меры принимать! Вы что придумали — приволочь сюда гада, который ухлопал Ларри Кинкэйда, полгода крючкотворствовать, а там отпустить его, когда Осгуд или Дэвис, или еще какая-нибудь плаксивая баба скажет, что в глубине души он не такой уж плохой? Не выйдет! Кинкэйду, небось, не отпустили полгода решать — хочет он умереть или не хочет!
— Послушайте, Джеф… — начал судья.
Дэвис подошел и остановился, как и раньше, рядом с лошадью Джефа, но сперва не дотрагиваясь до него.
— Джеф, Джеф! — Наконец Фернли перевел глаза с судьи вниз на него. Тогда он сказал: — Джеф, ты понимаешь, никто в наших краях ничего подобного не допустит. Ризли знает свое дело, он его изловит. И на всем Западе не найдется двенадцати человек, которые откажутся его повесить! — Тут он положил руку на колено Джефа. Судя по виду, тот не понимал ничего из того, что ему говорят. Но выслушать выслушал. — Ведь ты же понимаешь, верно, Джеф?
— Нет. Когда я смотрю на вас, — он обвел нас медленным взглядом, — я ничего не понимаю. Ни черта! — Тыльной стороной ладони он стряхнул руку Дэвиса с колена и стал заворачивать коня, чуть не сбив с ног Мура, Мур тоже пытался урезонить его.
Мы, остальные, кроме Джила, предпочли не встревать. Джил же снова стал отвязывать свою лошадь.
— Черт возьми! — с явным удовольствием сказал он. — Если Джеф поедет, я с ним! Зачем вешать? Исколотим мерзавца, и дело с концом!
Видно, даже Мур побаивался Фернли в его теперешнем состоянии, хотя и бежал рядом, пытаясь уговорить его.
Мы все так поглощены были этой сценой, что прозевали появление Тетли и заметили его только когда Фернли повернулся взглянуть, куда указывает Уайндер. Но и тут мало кто придал этому значение: мы только подумали, что теперь опять пойдут объяснения и разговоры, которые и так навязли в зубах. Нас и без того достаточно дергали то в одну сторону, то в другую, кроме того все озябли на ветру; надвигалась буря — теперь уже точно. Самому мне ничего не нужно было, кроме как хлебнуть виски, поужинать, покурить. Да и большинство пребывало в том же настроении. Теперь на улице уже оказалось больше пеших, чем конных, и на Тетли поглядывали скорее всего с любопытством — у него был вид человека, выступившего в поход. Он сидел на своем высоком тонконогом арабском скакуне с подвязанным хвостом и коротко — как у цирковой лошади — подстриженной гривой, щеголяя военной выправкой, в походном сюртуке армии конфедератов со споротыми эполетами и галунами, и в офицерской шляпе; серые брюки, однако, были заправлены в короткие ковбойские сапоги. Ремень с кобурой, надетый поверх сюртука, стягивал талию. Кобура была с клапаном — таких ковбои не носят, — и из нее высовывалась перламутровая рукоятка «Кольта». И седло у него было не как у всех, а небольшое и легкое, хорошей работы.
За ним, строго в линию, как адъютанты, следовали три всадника: его сын Джералд, его работник-мексиканец Амиго и Нэйт Бартлет.
Когда он остановил коня, остановились и сопровождающие. Тетли оглядел нас, сохраняя бесстрастное выражение небольшого сероватого лица со впалыми щеками; хотя нет, точнее сказать, он произвел нам осмотр и в душе посмеялся над нами. Темные глаза Тетли, прятавшиеся под густыми черными бровями, жгучие и недобрые, никогда не теряли иронического выражения. Волосы его, даже поседев, нисколько не поредели; ровно подстриженные, они падали — по-сенаторски — до края воротника, слегка завиваясь на концах. Аккуратные узенькие бачки, тоже седые, спускались из-под офицерской шляпы и заканчивались у мочек ушей, а еще более узкие седые усы огибали верхнюю губу, тонкую, длинную и всегда натянутую. Он был невысок, изящен, даже хрупок на вид и, казалось, весь, за исключением глаз и бровей, припудрен тончайшей сероватой пудрой. Однако, сейчас, когда он спокойно и очень прямо сидел перед нами на лошади, крепко сжимая двойные поводья левой рукой в перчатке лосиной кожи с бахромой по краю и свесив правую руку, все притихли. Он обратился к Тайлеру, как к единственному достойному носителю власти:
— Расформировываетесь?
Тайлер отвел от себя обвинение:
— Дэвис убедил нас, майор Тетли.
— Да? А в чем именно, мистер Дэвис?
Даже Дэвис пришел в замешательство. Он начал пространное объяснение, больше похожее на оправдание, чем на изложение обстоятельств.
Нэйт Бартлет перебил его. Он с опаской подъехал поближе к Тетли и негромко обратился к нему:
— Они, сэр, видно, не знают, что те ушли через перевал.
Тетли кивнул. Дэвис неуверенно переводил глаза с одного на другого.
— В своих действиях вы, по-видимому, исходили из предположения, что бандиты ушли через южную закраину лощины — не так ли, мистер Дэвис?
— Да, — сказал Дэвис, не понимая, куда они гнут.
— Они поступили иначе. — Тетли улыбнулся. — Они ушли через перевал.
