подобной которой еще не бывало, будем же молиться о победе Бога и истины, чтобы расторгся греховный плен и вернулся к нам разум. Приведет ли нас этот позор к смирению, и увидим ли мы, как «евшие сладкое истаивают на улицах; воспитанные на багрянице жмутся к навозу» (Плач. 4, 5)?Великое заблуждение берущих оружие прекрасно выражено в большевистском призыве 1918г.: «Железной рукой загоним человечество к счастью». Те, кто говорил нам о свободе, привели нас к освобождению от нашей собственной жизни, и это с намерением осчастливить. Из креста они сделали орудие, к которому пригвождают бедных, одиноких, младенцев, старцев. Человеческую плоть отдают в пищу кресту. Они провозгласили: «Пусть возгорится огонь и разрушатся дома, пусть идут люди туда, где смогут найти кров. Это ничего, мы вернемся после великого пожара и на развалинах провозгласим свободу! Дома будут отстроены, из выжженной земли взойдут деревья, уста рабов воспоют свободу. Ничего, в Ливан снова будет послана помощь, и «цари Аравии и Савы принесут дары» (Пс. 71, 10). Наш народ согнется под игом рабства, желанного для христиан без Христа».
Многие в моей стране приучены верить, что могут путем зла прийти к добру. Они не понимают, что пролитая кровь и тюрьмы, куда они запирают людей, пятнают их самих, лишают их разума и суждения. От дурных средств к благородной цели нет дороги. Политика — не то, к чему они хотят прийти завтра. Политика бывает только сегодня. Политика выражается в том, как они обходятся с другими: можно быть либо распинателем — а стало быть, проклятым, — либо распинаемым, то есть любящим и готовым восстать из мертвых.
Православная Церковь в плену у имперской мистики
Государство господствует в этом мире, оно склонно к тотальности, к поляризации сил, особенно если ему случается сочинить себе философию, прикинуться системой, будто бы несущей спасение. В таких случаях государство начинает высоко мнить о себе, оно пыжится, как отвратительный идол.
Однако тот, чей кругозор пошире, смотрит на государство как на нечто объемлемое, содержимое, а не объемлющее, содержащее. Тогда государство, в сени Божиих крыл, может стать служителем человеческого достоинства; оно может стать организмом, который на длительное время необходим, но сам подлежит суду Господню, суду Владыки неба и земли и всякой власти во вселенной.
Каковы отношения Православной Церкви с национальным государством, с исторической жизнью православных народов? В сущности, это не имеет такого уж решающего значения, тем более, что православная вера исключает в Церкви само понятие власти. Если латинская Церковь говорит о власти, так это потому, что она подменила собою римское общество и римскую имперскую власть. Вот почему с образованием Священной Римской империи германской нации и с появлением современного национализма наблюдается двусторонняя борьба за власть. Конечно, церковное общество на Востоке — из–за империи, которая просуществовала до XV века, а позднее — из–за того, что оно находилось внутри православных царств, — не имело нужды в самоопределении по отношению к обществу мирскому. Этим объясняется и то, почему иерархия Церкви оставалась уязвимой перед политической властью. Православным представлялось также, что интерес истории Церкви заключается не столько в изучении исторического континуума, сколько в освещении смысла догматов и в постоянных проявлениях святости.
Стало быть, верно, что люди в Церкви часто бывают объектами манипуляций, ибо церковный «истеблишмент» поврежден еще со времен Константина: все происходит так, словно он не может обойтись без имперской мистики. Для православного сознания византийская империя продолжается в государствах всех времен. Покров Богородицы заменен у нас покровительством правительств. Фактически не только никто не защищает «униженных и оскорбленных» от тирании или произвола государства, но именно церковный аппарат и употребляется для создания апологии того режима, при котором он существует. Историческое православие — жертва иллюзии, будто государство–нация — это непременное обрамление жизни Церкви. Однако всякое общество, и государство–нация в том числе, принадлежит миру насилия и соглашательства, а следовательно — оно чуждо понятию истины, оно не поверяет себя истиной.
