— Меня это мало трогает, — соврал я.

— А чем вообще люди в этом городишке занимаются? — спросил Джил.

— Если вы не собираетесь пополнить ряды ухажеров дочери Дрю… — начал Кэнби.

— Не собираемся, — заверил я его.

— Ну, раз нет, — произнес он, — тогда вам остается пять возможностей: есть, спать, пить, играть в покер и драться. А еще вы можете сгонять партию в бильярд. В задней комнате поставлен новый стол.

— Вот благодать, — сказал Джил.

Открылась дверь, и вошел Мур, приказчик Дрю. Муру было за сорок, а на вид и того больше; он начал толстеть, так что живот выпирал над ремнем, цвет лица имел нездоровый, лицо морщинистое, волосы с сильной проседью, а на затылке белое, будто присыпанное пеплом, пятно. Мур был чем-то серьезно болен, он не любил, когда его спрашивали о здоровье. Он уже больше не мог позволить себе никаких фокусов на лошади, и даже обычная работа в седле так утомляла его, что к концу он становился землисто-серым. Мне казалось, он страдает от сильных болей — наверное, все внутренности у него были отбиты, слишком уж долго он занимался объездкой диких лошадей. Но когда-то был мастером своего дела, одним из лучших ковбоев и даже теперь мог с молодыми потягаться. Он знал лошадей, скот и местность как самого себя, то есть отлично. Выражение глаз спокойное и уверенное, он никогда не терял головы и не впадал в рассеянность, как бы плохо себя ни чувствовал. Вот только, подозреваю, он ничего не скопил, как все мы, и потому мысль о том времени, когда не будет сил больше работать, сильно его страшила. Почему, наверное, он так и огрызался, когда к нему приставали с вопросами о здоровье.

Он подошел к стойке, поздоровался с нами, кивнул Кэнби и бросил на стойку серебряный доллар. Кэнби плеснул ему в стакан виски на хороший глоток, и он разом выпил. Кэнби налил ему еще, но он не стал пить сразу, а занялся свертыванием сигареты.

— Что-то, я вижу, Ризли еще здесь околачивается, — сказал Кэнби, и Мур кивнул.

Ризли числился шерифом всей этой территории, но, как правило, ближе, чем в Рино, его было не найти. К нам же он наезжал только в особых случаях. Я видел, Мур не хочет говорить на эту тему, недоволен тем, что Кэнби упомянул Ризли при нас. Но меня разобрало любопытство.

— Еще прошлой осенью болтали что-то про угон скота. Было такое? — спросил я Мура.

— Что-то было, — ответил он. Дважды подряд затянулся сигаретой, отпил половину своего виски и только тогда выпустил дым, совсем реденький. Мур смотрел не на меня, а на темные бутылки, выстроившиеся за спиной у Кэнби в три ряда. Кэнби снова протер сухую стойку. Ему было неловко. Ну, Мур еще куда ни шло, но вот то, что Кэнби держался с нами, как с посторонними, мне не понравилось. И Джилу тоже.

— Выяснилось что-нибудь? — спросил он Мура. — Ризли из-за этого сюда пожаловал?

Мур допил свое виски и кивнул на стакан, Кэнби налил ему в третий раз.

— Нет, ничего мы не выяснили, и приехал Ризли именно из-за этого. — Он затем положил сдачу в карман и отнес виски на столик у окна. Сел к нам спиной, так что Кэнби мог свободно разговаривать.

— Слова не скажи, — заметил Джил.

— Они об этом предпочитают помалкивать, — сказал Кэнби. — Разве что с самыми близкими друзьями пошушукаются.

— Здесь ведь поблизости никакой границы не проходит, — продолжал он через минуту. — Стоило бы появиться кому-нибудь постороннему, и все в долине моментально узнали бы об этом.

— И никто не появлялся? — спросил я.

— Никто из тех, кто соображает что-то по части скота, — сказал Кэнби, снова усаживаясь на залавок. — Кроме вас двоих.

— Не вижу тут ничего смешного! — сказал Джил и беззвучно поставил стакан на стойку.

— Кому это, выходит, слова сказать нельзя? — спросил Кэнби. На этот раз он улыбался во весь рот.

— Чем в мои дела нос совать, ты лучше свои обязанности выполняй!

— Я просто подумал, что лучше вам знать, как обстоят дела…

— Слушай, ты! — Джил убрал руки со стойки.

— Выпей воды, Джил, — сказал я и прибавил, обращаясь к Кэнби: — Он пять порций виски вылакал, а тут еще с Роуз так получилось. — Я не думал, что Джил затеет драку с Кэнби, но все-таки немного опасался — очень уж он огорчился. Когда Джил впадает в меланхолию или заходит в тупик, ему, чтоб прийти в равновесие, необходимо подраться. Победит он или нет — дело не в этом, хорошая драка всегда приводит его в отличное расположение духа. Еще бы, ведь победа остается за ним!

— А насчет Роуз помалкивай, понятно тебе? — Джил повернулся ко мне лицом, и по глазам было видно, что его уже разбирает хмель.

— Ладно, Джил, — успокоил я его. — Ладно! Пошутить с тобой нельзя, что ли? На лучших друзей кидаешься. Неужели ты шуток не понимаешь, Джил?

