Быстрые, очевидно произвольные всплески эволюции в причудливых направлениях говорят мне об одном: о половом отборе. Здесь мы должны начать слушать павлина. Почему павлин имеет хвост, который затмевает остальные части его тела, трепеща и мерцая на солнце великолепными глазчатыми мотивами королевского пурпурного и зеленого цвета? Потому что поколения пав выбрали павлинов, которые щеголяли наследственными аналогами этой экстравагантной рекламы. Почему у самцов нитчатой райской птицы красные глаза и черный гребень с переливающимся зеленым краем, в то время как Вильсонова райская птица обращает на себя внимание алой спиной, желтой шеей и синей головой? Не потому, что их соответствующие диеты или среда обитания предрасполагают эти два вида к их различным цветовым сочетаниям. Нет, эти различия, и те, которые так заметно отличают все другие виды райских птиц, произвольны, причудливы, несущественны для всех – кроме самок райских птиц. Их создает половой отбор. Половой отбор становится причиной необычной, причудливой эволюции, которая уводит в явно произвольных направлениях, подпитывая саму себя, чтобы дать волю диким полетам эволюционной фантазии.
С другой стороны, половой отбор также имеет тенденцию увеличивать различия между полами – половой диморфизм (см. «Рассказ Тюленя»). Любая теория, считающая человеческий мозг, прямохождение или безволосость результатом полового отбора, должна мужественно встретить главную трудность. Нет никаких свидетельств, ни что один пол мозговитее, чем другой, ни что один пол является более прямоходящим, чем другой. Верно, что один пол имеет склонность быть более голым, чем другой, и Дарвин использовал это в своей собственной теории потери человеком волос в результате полового отбора. Он предположил, что в предшествующих поколениях мужчины выбрали женщин, а не наоборот, как обычно в животном мире, и что они предпочитали лишенных волос женщин. Когда эволюция одного пола опережает эволюцию другого (в данном случае женский пол на пути к потере волос), другой пол можно представить как «подтягиваемый вслед за ним». Подобное объяснение мы в некоторой степени должны предложить для такой избитой темы, как мужские соски. Не столь неправдоподобным было бы ссылаться на это, говоря об эволюции частичной наготы мужчин, подтягиваемой вслед за более всеохватывающей потерей волос у женщин. Теория «подтягивания вслед» работает менее хорошо на прямохождении и мозговитости. Уму непостижимо – даже ужасно – когда пытаешься вообразить прямоходящего представителя одного пола, выходящего с четвероногим представителем другого. Однако теория «подтягивания вслед» имеет право на существование.
Есть условия, при которых половой отбор может одобрить мономорфизм. Мое собственное подозрение и Джеффри Миллера (Geoffrey Miller) в «The Mating Mind», что у людей выбор партнера, в отличие, возможно, от выбора партнера у павлинов, идет в обоих направлениях. Кроме того, наши критерии отбора могут быть разными, когда мы ищем долгосрочного партнера и когда мы ищем роман на одну ночь.
В настоящий момент мы возвращаемся в более простой мир павлинов и пав, где самки делают выбор, а самцы ходят вокруг с напыщенным видом и стремятся быть выбранными. Одна версия идеи предполагает, что выбор партнера (в данном случае выбор павами) произволен и причудлив по сравнению, например, с выбором пищи или выбором среды обитания. Но Вы можете обоснованно спросить, почему это должно быть так. Согласно, по крайней мере, одной влиятельной теории полового отбора, теории великого генетика и статистика Р.Э. Фишера (R. A. Fisher), имеется очень веское основание. Я разъяснил эту теорию подробно в другой книге («Слепой Часовщик», Глава 8) и не буду делать это здесь снова. Основная суть в том, что внешность самца и пристрастие самки эволюционируют вместе в своего рода взрывной цепной реакции. Новшества в согласованности предпочтений самок вида и соответствующие изменения во внешности самцов усиливаются в безудержном процессе, ведущем их обоих далее и далее в жестко установленном одном направлении. Нет никакой тщеславной причины, дабы было выбрано именно это направление: просто случайно оказалось, что в этом направлении началась эволюционная тенденция. Случилось так, что предки пав сделали шаг в направлении предпочтения большего веера. Этого было достаточно для запуска полового отбора. Он вступил в действие, и за очень короткое по эволюционным стандартам время павлины, в отличие от пав, вырастили большие и более переливающиеся веера.
