Поскольку Вы повелели написать Вам, по какой причине Бог Своим постановлением судил людям царствовать над людьми, при том что природа всех одна и та же и являет всех по простому ее смыслу причастных ей равночестными, то скажу по силе своей, не скрывая ничего из того, что приял я от премудрых и блаженных мужей, урезая многое, насколько вместимо сказать об этом вкратце. Слово истинное, как говорят, таинственно внушает, что когда человек, по дару сотворившего его Бога, получил в удел владычество над всем видимым миром и образом злоупотребления обратил движения природных сил умной сущности, которая в нем, к тому, что против природы, и внес и в себя, и в весь этот мир, по праведному суду Божию, владеющее ныне ими изменение и истление, чтобы у него, движущегося к тому, что против природы, не сохранялась до бесконечности бессмертная сила души, что есть не только крайнее зло и очевиднейшее отпадение от истинного существа самого человека, но и явное отрицание Божественной благости.

Посему эта многотрудная и многоплачевная жизнь человеков, чрез многое неразумие и бесчиние вскармливающего ее вещества, разное и по–разному неся и вынося, и, точнее сказать, в перенесении [скорбей] неся всех людей, всех делает причастными присущих ей ужасов и никого не оставляет совершенно свободным от свойственного ей волнения. И сие предписано по соответственному промышлению Божией премудрости, чтобы мы, научившись, наконец, хотя бы и поздно, злостраданиями, жизнию причиненными в обстоянии, сколь вредить умеет дружба с нынешней жизнью, которую мы расположены любить вопреки разуму, познали, что отделение для нас полезнее, чем соединение с нею, и разумно утвердили справедливую ненависть к ней и, избежав смешения и смущения видимых [вещей], целомудренно и благоразумно перенесли желание на благостоятельную тождественность [вещей] умопостигаемых.

Но поскольку и бичуемые и претерпевающие многие тысячи зол мы не отваживаемся разрешать узы дружбы с [жизнию сею], Бог, яко Премудрый и Благий Промыслитель, предписал человекам закон царства, заранее отгоняя великое неистовство зла, которое, как [Он] знал наперед, будет в жизни через своеволие, чтобы люди не стали друг для друга пищею, подобно рыбам морским, когда никто не начальствует и не препятствует сильнейшему беззаконно нападать на нижестоящего. Посему, я думаю, как и подобало, по необходимости было внесено в человеческий род царство, приявшее от Бога премудрость и могущество, и равночестная природа допустила разделение на начальство и подначальность, чтобы [подначальностью] упорядочивались законно повинующиеся законоположениям природы, а [начальством] справедливо наказывались по своенравию воли не желающие им уподобляться, и таким образом всем даровалась справедливость, распоряжаемая желанием и страхом, коею исчезают неровности воли каждого и природы, которая во всех светло является равною, спокойною и кроткою. Этого никогда бы не произошло, если бы страх не сдерживал неразумного устремления многих к неуместному и не вел насильно, угрозою, к тишине целомудрия и благоразумия. Ибо то, что разум естественно убеждает целомудренных добровольно с любовью принимать, то самое страх имеет обыкновение принуждать неразумных терпеть против воли.

Я был научен, что по этой причине дозволено в жизни людей войти царству, и я приемлю это объяснение как истинное и научающее причине. Если же есть и иная некая его причина по Божественному Писанию, ее могут постигнуть, считаю, только те, кто чист мыслию. Однако же и это не совершенно разноречит с целью, [означенной] Божественным Писанием. Ибо и оно повествует, что людям, отвергшим Царство Божие, Бог предоставил хотя бы собственное их царствование, чтобы беспорядочность безначалия не произвела многоначалия и этим не ввела во весь человеческий род гибельный раздор, когда никому не вверяется постановлением Божиим попечение о них, никто не упорядочивает разумно воспитуемых разумом к кротости и никто не сдерживает страхом могущества строющих лукавство и природное благое разумение в себе самих своевольно растлевающих поведением противоестественным.

