «Деяния святых апостолов», где рассказывает о распространении Евангелия.

Еще позднее, в 90–100-е гг. было написано Евангелие от Иоанна — четвертое и последнее из канонических Евангелий — о котором при первом приближении можно сказать, что оно восполняет то, о чем не сказано в первых трех. Это касается как фактического материала, так и богословского подхода. С определенной условностью Ин. можно назвать «гностическим» или лучше «духовным», так как в нем мы читаем не только и не столько о делах Иисуса, сколько об их таинственном, «знаменательном» смысле и о той тайне познания истинного Бога, что открывается только верующему и только во Христе.

Тот факт, что в каноне Нового Завета первым идет Мф., может быть объяснен двояко. Во-первых, будучи писанием иудео-христианским, это Евангелие имеет ярко выраженную ветхозаветную «окраску» (например, начинается с состоящего из ветхозаветных имен родословия Иисуса Христа; содержит множество ветхозаветных пророческих цитат и т. п.). И потому оно стоит «на стыке» Ветхого и Нового Завета. Как своеобразный «мостик», оно связывает Ветхий Завет, т. е. первую часть христианской Библии, с Новым Заветом, второй и важнейшей ее частью. Во-вторых, не исключено, что изначально все-таки существовал некий еврейский «прототекст» Евангелия, бывший в ходу все у той же иудео-христианской общины Матфея (иерусалимской «матери-церкви»). Он и лег в основу Евангелия от Марка, которое в свою очередь было использовано для составления греческого Евангелия от Матфея с оглядкой на первичный еврейский текст (см. § 43. 3).

Св. ап. Иоанну принадлежит и книга, написанная в весьма распространенном тогда в иудействе (на рубеже дохристианской и христианской эр) апокалиптическом жанре. Ее так и называют: Откровение или по-греч. Апокалипсис (A)poka/luyij). В ней Иисус показан как исполнение мировой и человеческой истории.

Примерно в эти же периоды кроме ап. Павла послания писали и другие апостолы, обращаясь к разным общинам — тот же Иоанн, Петр, Иаков, Иуда.

В целом процесс написания произведений, вошедших в Новый Завет, занял примерно полвека или чуть больше, а именно вторую половину I-го–начало II века.[254]

Новый Завет как свод литературных текстов представляет собой удивительное, уникальное и даже парадоксальное явление. С одной стороны, мы знаем, что жизни и проповеди Иисуса Христа, жизни и проповеди Его апостолов — средой всего этого служила тогдашняя религиозная современность народа Израиля с его богатой ветхозаветной предысторией. Поэтому по языку, по манере мыслить и излагать свою проповедь новозаветные писания — плоть от плоти ветхозаветного Предания и Писания. Но вот странно: новозаветные книги в большинстве своем не являются абсолютно идентичными повторениями ветхозаветных жанров. Два наиболее распространенных новозаветных жанра — Евангелия и послания — не имеют прямых параллелей или точных соответствий в Ветхом Завете, да и вообще в древнем иудейском мире.

Например, что можно сказать о Евангелиях? Можно, конечно, вспомнить, как излагается в Ветхом Завете история того или иного пророка. Например, в Пятикнижии, без сомнения, центральной фигурой является пророк Моисей. Но Пятикнижие — не житие Моисея, а история народа Божия. Первый, кто взялся написать именно жизнь (житие) Моисея — Филон Александрийский. Причем его труд обнаружил гораздо больше общего с аналогичными произведениями не-иудейской литературы и при этом не стал Священным Писанием. Или, например, Книга пророка Иеремии, в которой есть и история призвания, и речи (в том числе и речь в храме, Иер. 7), и деяния, и вообще ярко присутствует личность пророка. Но и там главной темой остается судьба народа Божия, о которой возвещается, хотя и очень пристрастными устами Иеремии, Слово Божие.

В языческой же греко-римской культуре имелся своеобразный особенный жанр, отсутствовавший в иудаизме — bios. Это жизнь или житие — не совсем то же, что биография. Личность, о которой говорится в таком произведении, занимает здесь гораздо более важное, центральное место (например, «Жизнь знаменитых греков и римлян» Плутарха, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, «Жизнь Аполлония и Тианы» Филострата, «Жизнь древних философов» Диогена Лаэртского и др.).

Таким образом, в жанре Евангелий Новый Завет, выросший, кажется, совершенно очевидно из Ветхого Завета, подходит к неким границам ветхозаветной иудейской традиции и даже переходит их, имея много общего с не-иудейской культурой.

Вопрос о Евангелии как о жанре тем более имеет право на серьезное обсуждение потому, что