Мы знали, что он имеет в виду. Бриджеров перевал на западе вел к почтовому тракту в сторону Пайкс Хола — так называлось соседнее с нами горное пастбище с небольшим городком вроде Бриджерс Уэлза, Высокогорная дорога поднималась где-то около восьми тысяч футов над уровнем моря; зимой перевал становился непроезжим из-за снегов, а как только начиналось таяние, ручеек, протекавший рядом, вздуваясь, превращался в бушующий поток, который, ревя и разлетаясь брызгами, прорывался через теснину, затем сворачивал к югу на луга и полноводной рекой устремлялся к ранчо Дрю, а оттуда дальше на юг, перерезая лощину. Дорога на запад от ранчо шла по взгорью и выходила на тракт как раз там, где начинался перевал. По словам Грина, нашли Кинкэйда чуть в стороне от этой западной дороги. Если угонщики действительно ушли через перевал, это меняло дело. Тогда на ложном пути находился шериф. Отправившись в лощину по направлению к обнаруженному Кинкэйдом привалу, где, можно предположить, перетавривали угнанный скот, он промахнулся на целых двадцать миль. Мы начали прислушиваться…
— Через перевал? — сказал Дэвис. — Но ведь это было бы нелепо. — В голосе не чувствовалось убежденности, он звучал, будто у него комок застрял в горле. Дэвиса интересовало не то, какой путь избрали угонщики.
Тетли продолжал улыбаться:
— Не так уж нелепо, если взять в расчет, что решение всем покажется безумным, или если живешь в Пайкс Холе…
— Что-то уж больно вы уверены, — вступила в разговор Мамаша.
— Амиго видел их, — сказал Тетли. С десяток голосов отозвалось эхом: «Видел их?». Фернли снова подъехал к нам, а с ним Уайндер и Гэйб. — Он возвращался из Пайка и чуть не нарвался на них на перевале.
— На перевале? — многозначительно переспросил Мэйпс.
Судья еще сидел на лошади и таращил глаза на Тетли. Осгуд, по-моему, был готов расплакаться. Оно и понятно, после того как все, похоже, успокоилось. А Дэвис стоял с таким видом, будто его сильно огрели, но он все-таки удержался на ногах.
— Si! — подтвердил Амиго. Он улыбался во весь рот, сверкая белоснежными зубами; лицом он был темнее Спаркса. Ему нравилось быть центром внимания. Тетли не обернулся, но дал ему говорить. — Я думаю, они меня не видели, — объяснил Амиго. — В самом начале подъема я увидал их! Там еще можно с дороги сойти.
Я свел лошадь в овраг, чтоб их пропустить. Сначала-то я думал окликнуть, у меня курева ничего не оставалось. А потом подумал: странно, в такую пору скот гонять по перевалу…
— Скот? — рявкнул Мур.
— Ага! — Амиго ухмыльнулся. — А то с чего бы я с дороги стал съезжать?
— Говори дальше, — сказал Мур.
— Ну, вот, я так подумал — дай, думаю, притаюсь. А уж когда увидел тавра, так вовсе замер. Потихоньку завожу коня за куст, и стоим мы, не дышим. — Он счел нужным объяснить свое поведение: — Оружия у меня при себе не было — вот дело-то какое, — и хлопнул себя по боку.
— Какие были тавра? — спросил Мэйпс.
— А ты как думаешь? Те самые! Три такие маленькие… Ну, как это называется… — Можно было и не продолжать. Мы все прекрасно знали тавро, которое Дрю ставил своим коровам на подгрудок.
— Вот же прохвосты! — сказал Джил чуть не с восхищением. — Ухлопать человека и все-таки на угон пойти!
— Ну, что я вам говорил? — выкрикнул старый Бартлет. — Если им такие штуки пару раз с рук сойдут, они потом ни перед чем не остановятся!
Дэвис посмотрел на Амиго.
— Все таврены одной меткой?
— Вон вы куда! — взвился Бартлет. — Ведь скот только-только кончили сгонять, метины-то еще припухшие! А Дрю даже не всех оттаврил, он едва разделался с основным стадом. Так ведь, Мур?
— Так.
— Сколько их было? — Фернли задал вопрос Тетли.
— Голов сорок, — ответил Тетли. — Ты ведь так мне сказал, Амиго? — спросил он через плечо.
— Да! — улыбнулся Амиго.
— Я об угонщиках.
— Трое — да, Амиго?
— Да! Трое их было.
— Ты кого-нибудь из них знаешь? — спросила Мамаша.
Улыбка исчезла с лица Амиго. Но он покачал головой.
— Никого из них раньше не видел. Ни одного…
— Ну, теперь, небось, крыть нечем? — сказал Фернли, но на Дэвиса не глядел. Как бы обращался ко всем нам. Дэвис посмотрел на судью, но судья промолчал. Мне показалось, Дэвис сейчас заплачет. Он был раздавлен. Раньше я и не представлял себе, как близко он принимает это к сердцу. Я думал, здесь, так сказать, состязание между его убеждениями и нашими чувствами, а теперь понял, что чувства есть и у него. Но я этих чувств не разделял. Отвязал коня и сел в седло. Остальные тоже садились по коням. Некоторые заскакивали в салун заглотнуть обещанное Кэнби виски, но сразу же возвращались.
Дэвис без большой уверенности в голосе обратился к Тетли:
— Уже поздно, майор. Вы не поймаете их