— Шутки-то я понимаю, — возразил он. — Кто это сказал, что я шуток не понимаю, — он продолжал в упор смотреть на нас. Мы молчали. — Шутки я понимаю, — повторил он и снова взялся за свой стакан. — Только шутка шутке рознь. — Он сделал глоток, потом еще один и резко поставил стакан.

Я посмотрел на Кэнби и сделал движение в сторону Джила. Кэнби кивнул.

— Я не хотел тебя обидеть, Картер, — он снова налил Джилу — наливал он медленно и осторожно, как-то уважительно.

Кэнби поставил на стойку две тарелки, достал из-под прилавка несколько ломтей черствого хлеба, вяленое мясо и положил в тарелки. Джил уставился на мясо.

— И объедков твоих мне тоже не надо, чтобы протрезветь!

— Как угодно. С завтрака прошло много времени, я думал, вы успели проголодаться. — Кэнби подложил на тарелки несколько кусочков острого сыра, а сам взял бутылку и сыр, и пошел к столику, за которым сидел Мур. Постоял возле Мура, и они о чем-то поговорили. Хорошо еще, что никто из них не засмеялся.

Я поел сухого хлеба с мясом и сыра. Теперь, после того как я промочил горло, еда показалась мне вкусной. Ехали мы долго, а ели в последний раз еще до рассвета. Наконец и Джил принялся за еду, сперва вроде бы машинально, с рассеянным видом отщипывая кусочки, но потом отбросил церемонии.

— Они уверены насчет угона? — спросил я Кэнби, когда тот вернулся.

— Вполне, — ответил он. — Им еще прошлой осенью показалось, что у них недочет, но поскольку пастбища окружены со всех сторон горами, счет велся кое-как и полной уверенности у них не было. Один только Бартлет не сомневался. У него скота не так уж много, и, по его подсчетам, нехватка была голов в сто. Он, как водится, стал пускать молву, от которой всем тут могло не поздоровиться. Спасибо, Дрю нашелся: предложил всем заняться пересчетом, причем, на этот раз делалось все уж на совесть. Они даже проверили поголовье стельных коров. Ну, вот, а недели три назад — нет, больше, с месяц, пожалуй, будет — у Кинкэйда, который работает зимним объездчиком у Дрю, возникли кое-какие подозрения. Ему казалось, что одно стадо, зимовавшее на южной окраине, поредело так, что уж никакой оттепелью не объяснишь. Они с Фернли установили слежку. Даже по ночам выезжали. И вот незадолго до начала отгона наткнулись на следы небольшого гурта и отпечатки подкованных копыт в южной части долины. На Антилопе они их потеряли — там незадолго до того снег прошел — но на той же Антилопе, в ложбине, в западной части долины, обнаружили небольшой шалаш и золу от нескольких костров, под выступом скалы, чтобы не видно было дыма. На их взгляд, побывало там голов тридцать скота и четверо верховых.

— И весной обнаружился недочет?

— И еще какой! Почти шестьсот голов, считая телят.

— Шестьсот? — переспросил я, не веря ушам.

— Вот именно. Дважды считали, в присутствии всех.

— Черт знает что! — сказал Джил.

— Вот потому-то никому слова и не скажи, — заметил Кэнби.

— Все внакладе? — спросил я немного погодя.

— Все, а Дрю больше всех. Но и остальным тоже досталось…

— И неудивительно, при таком положении дел, — сердито сказал Джил.

— Что и говорить, — согласился Кэнби.

Теперь мы ясно представили себе, как обстоят дела, и пожалели, что нас сюда не вовремя принесло — у всех давно уже одно на уме.

— А что Ризли здесь делает? Нашли какие- нибудь улики? — спросил Джил.

— Много хочешь знать, — сказал Кэнби. — Приехал на всякий случай: беспорядков они тут опасаются. Это судья Тайлер надумал, не скотоводы…

Я хотел еще кое о чем поспрашивать. И знал, что не надо, а все же хотел… Но тут Мур встал со своего места и снова подошел к стойке с порядком уже опустевшей бутылкой в руках. Он подтолкнул ее к Кэнби и положил рядом еще один доллар.

— Разлей на троих. А у вас потери были? — спросил он нас.

— Нет, — ответил я, — ничего сверх того, что можно списать на морозы и койотов.

— Есть какие-нибудь соображения? — спросил его Джил. Кэнби, протягивавший сдачу Муру, застыл на месте.

— Одно- единственное соображение, что лучше не иметь никаких соображений. — Мур взял сдачу и положил ее в карман. — Сыграем? — предложил он, давая понять, что на наш счет у него сомнений нет.

Кэнби достал для нас колоду карт из дальнего ящика, и мы втроем уселись за передний столик. Мур держал карты у груди и каждый раз перед сдачей смотрел, прищурившись, в потолок. Мы ограничили ставку двадцатью пятью центами, что уже достаточно высоко. Кэнби подсел и оставался у нашего стола, пока не начали приходить посетители. Тогда он опять занял свое место за стойкой, протирая ее и поглядывая на всех — первым разговор он никогда не заводил. Большинство пришедших были объездчики, все наши знакомые. Мне показалось, что они поглядывают на нас с Джилом как-то странно и внимательней обычного, а, может, я и ошибался. Входя, кто кивал, кто поднимал руку в знак приветствия, кто говорил «привет»! — все как