жизнь офицера в столице было довольно дорогой. Для многих поводом к отставке становилась смерть отца, дяди или опекуна и необходимость самому начинать управлять имением, становиться помещиком.
Нередко и женитьба тоже означала конец службе и разгульному холостяцкому житью, переход к мирной и спокойной семейной жизни в родовой усадьбе. Последнее было настолько типично, что Марлинский еще в 1823 году, изображая страстную любовь молодого офицера к юной светской красавице, писал: «…зачем не могу я любить обыкновенно, как другие!.. Зачем, например, не похож я на этих молодчиков, которых везде видят, и никто не помнит, которые всем заняты и собой предовольны, или на товарища моего Форста, который набожно вдыхает в себя флегму предков из наследственной трубки и, чтобы влюбиться классически, ждет ротмистрского чина?»[135]
Действительно, многие гвардейские офицеры через несколько лет после получения чина капитана или ротмистра выходили в отставку с чином полковника и с мундиром. На этом их служба и заканчивалась. Однако если такой офицер из отставки снова поступал на службу, то его принимали тем чином, который он получил на службе, а не при отставке. Например, Аполлон Андреевич Запольский в 1824 году был переведен в Л.-гв. Кирасирский Его Величества полк корнетом. В ноябре 1833 года из ротмистров уволен в отставку с чином полковника. В декабре 1834 года определен снова на службу в Л.-гв. Кирасирский Его Величества полк ротмистром.
Штаб-офицер и обер-офицер Л.-гв. Литовского полка. Литография Л.А. Белоусова. 1832–1833 гг.
Штаб-офицер Л.-гв. Павловского полка в 1826–1827 гг.
Исправный офицер своевременно получал чины, нерадивого могли в качестве наказания обойти чином, отличного по службе производили в чины вне очереди. С получением роты или эскадрона в жизни штабс-капитана, капитана или ротмистра прибавлялось забот и ответственности. В его подчинении оказывалось около 250 солдат-пехотинцев или 120 кавалеристов с лошадьми, но и сам он уже был не юноша, а зрелый человек примерно с десятилетним стажем офицерской службы, что давало ему достаточный опыт. Дослужившись до полковника, офицер гвардейской пехоты получал в своем полку батальон, в кавалерии — дивизион. До 1834 года в гвардейской кавалерии полковники еще командовали дивизионами и эскадронами, а с этого года стали командовать только дивизионами. Иногда из-за отсутствия вакансий в родном гвардейском полку и их наличия в соседнем получение полковничьих эполет могло повлечь за собой перевод.
Офицер Л.-гв. Егерского полка Петр Александрович Степанов вспоминал, как в 1842 году, после многолетней службы в лейб-егерях, был «в августе произведен полковником в Л.-гв. Измайловский полк, и как только обмундировался, явился к великому князю. Он мне сказал, что красные лацканы ко мне очень идут; я был такого мнения, что никакие ко мне так не идут, как черные егерские».[136] Михаил Павлович оценил привязанность офицера к родному мундиру и сначала, в ноябре, прикомандировал его к Л.-гв. Егерскому полку, а в январе нового 1843 года, когда появилась возможность, перевел его в этот полк.
Через несколько лет командования батальоном гвардейского полковника переводили тем же чином в армию на должность командира армейского полка. Напомним, что офицеры «старой гвардии» были выше своих армейских собратьев на два чина, «молодой гвардии» — на один чин. Например, в полках «старой гвардии» штабс-капитан равнялся армейскому майору, капитан был равен армейскому подполковнику. А вот гвардейский и армейский полковники по Табели о рангах были равными чинами, поскольку относились к одному классу. При этом гвардеец командовал батальоном, а армеец — полком.
При Николае I производство офицеров в чины несколько замедлилось. Войн было меньше, и они носили менее кровопролитный характер, чем в начале века, а после победы над поляками в 1831 году Россия вступила в длительный мирный период, продлившийся до 1849 года. К тому же после восстания декабристов власть стала опасаться молодых генералов и полковников. Если в александровское царствование гвардейский офицер (правда, не каждый) мог дослужиться до полковничьего чина в среднем за 10 лет, то теперь средний срок увеличился до 15 лет (крайние случаи составляли от 11 до 20). Средним сроком для получения полка стало 20 лет с начала офицерской службы (не меньше 16 и не больше 23).
