сэра Уолтера Рэйли, драматурга Кристофера Марло… Были и версии группового авторства: в общей сложности число «Шекспиров» достигло полусотни. За многими из версий стояли свои доводы, иногда более, иногда менее веские, но ни одна из них не утвердилась как бесспорная. Полемика то утихала, то разгоралась– ответа не было.
…«Теперь, прежде чем приступить к описанию первого итальянского города, расскажу об интересном обычае, который я наблюдал во всех итальянских городах, больших и малых, и подобного коему не видел в других странах, где мне довелось путешествовать; наверное, такого обычая вообще нет ни в какой другой христианской стране.
Когда во время еды итальянцы (а также большинство чужестранцев, постоянно живущих в этой стране) режут жаркое, они используют при этом особенный предмет, похожий на маленькие вилы. В то время как ножом, который он держит одной рукой, итальянец отрезает себе кусок мяса от общего жаркого, в другой руке он держит эту самую рогульку, прижимая ее остриями жаркое. Если же кто-то (кто бы он ни был), обедая в их компании, необдуманно возьмется своими пальцами за жаркое, поданное на стол для всей компании, то в этом увидят оскорбление для всех присутствующих, пренебрежение законом хороших манер, и за такой промах к нему отнесутся с большим презрением, и он может даже получить публичное порицание за свою невоспитанность и неподобающее поведение. Указанный способ принятия пищи, как я убедился, принят во всей Италии, и они делают эти свои вилки большею частью из железа или стали, а некоторые даже из серебра, но серебряными вилками владеют только их джентльмены. Как я понял, причина такого их удивительного обычая – ни под каким видом не брать поданное к столу мясо руками – заключается в том, что пальцы у людей не всегда могут быть чистыми. Потом и я тоже посчитал, что будет добрым делом следовать этому итальянскому обычаю придерживать мясо при разрезании подобными вилками, и я делал это не только, пока был в Италии, но также в Германии, а потом, по возвращении домой, и в нашей Англии, и однажды, увидев это, один весьма просвещенный джентльмен, мистер Лоренс Уитэкер, известный своим веселым нравом, назвал меня за столом канальей – только за то, что я пользовался вилкой, а отнюдь не по какой-либо иной причине».
…Сейчас как-то с трудом верится, что в относительно недавние еще времена (а эти строки относятся к началу XVII века) практически вся просвещенная Европа, уже знавшая книгопечатание, проникшая в Вест– и Ост-Индию, создавшая великие шедевры живописи и зодчества, не ведала такой элементарной вещи, как вилка. Увы, не ведала. Она узнала о ней благодаря Томасу Кориэту и его объемистой книге «Кориэтовы нелепости» (откуда и заимствована приведенная цитата), описавшей его путешествие длиной почти в 2 тысячи миль. Именно благодаря ему Англия узнала назначение невиданного предмета – вилки, и ею смогли начать пользоваться не только канальи, но и люди попроще.
Тому же Кориэту Англия обязана еще и открытием «очень элегантной и прелестной вещицы» – веера: «Делается веер из бумаги и имеет маленькую деревянную ручку; бумага по обеим ее сторонам украшена изящными картинками, изображающими любовные сцены, способные развлечь владельца, а под ними остроумные итальянские стихи или красивые эмблемы… Стоит такой веер недорого, каждый может купить себе эту красивую вещь за сумму, соответствующую нашей английской четырехпенсовой монете».
Он же познакомил соотечественников и с другой «изящной и полезной вещью, которая, однако, стоит гораздо дороже, не менее дуката» – с зонтом («они называют эту вещь на своем языке umbrella и с ее помощью устраивают для себя тень, спасаясь от палящих лучей солнца»): благодаря ему слово umbrella вошло в английский язык.
Кто же такой – этот Томас Кориэт? Нельзя сказать, что он – фигура совсем уж неизвестная. О нем есть обстоятельная статья в британском Национальном биографическом словаре (уже это – факт национального признания; о ком ни попадя там не пишут), ему посвящена монография Майкла Стрэчена, изданная в 1962 году. На русском о нем впервые заговорил Илья Гилилов, отдавший разгадке тайны Шекспира добрых три десятка лет. Итогом его трудов стала книга «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса», в которой он рассказал такое, что поразились даже англичане…
Видимо, не случайно, что разгадка тайны пришла не из Англии, не из Америки, где вроде бы есть все для научной работы – и библиотеки с редчайшими ценными книгами, и подлинные документы, и сам воздух истории. Нашлась она в нашей стране, где Шекспира любят и ценят, но не возводят в степень религиозного культа, где всегда хватало людей талантливых, свободных от догм и предвзятостей, не боящихся идти вопреки мнениям авторитетов.