Каждый вид райских птиц, многие другие птицы, рыбы и лягушки, жуки и ящерицы ушли в своих собственных эволюционных направлениях к всевозможным ярким цветам или фантастическим формам – но различным ярким цветам и различным фантастическим формам. Для наших целей несущественно, что половой отбор, согласно провозглашенной математической теории, склонен стимулировать эволюцию, уноситься в произвольных направлениях и подталкивать предметы предпочтения к непрактичным крайностям. В главах по эволюции человека возникло предположение, что именно на это похожа стремительная инфляция мозга. А также стремительная потеря волос тела и даже стремительное развитие прямохождения.
«Происхождение человека» Дарвина в значительной степени посвящено половому отбору. Его пространный обзор полового отбора у животных служит вступлением к отстаиванию полового отбора как доминирующей силы в недавней эволюции нашего вида. Его трактовка человеческой безволосости начинается с отказа от рассмотрения – более убедительного, чем его современные последователи считают достаточным – возможности, что мы потеряли свои волосы по прагматическим причинам. Его вера в половой отбор укреплена наблюдением, что во всех расах, сколь угодно волосатых или сколь угодно лысых, женщины склонны быть менее волосатыми, чем мужчины. Дарвин полагал, что предки-мужчины считали волосатых женщин непривлекательными. Поколения мужчин выбирали в партнеры самых голых женщин (
Для Дарвина предпочтение, которое приводит в действие половой отбор, считалось само собой разумеющимся – определенным. Мужчины просто предпочитают гладкокожих женщин, и на этом точка. Альфред Рассел Уоллес, соавтор открытия естественного отбора, ненавидел произвольность дарвиновского полового отбора. Он хотел, чтобы женщины выбирали мужчин не на основе прихоти, а по заслугам. Он хотел, чтобы яркие перья павлинов и райских птиц были признаками, подразумевающими приспособленность. Для Дарвина павы выбирают павлинов просто потому, что в их глазах они симпатичны. Более поздняя математика Фишера поместила эту дарвиновскую теорию на более здравый математический фундамент. Для уоллесовцев (
На постуоллесовском языке уоллесовская женщина, в сущности, читает гены мужчины по их внешними проявлениями, по которым она судит об их качестве. И потрясающее следствие некоторых сложных неоуоллесовских теоретических предсказаний – что мужчины, как ожидается, будут идти по пути облегчения для женщин чтения их качеств, даже если эти качества плохие. Эта часть теории – скорее, ряда теорий – которой мы обязаны А. Захави (A. Zahavi), У. Д. Гамильтону (W. D. Hamilton) и А. Графену (A. Grafen), завела бы нас слишком далеко, хотя это и интересно. Моя лучшая попытка ее толкования находится в примечаниях ко второму изданию «Эгоистичного гена».
Это приводит нас к первому из трех наших вопросов об эволюции человека. Почему мы потеряли свои волосы? Марк Пагель (Mark Pagel) и Уолтер Бодмер (Walter Bodmer) сделали интригующее предположение, что безволосость развилась, чтобы противостоять эктопаразитам, таким как вши и, в соответствии с темой этого рассказа, как отобранная полом демонстрация свободы от паразитов. Пагель и Бодмер следовали за дарвиновской ссылкой на половой отбор, но в неоуоллесовской версии У. Д. Гамильтона.
Дарвин не пытался объяснить женское предпочтение, но довольствовался его постулированием для