Получение полка было важным этапом в жизни гвардейского офицера. Расставаясь с родным полком, с товарищами, с гвардией, с Петербургом, уезжая из столицы в провинцию, полковник получал взамен огромную власть над тысячами людей в армейском пехотном полку или над сотнями людей и лошадей в кавалерийском. Поднималось его материальное положение. Приобретался огромный опыт самостоятельного командования воинской частью, полезный для дальнейшего продвижения по службе. Хорошему полковому командиру гвардейского «происхождения» уже было рукой подать до генеральских эполет.
Обер-офицеры и часовой Кавалергардского полка. Литография из полкового альбома. 1851 г. В центре — А.Н. Теплов
Однако известен любопытный случай добровольного отказа от командования полком и от всей последующей карьеры. Алексей Николаевич Теплов, выпущенный в 1837 году корнетом в Кавалергардский полк, дослужился к 1853 году до полковника, а в 1856 году должен был получить армейский полк. Но привязанность к родному полку, доходившая до фанатизма, оказалась сильнее. Не желая менять привычный мундир на другой, тем более армейский, Теплов вышел в отставку, чтобы навсегда остаться кавалергардом. И даже через много лет, встречая на улице солдата-кавалергарда, Теплов останавливал его, расспрашивал о службе и одаривал деньгами. Если же солдат оказывался из его любимого 4-го эскадрона, которым Теплов когда-то командовал, то отставной офицер вел его к себе обедать.
П.П. Ланской. Худ. В.И. Гау. 1847 г.
Полковник, переведенный из гвардии, и в армейском мундире выглядел бравым гвардейцем и командовал так, как научился этому в гвардии. Через несколько лет один из таких полковников, самый лучший по службе или в боях, самый удачливый и ценимый государем и великим князем, получал первый генеральский чин и должность командира гвардейского полка, нередко своего родного, где его помнили как коренного офицера. Впрочем, командир мог быть и «пришлым» — гвардеец, начинавший службу в другом полку или даже армеец, который служебным рвением обратил на себя внимание императора и заслужил его доверие. Равенство в чинах гвардейского и армейского полковника давало возможность отличившемуся полковнику-армейцу перейти тем же чином в гвардию, стать командующим полком, а затем генералом с утверждением в должности командира полка. Таких пришельцев общество офицеров гвардейского полка встречало настороженно.
Бывали случаи, когда отличный гвардеец-полковник не отправлялся в армию, а сразу или почти сразу после производства в генеральский чин получал гвардейский полк, и даже свой родной. Финляндец Иван Степанович Ганецкий в чине полковника командовал батальоном, в 1854 году возглавил Л.-гв. Финляндский резервный полк, затем был произведен в генералы и в 1856 году сменил генерала Ф.Ф. Ребиндера во главе действующего полка.
Петр Петрович Ланской, тот самый, которому суждено было жениться на вдове А.С. Пушкина, всю свою службу с 1818 года, от юнкера до полковника включительно, провел в Кавалергардском полку. В 1844 году он в чине генерал-майора был назначен командующим Л.-гв. Конным полком, а через два года утвержден командиром полка. У этих двух полков постоянно прослеживается соперничество, конкуренция, и даже некоторый антагонизм. Поэтому для старого кавалергарда Ланского новое назначение было психологически нелегким. Родным Кавалергардским полком в то время командовал его товарищ и лучший друг генерал-майор барон И.А. Фитингоф, и они дали друг другу слово приложить все старания к уничтожению антагонизма между кавалергардами и конной гвардией, и добились в этом некоторого успеха. Однако между этими полками и дальше сохранялся дух соревнования.
Обер-офицеры Л.-гв. Московского, Гренадерского и Литовского полков в 1845–1849 гг.