Гилилов – и в том его кардинальное отличие от многих других, сочинявших гипотезы об «истинном Шекспире», – сознавал, что перед ним проблема научная и ответ на нее нужно искать научными методами.
А для этого нужны факты, конкретные исследования. Он не тасовал колоду современников, пытаясь найти в ней кого-либо, кто по тем или иным интеллектуальным и духовным качествам, по биографическим данным соответствовал бы «шекспировской вакансии». Он жил в далекой от нас эпохе, стараясь постичь ее дух, понять ее систему ценностей, и сама эпоха подсказывала ему направление поисков. Опирался Гилилов только на документированные факты, отбрасывал наслоения всевозможных легенд. Работал по микрофильмам; в Фолджеровскую библиотеку в Вашингтоне получил приглашение уже тогда, когда были сделаны все главные выводы – и выводы неопровержимые. Он первым обратил внимание на странности персонажа по имени Кориэт, оставленные без внимания английскими исследователями. Отчего он путешествовал исключительно пешком, «взяв пару башмаков, одну суму», но при этом останавливался в самых дорогих гостиницах? Почему-то чуть ли не все поэты елизаветинской Англии (в их числе Бен Джонсон, Джон Донн, Майкл Дрейтон, Джон Харрингтон, Иниго Джонс, Генри Пичем – всего 56 имен) посвятили ему восторженные панегирики на 12 языках, а иные – даже с приложением нот для пения. Его ставят в один ряд с Колумбом, Магелланом, Дрейком, Юлием Цезарем, Брутом, Ликургом, Соломоном, Меркурием, Протеем, Роландом, Дон Кихотом, Амадисом Галльским и даже Орлеанской девой!
«Мир обойти быстрее Кориэта, – из смертных кто-нибудь горазд на это?»… «Споем осанну, глоток не жалея, его штанам, протертым до филея!»…
«Сих дней единственное чудо,
Воспеть тебя – взять сил откуда?»…
Полно, уж не похожи ли эти восторги на издевательства? Хью Холланд назвал свое стихотворное славословие «К идиотам-читателям». Не тех ли он имел в виду, кто примет всерьез этот хор ликований? Между прочим, Холланд – один из четырех поэтов, принявших участие в выпуске шекспировского Фолио!
Почему-то нищего путешественника, дорогой кормившего вшей, принимал сам король, дозволяя ему читать назидательные речи перед наследным принцем. Почему-то Джордж Кориэт, отец путешественника, позволял себе сочинять стихотворные опусы с советами самой королеве, а советовал он ей ни больше ни меньше как побыстрее выйти замуж. Пусть это и было опубликовано после смерти Елизаветы I, но кто мог позволить себе такое панибратство? Что же известно о Томасе Кориэте, помимо того, что можно почерпнуть из якобы его сочинений? В книге «О достопримечательностях Англии (Соммерсетшир)» (1662 год) Томас Фуллер сообщает, что в окружении принца Генри, сына Иакова I, был некий Томас Кориэт, с головой, похожей на перевернутую сахарную. «Сама его физиономия носила отпечаток глупости, которую снисходительные люди называли веселостью». Для принца и его компании служил он чем-то вроде шута- придурка, всеобщего посмешища. Известно, что во время одного представления его под хохот зрителей вытащили из сундука и поливали, похоже, не только водой…
Из других источников известно, что родился он в семье священника в маленьком городке Одкомбе, учился в Оксфорде, но курса не закончил. Можно ли всерьез поверить, что этот шут и пьяница вдруг с невероятной скоростью пешком обошел пол-Европы и написал книгу в 950 убористых страниц, полную цитат из латыни и массы всяких познаний? Что Джон Донн величал его гигантом ума? Что высокородные аристократы вроде Джона Харрингтона, крестника Елизаветы I, могли всерьез восхищаться им, величайшим, превосходящим и удивляющим весь мир непревзойденным путешественником? Что он – единственный в истории пешком дошел до Индии?
Конечно же, это фарс, великолепный раблезианский розыгрыш, карнавальная потеха для круга посвященных. «Игра великого Британского ума», как сказано в самой книге. А кто же главный заводила этой игры, ее сценарист и режиссер?
Ключ к этому Гилилов нашел в строках Бена Джонсона: «Роджер было истинное имя, но теперь
