родство.

Обиды у него прибавлялись каждый день. И каждую обиду он теперь нес к ней домой. Вот к этой славной девочке, джинсово-эфемерной, пахнувшей хорошим парфумом (откуда у нее дорогой парфум? От подруг, конечно! Ей же все дарят — кто что может.)

Как он мог раньше не знать — все его прежние горести были предоплатой за то, что он однажды встретит девочку, о которой прежде и мечтать не смел! Да его бывшей пассии до нее так же далеко, как корове до бабочки! Она, корова, умерла бы от досады, увидев, какую он ей нашел замену! Конечно, до встречи с ним девчонка успела наделать глупостей. И мир к ней не был добрым, что и говорить! Но что ж теперь поделать… Будь у нее все в порядке — разве на бы посмотрела на него? Вдвоем с такой девчонкой они сладят как-нибудь с этим миром, плюющим на них. Они сделают, чтобы такого больше не было. Какого? А вот он ей сейчас расскажет, как его сегодня оскорбила очередная тетка в коричневом плаще.

По вечерам они сидели в кухне за столом, он говорил, язвительность звучала в его словах, как будто обидчица все еще стояла перед ним. В подробностях он приводил все аргументы, употребленные им в споре.

Однажды за близняшку его бывшей пассии вступился в троллейбусе крепкий мужчина. Но он и тут попробовал восстановить справедливость. Это же за него надо было вступаться. Его, а не ее, толкнули, не извинившись! Неужто кто-то из окружающих так туп, что не может понять, кто прав, кто виноват?

Мужчина, видимо, не привыкший отвечать колкостью на колкость, взял его за плечико с намерением вывести в темноту на следующей остановке.

— И тогда я ему говорю: хорошо, я выйду с тобой, но только скажи здесь, что ты со мной сделаешь. Вот, говорю, все пассажиры — свидетели. Скажи всем сейчас, что ты собираешься сделать?

И если верить ему, крепкий мужчина сразу струсил, хотя его собственный голос дрожал еще и теперь, когда он передавал свои слова в тепле за накрытым столом в окружении детей-дошкольников.

«Что можно сделать с ним?» — думала она, провожая его в коридоре. Детям случалось в это время всем убежать в комнату — и тогда он тянулся губами к ней.

— Сколько раз я мечтал о том, чтобы, прощаясь, поцеловать тебя, — говорил он, — а всегда здесь твои дети.

И зная, что сейчас она закроет за ним дверь, она становилась терпеливей и подставляла щеку для поцелуя. Пусть только он скорее уйдет. А там, глядишь, пойдет по улице и встретит кого-нибудь, или еще почему-либо перестанет к ней приходить…

«Скажи, что ты сделаешь со мной?» — вопрос, произнесенный дрожащим голосом, еще звучит в ее ушах.

— Уходи скорей! — так и хочется ей сказать. — Ничего плохо с тобой никогда не будет. Я ничего не сделаю! Но только выйди отсюда прямо сейчас!

Но тогда он и ей тоже станет говорить, что она ведет себя как-то не так. Вот если бы он послушался ее и вышел молча. Но ведь он станет говорить все то же, что говорит этим пожилым женщинам в коричневых плащах… Он хочет, чтобы с ним считались. «Скажи мне, отчего ты на меня кричишь? Аргументируй…»

Но однажды наступает день, когда эта мысль уже перестает ее останавливать. Она взрывается, и он, точно не слыша ее крика, наблюдает за движениями мышц ее лица. А после говорит:

— Нет, я не понял, чем ты недовольна?

— Уходи! — кричит она. — Пожалуйста, уходи! Чтобы тебя здесь не было!

— Хорошо, я уйду, — спокойно говорит он. — Но только скажи мне, какие у тебя ко мне претензии? По-моему, я не давал повода, чтобы ты…

— Уходи отсюда! — трясется она в слезах. — Пожалуйста, уходи!

«Не спешите прогонять надоевшего кавалера, — говорилось в каком-то старом руководстве для дам, сочиненном, может быть, во времена ее прабабушки. Той, от которой остались древние пуговицы. — Пусть вокруг вас будет можно больше поклонников. Это закрепит за вами репутацию самой привлекательной женщины. Мужчины будут стремиться к вам. Рано или поздно среди них окажется и тот, кто действительно вам нужен».

«А у меня теперь нет ни одного кавалера, — подумала она, прочтя этот совет в каком-то глянцевом журнале. — Но ведь такой мог только отпугнуть всех остальных».

Несколько недель он живет в недоумении. С ним снова поступили несправедливо. И кто? Она, эта девочка, которой он нес все свои обиды… На этих… Бранчливых, с вечным, перманентом, в неменяющейся никогда бесформенной одежде…

Однажды в булочной он видит одну такую… Чем-то он все же притягивает их к себе. Вот и эта заметила его, смотрит пристально. И губы, аляповато намазанные, уже кривятся. Вот-вот, сейчас начнется. Он знает наперед, какой у нее голос. И он готовится достойно ответить на все ее уколы. Ему не привыкать.

На всякий случай он оглядывается вокруг. Есть здесь или нет те, кто захочет вступиться за бабенку и начать клевать его следом за ней… А то и вывести его из магазина на крыльцо, чтобы поговорить там, как это называют, по мужски…

— Совсем поизносился, — тихо говорит женщина ему, криво улыбаясь. — Ты заходи ко мне, я тебе куртку-то залатаю. И кудри надо бы подравнять…

В доме у нее на видном месте хрустальная посуда. Пахнет нафталином, потом и еще чем-то, знакомым давно, давно… И очень тихо. Никаких детей. Такие, как она, вовремя вычищают детей из животов. Как только заведется. А если кого-нибудь пропустят, с намерением или от безалаберности, то дитя воспитывается где-нибудь у деревенских родных. И мамка вполне уверенна: так для него лучше. Да и для нее самой. Она же бабочка еще в соку. Глядишь, и подберет еще какого-никакого мужичка. И он, мужичок этот, понимает: все возвращается на круги своя. Та, первая, прогнавшая его когда-то мальчишкой, снова позвала его к себе. Побегал — и будет. Оставайся.

И он остается у своей давней знакомой навсегда.

Однажды она видит, как они идут под руку мимо ее дома — в общем-то, оба пожилые люди. Он выглядит старше своих лет, и она тоже, может быть, по паспорту не такая старая, как на самом деле. У таких теток возраст не угадаешь. Иная может оказаться даже твоей ровесницей. Все дело в одежде, и в этом вот коротком перманенте. Или — в чем-то внутри, что заставляет их делать этот короткий перманент…

Они подходят друг другу — отмечает она с холодной заинтересованностью ученого-исследователя. Сегодня она сделала открытие: даже он может кому-то подходить.

«Еще мне бы встретить того, с кем мы бы подошли друг другу, — думает она. — Еще бы мне встретить… кого-нибудь. Такого, чтобы он смог войти в наш клан. Где бывают такие?»