— Тревор, я передать тебе не могу, как важно, чтобы ты никому не говорил. Я лишусь дома. Ты ведь не сможешь позвонить мне, если я буду жить в холодильнике под автострадой.

— Я понял. Не бойся.

Она снова скользнула в босоножки и схватила сумочку, и они вместе пошли к двери. Он взял ее за подбородок рукой и поцеловал в последний раз, прежде чем открыть дверь. Самый сладкий поцелуй, какой только можно себе представить.

— Прости, — сказал он. — Я должен был сделать это еще раз напоследок.

Если б Зейди не была так озабочена мыслями о потере работы, она бы потеряла сознание. Она схватила его руками за задницу, пока он обнимал ее. Если ей суждено пойти ко дну, то она пойдет ко дну удовлетворенной.

Когда Тревор зашел в лифт, Зейди указала рукой на коридор:

— Я должна проведать свою двоюродную сестру. Удостовериться, что она не задыхается, не блюет и все такое.

— О'кей. Увидимся в школе. — Он ухмыльнулся ей так, что стало понятно: он будет представлять ее голой на протяжении всего урока.

Когда дверь захлопнулась, Зейди повернулась к лифту спиной и направилась к номеру Хелен, хмурясь по мере приближения. Что это за шум?

Она прислонилась ухом к двери и услышала стоны двух людей, занимающихся сексом, которые ни с чем нельзя было спутать. Женский голос говорил:

— О Боже! О Боже!

А мужской голос вторил:

— Черт! Ты идеальная женщина.

У него был южный акцент. Этот мужчина Джимбо. Зейди была уверена. Ее страхи подтвердились, когда он сказал:

— Уж конечно, в Атланте таких не найдешь.

Мать твою!

Каким-то образом в течение тех тридцати или сорока минут, что она провела с Тревором, Джимбо нашел дорогу в номер Хелен и начал ее пялить. Видимо, Хелен дала ему ключ от своей комнаты в «Дипе». Проклятие! Что ей делать? Вряд ли она может постучать в дверь и все спасти. Они уже по колено увязли в сексе. Дело сделано.

Проклятие!

Грей ее убьет. Это она во всем виновата. Она должна была остаться в номере Хелен и проследить. Она знала, что Хелен пьяна. Она знала, что Хелен втайне шлюха. И все-таки она оставила ее одну, хоть и запертую в номере отеля и в отключке, чтобы та могла по желанию принимать у себя джентльменов.

Проклятие!

Она постояла там еще пару секунд, пытаясь сообразить, что делать. Когда Джимбо сказал: «Давай перевернем тебя и попробуем с другой стороны», — ей пришлось уйти.

Она проиграла. Грей просил ее проследить, чтобы Хелен развлеклась, и да, конечно, Хелен развлекалась, но совсем не так, как думает Грей. Бедный, сидит сейчас дома и представляет, как Хелен ест мимозу с куском декадентского чизкейка. И уж конечно, никак не может вообразить себе член красношеего в ее заднице.

Зейди попросила портье вызвать ей такси и бродила по подъездной дорожке, пока оно не явилось. Она даже не отдала Джейн ключ от ее номера. Она знала, что если увидит еще кого-нибудь с девичника, то расскажет им, а ей казалось, что чем меньше людей будут об этом знать, тем лучше. Она все еще не придумала, что сказать Грею. Она решила не рассказывать ему о Кан-куне. А ведь та поездка казалась паломничеством в женский монастырь по сравнению с сегодняшним приключением.

Когда такси остановилось, она села и сказала адрес водителю-армянину. Он обернулся и посмотрел на нее:

— С вами все в порядке?

Она воспользовалась его участием и способностью говорить по-английски, чтобы разрешить свою дилемму.

— Если бы ваш лучший друг женился через два дня, а вы бы застали его невесту в постели с кем-то другим, вы бы ему сказали?

— Конечно, я бы сказал ему, — ответил водитель. — Нельзя позволять ему жениться на какой-то шлюхе.

— А если эта шлюха — ваша двоюродная сестра?

Водитель втянул губами воздух, в потом выдохнул, выпуская его обратно:

— Тяжелый случай. Кому вы больше преданы?

— Моему лучшему другу.

— Жениху, верно?

— Да.

— Тогда вы должны сказать ему.

— Но не возненавидит ли он меня за то, что я принесла ему плохие новости? И не возненавидит ли он меня за то, что я позволила ей пить и отдать какому-то парню ключ от номера?

Водитель обернулся и посмотрел на нее:

— Вы — плохой друг.

Зейди вздохнула. Да, плохой.

Проклятие!

Когда Зейди проснулась, ее головная боль могла соперничать с родовыми муками. Или так ей казалось. Ее тело было так сильно обезвожено, что у нее создалось ощущение, будто горло ее сделано из обгоревшей пергаментной бумаги. Не представлялось никакой возможности вылезти из постели. Она останется здесь на всю жизнь. Ей придется преподавать в школе через громкую связь телефона.

Слава Богу, было воскресенье и ей не придется двигаться. А потом она вспомнила.

Сегодня вечером — репетиция свадебного обеда. Она должна встретиться с Греем в полдень, чтобы помочь ему выбрать подарки для шаферов и дружек. Грей. В полдень. Черт!

Она попыталась перевернуться и сесть, но тело ей не помогало. У нее не только было похмелье, но и болело внизу живота — она могла объяснить это только яростной долбежкой пениса огромных размеров.

Добравшись до ванной, она посмотрела в зеркало лишь для того, чтобы встретить там недружелюбное, бледное и виноватое отражение. После того как ее по дороге домой пятнадцать минут осуждал таксист, она еще час вышагивала по своей гостиной, пытаясь придумать, что сказать Грею. «Это была случайность. Просто недоразумение. Обман зрения, если хочешь. Ах да, Хелен никогда не рассказывала тебе о Канкуне? Забавная история».

К тому моменту, когда она легла в постель и отрубилась, она все еще не нашла никакого объяснения, которое бы пощадило чувства Грея и позволило бы ему узнать правду. Не существует простого способа сообщить человеку, что девушка, на которой он собирается жениться, только что занималась сексом с другим парнем. Она вспомнила о пережитом ею самой мгновении обжигающей боли, когда она поняла, что Джек не появится на свадьбе. Никто ей не пытался подсластить пилюлю. Да и как они могли? Они просто сказали ей: «Его нет».