перемен. Играла в театре «Жимназ», где провалилась в роли русской принцессы и даже подумывала покончить жизнь самоубийством. Но у таких жизнелюбивых натур после минут презренной слабости обычно наступает прилив энергии. И Сара поспешила взять реванш, удрав от неприятностей в Испанию, где ей довелось встретиться с бельгийским принцем Анри де Линем, который настолько влюбился, что был готов жениться, но при условии ее отказа от сцены. Однако родня принца пришла в ужас от перспективы породниться с неудавшейся актрисой да к тому же еврейкой. В результате ей пришлось отказаться от возлюбленного. А 22 декабря 1864 года у Сары родился сын, позволивший ей найти утешение в материнстве.

Сын Морис всегда был ее самой большой любовью. И, к счастью, эта любовь была взаимной.

Как только друзья сообщили Саре, что есть возможность получить ангажемент в «Одеоне», она устремилась туда. Ей предложили мужскую роль — Занетто в пьесе Ф. Конпе «Прохожий». В дальнейшем у Бернар будет целая коллекция мужских ролей, которые она очень любила, в том числе Керубино из «Женитьбы Фигаро», шекспировский Гамлет, герцог Рейхитадский, сын Наполеона в драме Э. Ростана.

Неутолимая жажда играть уже не вызывала сомнений в правильности выбранного пути. В «Одеоне» Бернар играла с 1867 по 1872 год. Роль королевы в «Рюи Блазе» Виктора Гюго открыла еще одну сторону ее дарования. Она играла женщину, не ведавшую любви, — меланхоличную, мрачную и несчастную. Но стоило искренней страсти лишь коснуться ее замороженного сердца, как произошло чудесное превращение. «Г-жа Сара Бернар как бы создана для изображения удрученного скорбью величия. Все ее движения исполнены благородства и гармонии, — заливались критики. — Встанет ли она или сядет, пойдет или повернется, длинные складки ее вышитого серебром платья ложатся вокруг нее с поэтической грацией».

За шумихой, поднятой по поводу внезапного возвращения Бернар после «испанских гастролей», мало кто успел заметить ее артистическое и женское совершенство. Драматический роман с принцем, материнство, неутолимое желание во что бы то ни стало утвердиться на сцене — все это позволяло Бернар внести в свою игру новые краски и нюансы. Она придумывала десятки уловок, заставлявших зрителей завороженно следить за каждым ее шагом. Роза, приколотая к корсажу в первом действии, к четвертому облетала. Этот маленький трюк был изящен и крайне красноречив для тонких душ. В Консерватории Сару ругали за то, что она поворачивается к зрителю спиной, и она «научила» свою спину быть выразительнее иных монологов.

Настоящим даром небес был для Бернар ее голос, голос сирены, полный томления и нежности. Говорили, что в ее горле спрятана арфа. К.С. Станиславский, например, считал искусство Бернар ярким примером сценического совершенства от отточенности дикции до выверенности каждого жеста.

Театр «Одеон» стал буквально местом паломничества. Поняв, что жар-птица за хвост уже схвачена, Бернар весьма активно и целенаправленно стала заниматься тем, что сегодня было бы названо промоушеном. Пожалуй, она оказалась первой большой актрисой, которая задолго до появления визуальных средств информации поняла, насколько важна эта задача для карьеры. Способы ее достижения, к которым Бернар прибегала, вызывали потаенные споры и разговоры.

Гроб из красного дерева, обитый внутри стеганым атласом, который актриса повсюду возила с собой, сделался бульварной легендой и, так или иначе, пополнял ряды ее недоброжелателей. Дразня публику эксцентрическими выходками, Бернар поневоле поддерживала разноголосицу мнений одни поклонялись ей как актрисе исключительного таланта, другие — видели в Бернар ловкую, беззастенчивую особу, привлекающую зрителей в театр скандальным поведением.

Когда пожар полностью уничтожил квартиру актрисы, ее обвинили в намеренном поджоге и организации «огненного представления». Примерно такую же реакцию вызвал и полет Сары на воздушном шаре — далеко не безопасное по тем временам мероприятие. Карикатуры, эпиграммы — им, казалось, не было конца. И, разумеется, особую пищу для разговоров давала личная жизнь госпожи Бернар, ее бесконечные романы, завораживающие подробности которых не давали покоя обывателям.