Царь, который потщался так сохранить сей закон царства, воистину явился на земле вторым по Боге, как вернейший помощник Божественной воли и справедливо получивший жребий быть под Царем Богом и царствовать над людьми. Но тот, который отверг это установление и всячески решил царствовать для себя, а не для Бога, будет явно делать противное этому, тиранически отгоняя от себя благих и далеко отставляя их от всякого совета и власти, но ребячески привлекая злых и поставляя их господами всей его власти, что есть для правящих и для управляемых последняя пропасть погибели. Нам же да даст Бог добровольно иметь Его Царем, исполнением животворящих Его заповедей, и достойно чтить согласно Ему царствующих на земле, как стражей Божественных Его постановлений.

Я знаю вас, боголюбцы, по благодати стойко придерживающиеся святой любви к Богу и к ближнему, о которой вы печетесь надлежащими способами; знаю [по опыту общения с вами], когда был с вами, и не в меньшей (если не в большей) степени [знаю теперь], когда отсутствую, что вы изведали, каковы суть свойства Божественной любви и как они называются, а поэтому обладаете, по добродетели, этим божественным даром, неописуемым и беспредельным, который не только изливает благодеяния на присутствующих, но и возжигает рвение в отсутствующих, отделенных [от вас] большим пространством. Каждый раз убеждаясь через приходящих сюда и через ваши драгоценные послания, которые, как в зеркале, отражают подобающий вам образ божественной благодати, в вашем преуспеянии в этой любви, я, естественно, радуюсь и веселюсь. И возношу благодарения за вас Богу, Подателю всяческих благ, не переставая вместе со святым Апостолом восклицать: Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах (Еф. 1:3). Знаю и совершенно уверен в том, что святая душа ваша любовью в духе неразрывно связана с моей жалкой душой, узами дружбы имея закон благодати, благодаря которому незримо сочетаетесь со мною и заставляете сорадоваться с вами, заглаживая мой стыд, рожденный грехом, даром, уделяемым от ваших доброт. Ибо подлинно нет ничего более богообразного, более таинственного, более возвышающего людей до обожения, чем Божественная любовь. Она содержит в себе и собирает воедино все блага, о которых слово истины говорит как о [множестве] видов добродетели, и она никоим образом не связана всеми видами зла и удалена от них, будучи исполнением закона и пророков. Являясь наследником закона и пророков, таинство любви делает нас из людей богами; сосредотачивая в себе вселенский смысл отдельных заповедей, она, по благоволению [Божиему], единообразно объемлет им эти заповеди и, по Домостроительству [Божиему], распределяет их многоразличным образом.

Каков же образ этих благ, который стяжала любовь? Не есть ли она вера — первая основа всякого благочестия, удостоверяющего обладающего ею и в бытии Бога, и в бытии божественных [вещей]; дарующая тем. кто зрит эти вещи, более полное и великое представление о них, чем глаз, прикованный к зримым формам чувственных вещей? Не есть ли она надежда, в самой себе зиждущая в качестве основы подлинно сущее Благо и держащая его сильнее и полнее, чем рука, завладевшая каким–либо плотным материальным предметом, доступным осязанию? Не она ли дарует верующим и преисполненным надеждой духовное наслаждение, по внутреннему расположению своему обладая будущими [благами], как настоящими? Не есть ли она .смирение, первое основание добродетелей, благодаря которому мы можем обрести познание о самих себе и отбросить прочь суетное возбуждение гордыни? Не есть ли она кротость, которой мы побиваем и хулы, и похвалы, отстраняясь от противоположных зол — докучаний, славы и бесчестия. Не есть ли она душевное благородство, вследствие которого мы, и страдая, остаемся неизменными в своем отношении к поступающим дурно, не испытывая к ним никакой вражды? Не есть ли она милосердие, благодаря которому мы добровольно усваиваем себе чужие несчастья и которое не позволяет нам забывать о сродниках и соотечественниках. Не есть ли она воздержание и стойкость, долготерпение и доброта, мир и радость, которыми мы легко унимаем жгучее кипение и возжигание ярости