Здесь речь идет не о теоретической и сентиментальной верности Православию, но о правых делах, которые суть порука нашей внутренней свободы. Именно исходя из этой свободы в Духе Святом, православный мир будет услышан, когда он обратится к миру со словом освобождения.
Между Богом и Кесарем
Привычно думать, что христианство не интересуется так называемой politeuma, политикой, — так, словно последняя отдана во власть сатане, названному в Писании «князем мира сего». Если так смотреть, гражданская власть представляла бы собой область совершенно вне Божественного ведения, область полностью обмирщенную и управляемую человеческим разумом. Такое воззрение явилось источником лаицизма в политике. Фактически, причиной такой об–мирщенности власти была Французская революция, вдохновленная желанием предоставить равенство верующим всех религий. Однако разделение исторической действительности на две области — религиозную и политическую–не имеет смысла, если оно означает, что политика не подчинена Слову Божию и требованиям этики. Кесарь поражает злых мечом, а Церковь действует снисхождением. Государство принуждает, Церковь же призывает и увещевает. Итак, для нас, христиан, государство оправдано лишь в той мере, в какой оно послушно Слову. Отсюда необходимость пророческого слова перед лицом власти.
Мир не может быть независимым от Бога, потому что мир пребывает в Боге. В этом смысле законно утверждение, что христианский идеал — обладать миром ради веры. Если подданные, составляющие часть Церкви и часть страны, — те же самые люди, если человеческое сердце — то же самое, то различие проявляется в плане природы власти: власть государства принудительна, власть Церкви вручена ей свободно, через веру. «В религии нет принуждения», — говорит Коран (сура «Корова», 257). «Непринуждающие», духовные люди, познавшие катарсис, те, чьи сердца просвещены Богом, обрели истинное знание. Люди, обладающие опытом боговидения, ведут народ Божий к свету через свет. Поэтому они и поставлены пастырями в общине Нового Завета, где уже открывается Царство. В государстве же власть действует, поскольку существует зло; смысл и цель этой власти — прежде всего мир. Государство потому исполняет различные функции, что Царство еще не свершилось, а мир важен для того, чтобы утверждать в душах Евангелие. Но оно исполняет эти функции в том самом организме человечества, который призван стать Церковью последних времен.
Противоречие между тоталитаризмом государства и всевластием Бога заставляет нас понять слова Христа: «Будут гнать вас» (Лк. 21, 12). Другие же его слова: «Отдайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22,21) — призывают нас покоряться государству, но не соглашаться с его обожествлением. Эти слова ставят нас в двойное подчинение, в чем нет противоречия, пока государство осознает себя служителем Бога в Его замыслах о мире. Вот почему верующий всегда был покорен государям, обращая их при этом в закон Божий; был мирен, однако не предавал себя их воле; был одновременно кроток и суров; смирялся — и бился головой о небо, пока Бог не услышит и земля не дрогнет.
Конечно, христианин — не анархист. Гражданская власть наделена в его глазах известной законностью, поскольку она от Бога (Рим. 13, 1). И все же верующий при этом не является ярым сторонником установленного порядка: евангельское свидетельство ставит этот порядок под вопрос. Поэтому христианин не непременно бывает покорен. Ради людей, живущих под обломками постоянно разрушаемого строя мира сего, он приспосабливается к резким переменам. Он понимает сложность возникающих ситуаций и старается направить их развитие в сторону большей справедливости, не будучи при этом одержим комплексами меньшинства, мечтаниями о теократической реставрации, догматической зависимостью от какого бы то ни было философского течения.
Верующие заключили соглашение с искренностью. У них нет вечного договора с какой бы то ни было формой правления: они всегда пребывают на уровне большей глубины, чем происходящее вокруг них. Потому они и побуждают мир двигаться вперед. Они свидетельствуют о том, что человечество не приемлет