А подробностей этих действительно хватило бы на целую жизнь десятка женщин. Если даже отбросить смелое предположение, сделанное в одной книге, что Бернар соблазнила всех глав государств Европы, то и тогда список ее жертв будет внушительным. Среди ее могущественных поклонников называли наследника английского престола, ставшего позже королем Эдуардом VII, императора Австрии Франца Иосифа I, короля Испании Альфонсо и короля Италии Умберто, а также короля Дании Кристиана IX. Все они не только восхищались ее божественным даром, но и осыпали драгоценными подарками.

Хотя череду ее «высоких» любовников весьма ощутимо теснили партнеры по сцене, затем, как правило, переходившие на роль ее верных друзей.

Ни сцена, ни годы, ни болезни не утоляли потребности ее сердца. Хотя она, не стесняясь, признавалась, что никогда не отдавала всю себя без остатка, и рассудок неизменно играл первую роль в любом ее увлечении. Верила ли она в любовь до гробовой доски Едва ли. Дом ее матери, всегда полный мужчин, стал для нее слишком хорошей и суровой школой чувств. «Чем больше я их видела, тем меньше они мне нравились», — признавалась актриса. Незадолго до своего 70-летия, во время американского турне, она всерьез увлеклась Луи Теллигеном, который вдвое был ее моложе. Их отношения длились четыре года и остались в памяти возлюбленного «божественной Сары» как «самые лучшие» в его жизни.

Магическое воздействие на мужчин, бесспорно, немало послужило для ее славы, но всегда существовавшие моралисты строго осуждали подобные нравы, присущие «вавилонской блуднице».

И вот новая сенсация актрису, имеющую такую репутацию, приглашают в «Комеди Франсез». Через десять лет после своего бесславного ухода из дома Мольера она вошла в него на правах триумфаторши. Правда, за разрыв контракта с «Одеоном» ей пришлось заплатить громадную неустойку. А большинство актеров «Комеди Франсез» едва сдерживали зубовный скрежет — ее возвращение оскорбило множество самолюбий, оттеснив в сторону тех, кто мечтал о выигрышных ролях. Но стихия борьбы, стихия сопротивления отнюдь не были чужды Саре Бернар. А потому она шла напролом, порой не успевая уклоняться от ударов, а порой и сама нанося их.

Как писали тогдашние газеты, ее первое выступление в пьесе Дюма-отца «было неудовлетворительно». Но несмотря на град критики и язвительные уколы, Сара уже начала готовить роль Федры, ту самую роль, в которой ее предшественница актриса Рашель произвела на зрителей неизгладимое впечатление.

Репетиционный процесс был длительным и невообразимо трудным. Даже недруги справедливо изумлялись ее энергии, мужеству и терпению временами ей приходилось прерывать репетицию, потому что у нее начинала идти горлом кровь. Она сумела взять эту трагическую высоту. Ее Федра в стенах мольеровского театра, с давних пор столь к ней недружелюбных, была не просто успехом, она принесла ей настоящую славу. Кто-то из великих сказал, что человека постоянно преследуют две напасти первая — это стремление к желанной цели, вторая — ее достижение. Столь вожделенный когда-то для Бернар «Комеди Франсез» стал все меньше и меньше удовлетворять ее, хотя в скором времени к Федре прибавились и Дездемона, и Андромаха, и много других классических ролей.

Русский театральный критик Лугель, увидев ее игру, был безмерно изумлен тем, что она вообще делала на этой незыблемо академической сцене. По его мнению, эта Бернар просто рождена была быть сокрушительницей всех традиций. Ведь даже невооруженным взглядом было видно, что она актриса нового времени, времени модерна. Ее сценическая природа требовала и иного стиля, и иной техники исполнения, и иных пьес. Бернар лучше, чем кто-либо, явственно осознавала свою «неакадемичность». Недаром же в сердцах она частенько называла дом Мольера «склепом мертвецов».

Однажды к Бернар обратился парижский скульптор Матье Менье с просьбой сделать ее бюст.

— Охотно! — отвечала Сара. Собственные портреты, фотографии и рисунки всегда вызывали в ней живейший интерес.

Позируя Менье, Сара почему-то, как никогда раньше, внимательно следила за всем происходившим. Она не спешила уйти из мастерской и со свойственной ей откровенностью и прямотой или хвалила скульптора, или обращала его внимание на недостатки. Тот же не успевал поражаться точности и профессионализму ее замечаний.

— Да у вас абсолютно верный глаз. Почему бы вам самой не попробовать заняться лепкой

— А и вправду, почему? Дайте-ка мне глину.

Хотя тут же спохватилась, вспомнив о том, что подошло время ехать в театр. Но тот, казалось бы, пустячный разговор не прошел бесследно. Мысль заняться лепкой крепко засела в ее голове «Комеди