исполнять все, что мы ему прикажем… что ты прикажешь! Ни одна из энергосистем, систем связи и коммуникаций не будет отключена. Ты слышишь меня?!

Кеша пи черта не слышал.

Он настойчиво бубнил по внутренней: «Cepera! Серега! Cepera…»

Но никто не откликался.

Удар под ребра пробудил Ивана. И почему его все время бьют по ребрам, да еще ногами?! Обнаглели! Он открыл глаза… странно, в камере сменили обивку? вместо серого синтокона желтый старинный паркет, нет, это не обивка, это натуральный паркет, но зачем они это сделали?! Он ничего не мог понять, но не спешил перевернуться, встать — кто знал, что его ожидает, лучше еще немного попритворяться лежащим без сознания. Но что тут вообще происходит?

Нет! Он же не в камере, не в психушке! Он давно выбрался! Перед глазами как живое встало багряное лицо, кабанья рожа, перекошенная ненавистью и злорадством. Неужели это было? Было! И он выжил! Он успел сделать последний выдох в превращатель! А вот он и сам, в кулаке!

Иван поднял голову, повернул ее.

И увидел наставленное прямо в лицо дуло лучемета Чуть выше маячило хмурое и серое лицо Глеба Сизова. На нем медленно проступало недоумение.

— Ива-ан?! — в полнейшей растерянности вопросил наконец Глеб.

— Откуда ты здесь?!

— Откуда, — грубо ответил Иван. И отпихнул ствол лучемета.

Поднялся. Сел на стул, выдохнул с усилием. Голова еще кружилась. В ногах явно ощущалась слабость. Он вернулся с того света, а его еще допрашивают.

— Не дури! — вдруг озлобился Глеб, передернул нервно плечами. — И отвечай, когда спрашивают, я на службе, а не на посиделках, и здесь тебе не клубная баня, а Кремль, понял? Говори быстро — откуда ты взялся тут, как проник, зачем?!

— Понял, Глебушка, понял, — улыбнулся Иван, — дружба дружбой, а служба службой. Сам такой. — Он заглянул Сизову в глаза и вдруг спросил в лоб, наотмашь: — А ты и впрямь не догадываешься, откуда я тут взялся?!

— Нет, не догадываюсь, — не очень уверенно протянул Глеб. Но лучемет все же опустил.

Он давно знал Ивана, еще до Гадры. А главное, он знал, что Иван не пойдет на подлость, не пойдет на нечистое и недоброе дело, скорее умрет, под петлю или под пулю встанет. Двенадцать лет назад Глеб Сизов сменил Ивана на Гадре. Тот уже сел в капсулу, вышел на орбиту и приготовился к заслуженному, как говорится, отдыху, когда от Глеба пришел сигнал, незапланированный, нештатный, внезапный… это было даже не сигналом, а каким-то внезапно оборвавшимся криком. По инструкции Иван должен был доложить на базу и преспокойненько отправляться на перевалочный пункт, а то и прямиком на Землю, только б горючего хватило. Но он вернулся — вернулся на пустое место: ни Глеба на заставе, ни его шестерых спецназовцев не было, от десантного бота и след простыл, два бронехода лежали раскуроченные, будто их разорвало изнутри. Иван чуть с ума не сошел от необъяснимости всего случившегося. Звероноиды могли запросто уволочь кого-то из семерых в свои пурпурные джунгли, могли сожрать двоих-троих, но они никогда бы не справились с бронеходами и ботом. Иван, конечно, сразу дал аварийный на базу. Но сидеть сложа руки он не мог. И тогда явилась одна-единственная и потому верная мысль. Они в утробе! Вторгаться в утробы живых деревьев, в которых рождались, жили и умирали звероноиды, аборигены чертовой планеты Гадра, категорически запрещалось, можно было нарушить весь ход развития этого полуразумного сообщества, вызвать необратимые последствия. Но Ивану было плевать на все рассуждения умников, киснущих в своих кабинетах и пытающихся учить весь остальной мир, он просто разогнался на своем боте и врезался в поверхностный слой почвы, раздирая в ошметки лианы и дышащие стволы, он пробился в утробу в полутора километрах от заставы. И не ошибся. Это уже давненько была не «утроба» как таковая, звероноидов оттуда вывели и вычистили, все ходы-выходы закрыли… и кто же?! Иван своим собственным глазам не поверил, когда увидал пять вертикальных и семь горизонтальных гиперторроидов, попросту говоря, Д-статоров неземного производства. У них под носом свили осиное гнездо чужаки. Они устроили на Гадре свою перевалочную базу! Три «бублика» Иван уничтожил одним залпом бортовых пушек, четвертый сжег из сигма-пушки. И тут его самого зацепили. Он летел из бота, вышвырнутый микрокатапультой, как камень из пращи с одним только лучеметом за спиной и двумя парализаторами по бокам. Но он не погиб. Он успел найти Глеба с его парнями. Они лежали в свинцовых саркофагах, подготовленные для переброса неизвестно куда, может, в иную галактику или в саму преисподнюю. Он их вытащил оттуда, привел в чувство… И тут из «бубликов» полезли рогатые четвероноги. У них и впрямь не было рук, одни ноги, так казалось с первого взгляда, но они ловко управлялись со всеми делами огромными, гибкими, буйволиными на вид рогами с сотнями присосок и усиков. Это были какие-то чудища. Но разумные и жестокие чудища. С такими не стоило канителиться. Иван раздал парализаторы, вскинул луче-мет… и началось такое, что они чудом не попали на тот свет. Они были обречены, и только безумная смелость, переходящая в наглость, спасла их. Не зная ни принципа действия, ни способов управления шестилапыми самоходами пришельцев, они захватили две машины, одну сломали сразу, но вторая оказалась послушней — как они давили и молотили этих тварей! Тогда и сам Иван, и Глеб, и остальные парни поняли впервые по-настоящему, что такое стоять к плечу плечом и не давать в обиду братка-десантника. Из торроидов лезли все новые полчища рогатых, сил уже не было. И тогда они пробили запоры, заслоны и ушли по утробе в пурпурные джунгли… Ивана лишили отпуска, месяц продержали за произвол на гауптвахте. А потом оставили на заставе на год, в наказание. Это был адский «год». Из центра и с базы шли команды и распоряжения даже пальцем не трогать новый вид гуманоидов, изучать, наблюдать за ними со стороны до прибытия особой комиссии. Комиссия все не прибывала, а рогатые четвероногие «гуманоиды» изо дня в день штурмовали заставу. Года не прошло, а через четыре недели всех их, еле живых, изможденных и полубезумных, не отступивших ни на шаг, не давших в обиду себя, сняли с заставы… и вовремя, в патронниках каждого из восьмерых оставалась по одной пуле, для себя, зарядники лучеметов и бронебоев были пусты. Они не верили, что выжили в этом аду. Но это было давно.

А теперь Глеб Сизов, постаревший и посмурневший, с недоверием и удивлением глядел на Ивана.

— Да я это, я! Тебе не мерещится! — Иван растянул рот в улыбке.

— Мои люди охраняют это здание, этот кабинет! Ты не мог сюда пройти!

Иван понял, что надо выкладывать все начистоту. И он выложил. Потом добавил:

— Неужто ты впрямь поверил, что сам этот старый хрен, правивший нами от имени народа, вспомнил про Русь-матушку?! Не будь наивным, Глеб! Это был я. Я вызвал тебя по правительственной связи. Я дал тебе приказ сменить охрану, а до того именно я усыпил охранников вот этой штучкой! — Он вытащил Кристалл, помахал им под носом у Глеба. — А как мы с тобой раскалывали комитетчика и министра обороны?! Как мою Светлану послали с твоими парнями чистить гадюшник, ты помнишь?!

Сизов качал головой.

— Не может быть. Ты просто сидел где-то здесь и подслушивал. Точно! Ты, небось, сам работал в охране, втихаря! Поэтому ты и знаешь все, ну-у, Иван…

— А Света?!

— Никакой Светы нет, я помню твою жену, у меня хорошая память. Но она погибла давным-давно!

— Не погибла, Глеб! Я вытащил ее из Осевого. Ты же видел ее! Она сидела вот на этом стуле! — Иван указал пальцем. — Вот здесь.

— Тут сидела… какая-то, сидела. Но из мертвых, Иван, не воскресают. Я не верю тебе! Всегда верил, а теперь не верю.

Драгоценное время шло, истекало решающими минутами и секундами, а они стояли, упершись лбами в этом великолепном и строгом кабинете. Иван горько улыбался. Стоило ли тогда выживать, может, лучше было сдохнуть в старом и кособоком теле. Горько, когда тебя не признают твои старые друзья, тяжко и больно, когда они не верят тебе. Но он бы и сам ни за что не поверил никому, даже самому близкому другу в эдакой ситуации, ведь Глеб никогда не видал превращателя. Надо показать ему!

— Гляди! — Иван вытащил яйцо, приставил к горлу, нажал — и стал медленно превращаться в двойника Глеба Сизова, такого же мрачного и усталого генерала в корпусной полевой форме.